назад
Аудиозапись доклада и презентация
Этот доклад можно рассматривать как продолжение предыдущего, где речь шла о глаголе кана, который сегодня выдвигается в качестве основного кандидата на роль эквивалента связки «быть». Однако самими фаласифа (представителями школы арабо-мусульманской философии, опиравшейся на античное наследие) предпочтение в этом отношении отдавалось словам с корнем в-дж-д, прежде всего глаголу первой породы в страдательном залоге: настоящее время — йуджад, «находится», — и масдару (имени действия) вуджуд, «нахождение». Эти слова обычно передаются как «существует», «есть» и «существование», «бытие».
Мы прочитаем страницу из трактата одного из ведущих представителей теоретической мысли суфизма, ал‑Джунайда (ум.910), где глаголы и имя действия с корнем в-дж-д играют центральную роль в рассмотрении одного из главных понятий суфизма — фана. Текст однозначно предполагает процессуальную трактовку этих глаголов и имени действия, в соответствии с которой они указывают на действие действователя, а не на существование или бытие.
Таким образом, глагол ваджада/вуджида («найти/быть найденным) и его имя действия вуджуд могут трактоваться и в духе логики субстанции, и в духе логики процесса. Первая трактовка характерна для фаласифа, наделявших соответствующие слова смыслами существования и бытия. Однако для текста ал-Джунайда однозначно правильна трактовка этих слов, опирающаяся на логику процесса.
Контраст двух логик, субстанциально-ориентированной и процессуально-ориентированной, проявляющийся в трактовках слов с корнем в-дж-д, хорошо объясняет и некоторые характерные ошибки востоковедения в толковании понятия фана, которое обычно передают как «[само]уничтожение [в Боге]» и которое характеризует одну из высших ступеней богопостижения. Трактовка в духе логики субстанции, которая стихийно принимается западными и отечественными востоковедами, неизбежно приводит к парадоксам чисто логического свойства, когда содержание высказывания противоречит его логической форме. В самом деле, если мы приписываем фана («самоуничтожение») суфию, то «суфий», служащий логическим субъектом такого высказывания, в силу содержания высказывания должен утрачивать свою субъектность и, следовательно, разрушать саму логическую форму высказывания. При такой трактовке высказывания о фана превращаются в парадоксы вроде парадокса брадобрея, и рассуждения вокруг этой парадоксальности представляют собой заметный слой исламоведческих работ.
Однако отмеченная парадоксальность является не свойством самого высказывания о фана и не вытекает из «мистичности» и принципиальной иррациональности акта богопостижения, как обычно утверждают исламоведы. Она вытекает исключительно из факта трактовки таких высказываний в логике субстанции. Повторю, что «выбор» субстанциально-ориентированной логики как платформы интерпретации является в общем случае не сознательным, а стихийным: исламовед лишь некритично следует логике, характерной для его собственной культуры.
Логика субстанции, как неопровержимо свидетельствует текст ал-Джунайда, не адекватна понятию фана и потому не может применяться для его рассмотрения и интерпретации высказываний с участием этого понятия, не вызывая фундаментальных искажений. Такие искажения снимаются при переходе к процессуально-ориентированной логике, адекватной рассматриваемому случаю.
Понимание высказываний о фана в логике процесса не приводит к противоречию между логической формой высказывания и его содержанием. Утрачивая свою субъектность (таково содержание высказывания), суфий не утрачивает своей субстанциальности (вывод, неизбежный в логике субстанции, но исключаемый логикой процесса); сохраняя субстанциальность, суфий в состоянии фана утрачивает субъектность, поскольку перестает быть субъектом действия (а не субъектом как субстанцией). «Мистичность» высказывания с точки зрения его содержания сохраняется: «обычному» человеку непросто представить, каким образом субъектом его действий стал бы Бог (а именно об этом повествует текст ал-Джунайда с помощью слов с корнем в-дж-д), а тем более «свидетельствовать» это, т.е. превратить такое представление в свой экзистенциал. Однако от логической парадоксальности не остается и следа: мнимая «иррациональность» снимается выбором адекватной логики интерпретации.
И последнее. «Экзотизация» Востока, против которой бьются борцы с ориентализмом, ими же самими и допускается. Как именно, видно на примере сказанного: некритично принимая характерную для западной культуры логику смысла в качестве универсальной, «общечеловеческой» (а отсутствие различий в логиках мышления — принципиальный тезис антиориентализма, возведенный в ранг несомненного постулата), они вынуждены видеть иррациональность там, где ее нет в самом предмете и где она вызвана лишь неадекватностью логики интерпретации. |
|||||
|
 |
|
    |
|
