Институт Философии
Российской Академии Наук




Расширенный поиск »
  Электронная библиотека

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  К  
Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  Ф  Х  
Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я
A–Z

Издания ИФ РАН

Русская философия


Главная страница » Книги » Электронная библиотека »

Электронная библиотека


Лесевич В.В.

Что такое научная философия?*

ЭТЮДЪ В.ЛЕСЕВИЧА

Глава I. Введенiе

Не разъ была уже повторяема исторiя о томъ, какъ древняя всеобщая наука – философiя постепенно выдƀляла изъ себя одну за другой отдƀльныя спецiальныя науки и какъ, въ концƀ-концовъ, содержанiе этой нƀкогда всеобщей носительницы знанiя всецƀло ушло въ отдƀльные ручьи, такъ что ветхой деньми «наукƀ наукъ» предстояло или отождествиться съ общею ихъ совокупностью, или перестать существовать. О томъ, какъ разрƀшилась эта дилемма, мы скажемъ послƀ, а теперь остановимся только на той безспорной истинƀ, что рƀшенiе грядущей судьбы философiи, успƀвшей преодолƀть кризисъ, обусловленный отторженiемъ отъ нея отдƀльныхъ наукъ, должно воспослƀдовать не въ силу мечтательныхъ паренiй, грёзъ, бреда, созерцанiя, прозрƀнiя или чего-нибудь подобнаго, а въ силу развитiя положительнаго знанiя, т.е. знанiя, опирающагося на факты, имƀющаго своею основою данную опытомъ фактичность. Понятiе о такой философiи познанiя или «научной философiи», угрожая праздноболтанiю и мечтательности, встрƀчается, конечно, не особенно гостепрiимно тамъ, гдƀ сила привычки, рутина, косность, мистическiя блужданiя сжились съ представленiемъ философiи, посягающей познать все вдругъ, стремящейся миновать

 

* Что такое научная философия? Этюдъ В.Лесевича. – С.-Петербургъ: Типографiя И.Н.Скороходова (Надеждинская, 43), 1891.

 

 

–  2  –

 

всƀ препятствiя, мƀтящей на скорое упраздненiе всƀхъ открытыхъ вопросовъ. Въ доброе старое время, въ то далекое время, когда «наука наукъ» и мать всякаго познанiя только-что еще нарождалась, упрежденiе это не только не было зломъ, но истиннымъ благомъ и гнетущею необходимостью, такъ какъ никакiя наблюденiя, по справедливому мнƀнiю Ог.Конта, не были возможны до тƀхъ поръ, пока не существовало еще никакой теорiи. Изъ этого положенiя не нашлось бы никакого выхода, если бы онъ счастливо не открылся въ самобытномъ возникновенiи супра-натуралистическихъ воззрƀнiй – этой формы первобытной дƀятельности человƀческаго ума. Совсƀмъ иныя условiя настали съ тƀхъ поръ, когда эти первоначальныя стадiи были пройдены и когда всякiй новый вопросъ представлялся уже настолько сложнымъ и въ такой мƀрƀ обставленнымъ всякаго рода трудностями, что ранƀе его разрƀшенiя, болƀе того, ранƀе правильной его постановки, приходилось выдƀлить его изъ общей совокупности предлежащихъ для разрƀшенiя вопросовъ, затƀмъ подвести его подъ одну изъ установленныхъ категорiй и, наконецъ рƀшать сообразно съ тƀми прiемами научнаго метода, которые приспособлены были къ соотвƀтственной группƀ явленiй. На этомъ пути гипотезы, если и являлись возможными, требовали повƀрки и, во всякомъ случаƀ, должны были не смƀшиваться съ твердо установленными положенiями и строго различаться отъ нихъ, какъ положенiя временныя, предварительныя, ждущiя еще рƀшенiя своей участи – принятiя или отверженiя – и сами пока ничего не подтверждающiя, ничего не доказывающiя, ни въ какомъ случай не могущiя являться точками исхода для умозрительныхъ построенiй.

