Институт Философии
Российской Академии Наук




  Институт философии в годы Великой Отечественной войны
Главная страница » Об Институте » Участники Великой Отечественной войны » Институт философии в годы Великой Отечественной войны

Институт философии в годы Великой Отечественной войны

ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ

В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

 

Сотрудники Института философии встретили войну так же, как и все советские люди. На фронт ушла почти половина сотрудников Института. К началу июля была сформирована группа сотрудников, вступившая в дивизию народного ополчения. В архиве удалось обнаружить этот список[1]. В нём 25 человек. На 1 июня 1941 г. списочный состав Института включал 60 сотрудников, из них – 39 мужчин[2]. Можно сопоставить эти числа: 39 и 25. Следует помнить и о том, что ряд сотрудников Института ушли на фронт иными способами, не через дивизию народного ополчения.

 

После ухода на фронт значительной части сотрудников общее число работающих в Институте составило 23 человека[3]. Сразу после начала войны институт был переведён на военный режим работы. Сотрудникам были выданы противогазы и они были обязаны с ними являться на работу. Было отменено свободное посещение, и все сотрудники и аспиранты должны были находится в рабочее время в Институте во все рабочие дни. Был проведён инструктаж по противовоздушной обороне и назначены ответственные за зашторивание окон по окончании рабочего дня. Из сотрудников была сформирована группа самозащиты здания, включавшая противопожарное, противохимическое, санитарное звенья и звено охраны общественного порядка.

 

Большая работа была проведена в связи с эвакуацией. Ведь эвакуировались не только сотрудники, но и члены их семей. Общий список, составленный перед началом эвакуации, включал 146 человек[4]. Эвакуированным были выплачены подъёмные. Эвакуация сотрудников была проведена раньше намеченного времени. Директор Института П.Ф. Юдин был вхож в высшее руководство страны и мог получать оперативную информацию об изменении линии фронта. В середине октября под Москвой сложилось критическое положение. В ночь с 15 на 16 октября Юдин лично руководил эвакуацией. Сотрудники были подняты с постелей, они собрали вещи и отправились на вокзал. В эвакуацию выехали З.Я. Белецкий, В.Ф. Берестнев, Б.Э. Быховский, Э.Я. Кольман, М.А. Леонов, А.А. Максимов, Ф.В. Путинцев, З.В. Смирнова, О.В. Трахтенберг. В Красноуфимске для них были подготовлены помещения, но в условиях военной неразберихи эвакуированные сотрудники Института оказались в Алма-Ате. Там же оказался и бывший директор Института академик В.В. Адоратский. Он жил в неотапливавшемся доме, в котором из-за холода мог находиться только на кухне, где кухонный стол служил  одновременно и рабочим местом; из-за ревматизма он часто находился в больнице. С 1 декабря 1941 г. он был зачислен на должность и.о. старшего научного сотрудника Института, в результате чего его материальное положение улучшилось[5]. По предложению фактического редактора «Истории философии» Быховского Адоратский стал писать главы для четвёртого тома «серой лошади», который, как известно, не был издан. Имущество Института при эвакуации попало в Ташкент. В связи с этим сотрудник Института Н.П. Васильев был командирован в Ташкент, чтобы перевезти институтское имущество в Алма-Ату[6]. В эвакуацию выехал также С.И. Новиков, но он поселился не в Алма-Ате, а в Павлодаре и в 1942 г. по распоряжению П.Ф. Юдина был уволен из Института[7].

 

Директор Института П.Ф. Юдин остался в Москве. Он почти ежедневно выступал с докладами, которые чаще всего проходили в бомбоубежищах и назначались на утреннее время, в которое меньше всего бомбили. Дважды выезжал с докладами на фронт, до которого в тот момент можно было доехать на трамвае. После разгрома немцев под Москвой Юдин в конце декабря – начале января посетил освобождённую Тулу и Ясную Поляну, а также объехал по поручению руководства города Красноуфимск, Свердловск, Горький. По работе в Институте Юдину помогал Б.Г. Сафронов.