Само собою разумƀется, что распространенiе такого воззрƀнiя на всƀ области познанiя не могло совершиться скоро. Труднƀйшiе и сложнƀйшiе вопросы долго, и очень долго, витали еще въ той сферƀ неопределенной общности, которая, какъ казалось, стремилась сохранить за собою навсегда, какъ преданiе старины – руководящее первенство гипотезъ – продуктовъ свободнаго творчества философствующихъ поэтовъ. Психологическiе и тƀсно примыкающiе къ нимъ гносеологическiе вопросы, въ

 

 

–  3  –

 

силу традицiи сохранившiе онтологическiй характеръ, и теперь еще не могутъ окончательно вырваться изъ объятiй блуждающей мысли, усиливающейся посредствомъ новыхъ хитросплетенныхъ комбинацiй остаться со старыми рƀшенiями, привычными, какъ ей, такъ и окружающей, держащей ее въ своей часто всевластной зависимости, средƀ. На этой почвƀ коренится то вращенiе въ бƀличьемъ колесƀ, которое здƀсь такъ давно и такъ неизмƀнно идетъ изъ поколƀнiя въ поколƀнiе. Обычное, привычное обладаетъ цƀпкостью: чтобы вырвать его съ корнемъ, необходимо время и время. Какъ часто и теперь, взявъ въ руки новую книгу, сперва видишь передъ собою умъ, будто бы ищущiй новыхъ путей, но вскорƀ замƀчаешь, какъ мало-помалу обманчивыми и замаскированными изворотами совершается возвращенiе на торную дорожку рутины и какъ подъ новыми названiями возрождается все та же хорошо извƀстная старина все та же сильно прискучившая химера. На глазахъ у читателя возстаетъ изъ тьмы и мало-по-малу обрисовывается ея причудливый обликъ. Да, это она, левъ – головою, задомъ – драконъ и коза – серединой. Къ ней взываютъ философствующе пiиты, съ трепетомъ ожидая, что она завертится или, по капризу извƀстнаго поэта, залаетъ, требуя брачныхъ узъ съ наукою. Такiя или подобныя фикцiи, смƀшиваясь съ вожделƀнiями алчущихъ и жаждущихъ загадочности, таинственности, тьмы, пышно разрастаются на почвƀ обыденнаго мышленiя сƀренькой жизни и всякаго рода внƀшнихъ благопрiятныхъ условiй, и «plus зa change, plus зa reste la mкme chose».

Не всƀмъ же, однако, бƀжать въ прошедшее или путаться въ паутинƀ грёзъ; есть, къ счастью, и такiе, которые могутъ сохранять неуязвимость не только при сопоставленiи съ пошлыми, но даже и истинно-талантливыми реставраторами антикварнаго хлама и хитроумными вƀстовщиками всякаго рода философской галиматьи. Въ вƀчной борьбƀ съ рутиной и лицемƀрiемъ, они знаютъ, что торжество истины не позади насъ, а впереди, хотя знаютъ также и то, что истина не вчера народилась на свƀтъ и что первые шаги ея хоть трудно, но возможно указать въ туманной дали минувшаго. Озабоченные задачами,

 

 

–  4  –

 

выпавшими на ихъ долю, они знаютъ, что имъ доводится переживать такой кризисъ философiи, подобнаго которому нельзя отыскать въ прошедшемъ, а потому перипетiи этого кризиса и исходъ его поглощаютъ все ихъ вниманiе.

Философiя въ прежнемъ значенiи этого слова перестала существовать; содержанiе ея разобрано по частямъ отдƀльными науками, послƀдняя изъ коихъ установилась на томъ остаткƀ всеобщаго знанiя, который иные продолжаютъ и до сихъ поръ считать отдƀльною наукою.

Передъ тƀмъ, кто не раздƀляетъ такой иллюзiи, возникаетъ такимъ образомъ во всƀмъ своемъ объемƀ вопросъ о томъ, что же такое философiя, гдƀ она, гдƀ должна быть? Разрƀшая этотъ вопросъ, приходится прежде всего выяснить границы, отдƀляющiя историческое значенiе понятiя философiи отъ того живого и дƀйствительнаго ея значенiя, которое вытекаетъ изъ положенiя вещей настоящаго времени и неуклонно требуется логикою, считающеюся съ этимъ положенiемъ. Очевидно, что если бы удалось опредƀленно обозначить эту разграничительную линiю, то сдƀлалось бы возможнымъ представить времени экстенсивную сторону дƀла. Разъ воззрƀнiя, составляющiя содержанiе рутиннаго понятiя философiи, будутъ признаны мнимыми, фиктивными, они навсегда перейдутъ въ пережитое преданiе и сами по себƀ станутъ уже предметомъ изученiя, какъ симптомъ тƀхъ фазисовъ, черезъ которые проходило развитiе человƀческой мысли. Изъ достоянiя мнимой науки симптомъ этотъ станетъ достоянiемъ науки о мнимомъ, попадетъ въ вƀдƀнiе той части психологiи, которая занимается изученiемъ первобытнаго мышленiя и работа которой идетъ по пути, прямо противоположному тому, которымъ создалась мнимая наука. Тогда какъ эта послƀдняя заключалась въ систематизацiи мнимыхъ воззрƀнiй и иллюзорныхъ представленiй, задачею положительной науки является разложенiе ихъ, опредƀленiе ихъ составныхъ элементовъ, указанiе ихъ психическихъ корней: тƀхъ стимуловъ, импульсовъ, эмоцiй, – словомъ, всего того процесса, благодаря которому могли выроста и окрƀпнуть представленiя и понятiя, являющiяся теперь отжившими, отслужившими свою службу. Но

 

 

–  5  –

 

если жизнь какого-нибудь воззрƀнiя будетъ прослƀжена отъ его колыбели и до могилы, если смерть его будетъ достодолжно констатирована, то что должны мы будемъ сказать о тƀхъ, которые станутъ брать его сюжетомъ своего рода сказки о бƀломъ бычкƀ? Томительный пересказъ пережитаго подогрƀваемый или патологическими импульсами, или искусственнымъ паɵосомъ, можетъ, конечно, мƀтить только на людей соотвƀтственныхъ настроенiй и серьезнаго значенiя въ себƀ не заключаетъ. Давно, очень давно, еще въ XIII столƀтiи, была высказана мысль, что «желанiе послужить потомству не однимъ только многорƀчiемъ побуждаетъ къ изложенiю мыслей, нетронутыхъ еще другими... Излишнiя же рƀчи человƀка, занятаго повторенiями, не приносятъ пользы, а могутъ лишь внушить отвращенiе». Еще опредƀденнƀе высказался одинъ изъ мыслителей нашего вƀка:

 

 «...der menschliche Geist durchlдuft in seiner Entfaltung

Ganz denselben Prozess wie der organische Leib.

Erst verzehrt er den Stoff heisshungrig und wandelt ihn in sich;

Hat er ihn assimilirt, wirft er das Unnьtze weg.

.............................................................................

Aber wie in der Natur Schmeissfliegen verzeheren den Unrath

Mit Appetit und Genuss, weisen Gesetzen gemдss,

Also...»

Итакъ, оставляя далеко за собой невразумительныя иллюзiи обаятельныхъ въ оное время глашатаевъ импровизированнаго знанiя, философiя при свƀтƀ критики и опорƀ положительной науки осмотрительно выступитъ на новый путь, новый – для философiи, старый – для опытнаго знанiя, – путь, прославленный всƀми прочными завоеванiями человƀческаго ума и едва-едва извƀстный для представителей высшихъ обобщенiй, такъ какъ только весьма небольшая группа мыслителей сдƀлала изъ него и путь философiи.