 

Некоторые философы, ранее работавшие в Институте, также находились в Москве по своей основной работе: в аппарате ЦК, в журналах, на философском факультете МГУ. Некоторые были демобилизованы в начале 1942 г. Назревала необходимость сформировать два параллельно работающих отделения Института: алма-атинское и московское. 23 мая 1942 г. П.Ф. Юдин направил обоснование этого предложения начальнику Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александрову[8]. Приказом по Институту от 26 мая 1942 г. эти отделения были сформированы[9]. В состав алма-атинского отделения Института вошли находившиеся в эвакуации В.В. Адоратский, З.Я. Белецкий, Э.Я. Кольман, А.А. Максимов, Ф.М. Путинцев, О.В. Трахтенберг. Руководил работой отделения заместитель директора Института В.Ф. Берестнев. По предложению Юдина для усиления московского отделения из эвакуации были вызваны Б.Э. Быховский, М.А. Леонов, З.В. Смирнова. Леонов был назначен учёным секретарём Института. Работу московского отделения в 1943 г. возглавлял заместитель директора М.М. Розенталь. Юдин решил усилить московское отделение преподавателями философского факультета МГУ: В.Ф. Асмусом, Б.С. Чернышёвым и Г.Г. Андреевым.

 

В.Ф. Асмус, который в эвакуацию не выезжал, занимался в Институте подготовкой учебника логики. Б.С. Чернышёв был вызван из эвакуации для налаживания работы на философском факультете МГУ. 3 июля 1942 г. он защитил свою известную работу о софистах в качестве докторской диссертации. Г.Г. Андреев к тому времени уже успел повоевать. В октябре 1941 г. он добровольно вступил в народное ополчение. Сначала был рядовым, затем командовал отделением автоматчиков 1-го стрелкового батальона 7-го стрелкового полка 5-й Московской стрелковой дивизии Московской зоны обороны. С октября 1941 г. по февраль 1942 г. батальон занимал оборону под Москвой в районе Воронцовского совхоза на Калужском шоссе. В феврале – декабре 1942 г. он был деканом философского факультета МГУ и одновременно с мая 1942 г. старшим научным сотрудником Института философии АН СССР. В 1943 г. был репрессирован. В 1955 г. реабилитирован и вернулся в МГУ.

 

В Москве тогда было плохо с питанием, здания не отапливались. Сотрудники Института по заданиям Киевского райсовета направлялись на работы по разгрузке дров. Вот характерная примета времени: 9 октября 1942 г. профессор Б.С. Чернышёв должен был явиться для разгрузки дров к 8 часам утра в 12-ю базу Мосгортопа, расположенную в Западном порту в районе Фили[10]. Во время бомбёжек Москвы в здание Института попала бомба, произошёл пожар. В пострадавшем здании нельзя было работать. В течение 1942 г. Институт трижды переезжал: в помещения Института энергетики АН СССР, Фундаментальной библиотеки АН СССР, Института Маркса, Энгельса, Ленина[11].

 

На совещании актива Института в 1942 г. было принято постановление о задачах философской работы в условиях войны. Постановление содержало обычные пропагандистские штампы, и вместе с тем в нём был виден определённый идеологический поворот. Философы призывались разоблачать фашистскую фальсификацию истории философии, и при изучении классических философских работ показывать, что они создавались в борьбе с реакционной идеологией. Ставилась задача «выяснить значение русской философии в развитии великого русского народа и мировой цивилизации»[12].

 

Алма-атинское отделение фактически начало работу в феврале 1942 г. Связь между московским и алма-атинским отделениями поддерживалась путём переписки. 6 марта 1942 г. П.Ф. Юдин писал сотрудникам алма-атинского отделения о необходимости усилить работу над третьим томом «Истории философии». При этом он ставил задачей вскрыть те особенности идеологического развития Германии, и, в частности, истории немецкой философии на протяжении полувека, которые привели к формированию фашистской идеологии[13]. Бывший сотрудник Института Г.О. Лукач, находившийся в эвакуации в Ташкенте, выслал 18 февраля 1942 г. Быховскому в Алма-Ату статью о формировании фашистской идеологии[14]. Академик Адоратский перевёл статью с немецкого и внимательно ознакомился с ней. В июне 1942 г. Лукач вернулся в Москву и был восстановлен в штате Института. 8 июля 1942 г. Адоратский написал Лукачу в Москву письмо с высокой оценкой этой статьи и советовал развернуть её в книгу. Одновременно Адоратский написал о том же Юдину[15]. Впоследствии Лукачем была создана известная книга «Разрушение разума» об эволюции иррационалистической философии в Германии от Шеллинга до Гитлера. Важнейшим событием 1942 года в научной жизни московского отделения Института стала защита докторской диссертации Г.О. Лукача «Молодой Гегель» в декабре 1942 г. Институт к тому времени вернулся на Волхонку, 14, и защита прошла в конференц-зале Института. Одним из оппонентов на защите был В.Ф. Асмус[16].

 

В письме алма-атинскому отделению от 2 июня 1942 г. директор Института П.Ф. Юдин подверг его сотрудников критике за пассивность в подготовке и присылке в Москву научной продукции[17]. Он потребовал установить строгие календарные сроки, поскольку под срывом отказалась сдача в набор третьего тома «Истории философии», притом что в том же году планировалось издавать и четвёртый том. Главное, чего требовал директор от сотрудников, это присылки для публикации брошюр на антифашистские темы и по истории русской философии. В ответном письме В.Ф. Берестнев объяснял задержку трудными условиями жизни в эвакуации и большой загруженностью пропагандистской работой по заданию республиканских партийных органов[18].

 

Положение эвакуированных в Алма-Ату сотрудников Института было очень сложным. Приказ о снабжении их по московским нормам не выполнялся. По карточкам не выдавалось ничего, кроме хлеба, а в распределителе почти не бывало никаких продуктов. На свою зарплату они не имели возможности кормить семьи продуктами, продававшимися на рынке. Большинство эвакуированных были пожилыми и больными людьми, которые вели в основном научную работу, и мало кто из них был в состоянии заниматься на постоянной основе преподавательской деятельностью.  По приезде в Алма-Ату они были прикреплены к правительственной столовой и буфету, но с 1 июня их лишили столовского пайка. П.Ф. Юдин как мог пытался исправить эту ситуацию. Он, Кольман и Берестнев неоднократно обращались к казахстанским руководителям, но безрезультатно. 24 августа 1942 г. Юдин написал письмо с просьбой помочь сотрудникам Института на имя первого заместителя председателя СНК СССР В.М. Молотова[19], а 28 июня направил соответствующее письмо первому секретарю ЦК КП(б) Казахстана Н.А. Скворцову[20].

 

Несмотря на сложности, сотрудники алма-атинского отделения Института продолжали выполнять свой служебный долг. Проводился приём кандидатских экзаменов. В феврале 1942 г. была готова рукопись учебника логики Кольмана, которая активно обсуждалась в отделении. Свой курс логики Кольман опробовал, ведя занятия в Казахском государственном университете. В 1942 г. были подготовлены к печати брошюры на актуальные темы сотрудников Института Берестнева, Быховского, Кольмана, Максимова, Путинцева. 8 апреля 1942 г. отделение провело заседание к 20-летию статьи Ленина «О значении воинствующего материализма». Сотрудники высылали свои статьи в редакцию журнала «Под знаменем марксизма», хотя на месте не было необходимой литературы для выполнения заданий дирекции. Одновременно сотрудники вели большую пропагандистскую работу по заданиям лекторской группы при ЦК КП(б) Казахстана, причём не только в Алма-Ате. Они выезжали в другие областные центры Казахстана: Чимкент, Павлодар, Актюбинск. За 1942 год ими было прочитано 220 лекций и докладов. Их статьи печатались в журнале «Большевик Казахстана», республиканской и областных газетах. Была начата работа по написанию очерков общественной мысли в Казахстане.

 

Некоторые сотрудники Института выходили с инициативными предложениями, которые в тот период не были реализованы, но представляют интерес с позиций сегодняшнего дня. Речь идёт в данном случае о Э.Я. Кольмане. Как уже упоминалось, он выполнил задание по созданию учебника логики в связи с введением в средней школе курса логики и психологии. 1 августа 1942 г. он написал начальнику Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александрову о том, что наряду с введением логики и психологии в старших классах средней школы, следовало бы ввести и преподавание этики, так как аналога читавшегося в дореволюционной гимназии «закона божия» советская школа не создала, а работа пионерской и комсомольской организаций не может заменить знание самого предмета этики[21]. 8 декабря 1942 г. в письме на имя заведующего сектором Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Н.Г. Тараканова Кольман выдвинул предложения о развитии философской науки в стране, фактически шедшие в разрез с теми чисто прагматическими установками, которые внедрялись руководством Института. Он писал: «Философская тематика не может по своей природе быть ажурной, её актуализация не должна пониматься упрощённо, как разменивание на мелкие популярные статьи агитационного характера. Нужно сохранить широкую обстоятельную разработку философских проблем – не только истматовских и специально военных, но и по диалектическому материализму и истории философии, не только антифашистских. В первый период войны на основании имевшихся установок был допущен перегиб, усугубившийся тем, что большое количество кадров ушло в армию, где многие вдобавок используются неправильно»[22]. Не всегда роль Кольмана в истории нашей философии была положительной, но эти его предложения были безусловно разумными.

 

Вследствие войны Институт сократился до 30 сотрудников. Ряд секторов были фактически ликвидированы или серьёзно ослаблены. Руководство Института поставило вопрос о реэвакуации сотрудников и увеличении штатной численности Института. 17 февраля 1943 г. из Алма-Аты к месту постоянной работы в Москву выехали сотрудники Института З.Я. Белецкий, Э.Я. Кольман, Ф.М. Путинцев, П.С. Трофимов[23]. 27 апреля 1943 г. они прибыли в Москву. В.Ф. Берестнев приехал ещё раньше – в октябре 1942 г.[24] Алма-атинское отделение Института прекратило своё существование. Стала налаживаться обычная рабочая жизнь Института. 30 сентября 1943 г. были проведены вступительные экзамены в институтскую аспирантуру[25].

 

В течение 1942 г. сотрудники Института готовили к печати третий том «Истории философии». Редактор тома Быховский в январе-феврале 1942 г. выезжал по делам в Куйбышев, куда были эвакуированы центральные учреждения. К июлю 1942 г. третий том «Истории философии» был сдан в производство[26]. 19 января 1943 г. учёный совет Института принял решение выдвинуть три тома «Истории философии» на соискание Сталинской премии[27]. В подготовленном для Комитета по Сталинским премиям обосновании подчёркивалось, что представляемая работа всецело основана на изучении первоисточников и является наиболее фундаментальной работой по философии, выполненной в стране в последнее время. В числе малоизученных тем, которые получили освещение на страницах «Истории философии», были названы римская философия, патристика и схоластика, средневековая арабская и еврейская философия, Кембриджская и Шотландская школы и английская этика XVIII века, американское Просвещение, итальянская, датская и американская философия первой половины XIX века. Указывалось и на то, что в третьем томе осуществлён анализ реакционных философских учений, послуживших одним из источников фашистской идеологии. К получению Сталинской премии были представлены ответственные редакторы издания Г.Ф. Александров, Б.Э. Быховский, М.Б. Митин, П.Ф. Юдин и основные авторы: В.Ф. Асмус, О.В. Трахтенберг и Б.С. Чернышёв[28]. Всем им Сталинская премия была присуждена. Помимо этого приказом по Институту от 22 декабря 1943 г. за успешную работу над «Историей философии» В.Ф. Асмус был премирован в размере 900 рублей, а З.А. Каменский, чья кандидатура на Сталинскую премию не выдвигалась – в размере 700 рублей[29]. Сталинскую премию за главы в «серой лошади» получил также М.А. Дынник. Он работал в Институте в 1928-1930 гг., затем преподавал в МГУ и МИФЛИ, а в 1941-1943 гг. находился в эвакуации в Свердловске. В июне 1943 г. он вернулся к работе в Институте философии АН СССР[30]. Получил Сталинскую премию и находившийся на фронте М.М. Григорьян.

 

31 мая и 11 июня 1943 г. в Институте состоялись специальные заседания всего состава сотрудников, посвящённые обсуждению учебников логики Асмуса и Кольмана[31]. Асмус и Кольман выступили с докладами. В обсуждении приняли участие А.П. Гагарин, А.Ф. Лосев, Я.А. Мильнер, П.С. Попов, М.М. Розенталь, Е.П. Ситковский, П.В. Таванец. Завершил обсуждение П.Ф. Юдин, который рассказал о своей беседе со Сталиным, состоявшейся 29 мая 1941 г., в ходе которой Сталин дал Институту задание подготовить учебник логики для средней школы. Рассказ Юдина ярко характеризует мотивы, которыми Сталин руководствовался, и вытекающие отсюда установки, на которые должны были ориентироваться философы. Сталина интересовали чисто практически соображения, главным из которых было научить руководящих работников докладывать ясно и последовательно. В этой связи Сталин рекомендовал «не бояться» использовать дореволюционные учебники логики, прежде всего учебник Г.И. Челпанова. Также он дал указание ограничиться изложением элементарных законов мышления и не поднимать вопросы теории познания и диалектики. Собственное развитие философское науки его не интересовало, и он прямо повелел: «расскажите об этом без всяких ваших философских выкрутас». В свете этих указаний учебники Асмуса и Кольмана оказались слишком сложными, особенно учебник Асмуса, и было принято решение об их доработке. В целом данное заседание представляет большой интерес для истории логики в нашей стране, также как и организованные в июле 1946 г. Минвузом СССР Курсы для подготовки преподавателей логики в вузах и школах, где с речью выступил академик Г.Ф. Александров[32].

 

В целом, можно сказать, что несмотря на трудности военных лет, в научной жизни Института происходили важные события, такие как защита диссертации Лукача или обсуждение учебников логики Асмуса и Кольмана. Но что мы сегодня знаем о них? Практически ничего. До меня, например, не было записей в листе использования дела об обсуждении учебников. Такое положение не случайно. Оно связано с до сих пор сохраняющимся в нашей историко-философской науке нигилистическим отношением к истории философии советского периода, связанным с отрицанием самого предмета исследования. Немаловажную роль играет и то обстоятельство, что подобные исследования требуют серьёзной архивной работы. Мне думается, было бы правильно знакомить философскую общественность с подобными событиями из истории Института философии. Можно, например, публиковать сокращённые стенограммы.

 

В 1944 г. работа Института вошла в своё обычное русло. 1944 г., вообще, один из важнейших в истории нашей философии. И дело здесь не только в снятии Сталинской премии с третьего тома «Истории философии» – это лишь верхушка айсберга. Анализ всей совокупности источников показывает, что в 1944 г. произошла смена философского руководства: группу Митина сменила группа Александрова. Это сопровождалось арестом и репрессированием шести сотрудников Института – сторонников Митина. Но это уже совсем другая история, которая выходит за рамки темы «Институт философии в годы Великой Отечественной войны».

 

В заключение хотелось бы выразить глубокую благодарность всем участникам Великой Отечественной войны, и ушедшим, и тем, кто работает. Наши погибшие на фронте коллеги принесли в жертву свои мечты, идеи, творческие планы, но их духовная энергия не пропала, она питает нас сегодня.

 

С.Н. Корсаков




[1] Архив РАН. Ф. 1922. Оп. 1. Д. 102. Л. 34.

[2] Там же. Д. 104. Л. 44-46.

[3] Архив РАН. Ф. 1922. Оп. 1. Д. 102. Л. 33.

[4] Там же. Д. 104. л. 44-46.

[5] Там же. Д. 102. Л. 36.

[6] Там же. Л. 37.

[7] Там же. Д. 104. Л. 74; Д. 108. Л. 1,; Д. 117. Л. 1-5, 8.

[8] Там же. Д. 108. Л. 1.

[9] Там же. Д. 107. Л. 10.

[10] Там же. Л. 12.

[11] Там же. Д. 111. Л. 9-об.

[12] Там же. Д. 115. Л. 3.

[13] Там же. Д. 117. Л. 6.

[14] Там же. Л. 17.

[15] Там же. Л. 19.

[16] Там же. Д. 118.

[17] Там же. Д. 117. Л. 13-15.

[18] Там же. Л. 25.

[19] Там же. Д. 108. Л. 3.

[20] Там же. Д. 117. Л. 16.

[21] Там же. Д. 108. Л. 2.

[22] Там же. Д. 111. Л. 10.

[23] Там же. Д. 119. Л. 1.

[24] Российский государственный архив социально-политической истории. Учётная карточка члена КПСС № 03078588 (1973).

[25] Архив РАН. Ф. 1922. Оп. 1. Д. 119. Л. 6.

[26] Там же. Д. 111. Л. 4.

[27] Там же. Д. 125. Л. 4.

[28] Там же. Л. 2-3.

[29] Там же. Д. 119. Л. 8.

[30] Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 100. Д. 348345.

[31] Архив РАН. Ф. 1922. Оп. 1. Д. 126.

[32] Архив РАН. Ф. 684. Оп. 2. Д. 96.