 

 

–  6  –

 

Новый штандпунктъ философiи является дiаметрально противоположнымъ тому, на которомъ она стояла въ эпоху послƀднихъ для метафизики торжествъ по-Кантовской реакцiи. Тогда Гегель восклицалъ, что онъ, подобно мореплавателю, долго носившемуся по бурному морю, видитъ, наконецъ, твердую землю, «настоящее отвлеченное мышленiе», мышленiе Декарта – первый шагъ къ его собственному «чистому умозрƀнiю»; теперь «чистое умозрƀнiе» заволоклось туманомъ, никакой твердой земли въ «настоящемъ отвлеченномъ мышленiи» не оказалось, миражъ исчезъ. Теперь не случайность должна открыть намъ «берегъ», «твердую землю», теперь мы твердо и сознательно вступаемъ на него и знаемъ, что на этомъ берегу, на этой «твердой землƀ» давно уже красуется несокрушимая работа цƀлаго ряда поколƀнiй, что дальнƀйшая работа трезвой человƀческой мысли будетъ идти или здƀсь, или нигдƀ.

Начало выработки указываемой нами точки зрƀнiя восходитъ, какъ извƀстно, къ Локку и Юму; позже, подъ влiянiемъ успƀховъ положительнаго знанiя, выработка эта идетъ все болƀе и болƀе твердою поступью; отдƀльныя науки крƀпнутъ и все рƀшительнƀе и рƀшительнƀе тƀснятъ обособленную область философiи и, наконецъ, когда эта послƀдняя сводится къ одной теорiи познанiя, возникаетъ вопросъ: что же станется съ философiей, когда и теорiя познанiя завоюетъ себƀ положенiе отдƀльной и самостоятельной науки?

Роль теорiи познанiя, стоящей теперь на стражƀ научнаго духа философiи, опредƀлилась ясно. Когда подъ влiянiемъ успƀховъ психологiи она возросла и окрƀпла до значенiя вполнƀ научнаго, отъ старой всеобъемлющей и не расчлененной науки – философiи – не осталось никакого обломка, которому можно было бы приписать свойства универсальнаго всеобъемлющаго познанiя; мƀсто такого познанiя занялъ рядъ отдƀльныхъ самостоятельныхъ наукъ, и философiя – если ей хотƀли придавать прежнее значенiе – исчезла. Многiе мыслители оставили названiе философiи за теорiей познанiя; другiе съузили такое значенiе теорiи познанiя, придавъ ей названiе философiи въ тƀсномъ смыслƀ, – и самую философiю отождествили съ наукой,

 

 

–  7  –

 

не тою или этою наукой, но наукой вообще, наукой въ самомъ широкомъ смыслƀ этого слова; третьи, какъ мы и увидимъ въ послъднихъ главахъ статьи, остановились только на этомъ послƀднемъ значенiи и окончательно отвергли возможность существованiя философiи какъ отдƀльной науки. Намъ и предстоитъ ознакомить читателя съ фактами указываемой нами эволюцiи. Извƀстное направленiе ея и характеръ заключительнаго ея момента мы приписываемъ, воздƀйствiю поднявшейся до высоты науки теорiи познанiя. Она, какъ средоточiе критики всƀхъ научныхъ понятiй, какъ провƀрочный пунктъ, гдƀ подвергали испытанiю ихъ смыслъ и значенiе, привела, наконецъ, умы къ сознанiю необходимости великой перемƀны, – необходимости разлуки съ одною изъ тƀхъ иллюзiй, къ которымъ вƀковая привычка заставила относиться какъ къ чему-то необходимому, неизбƀжному. Стало ясно, что философiя, древняя всенаука, распалась, разложилась, превратилась въ цƀлый рядъ твердо отграниченныхъ, самостоятельныхъ и опредƀленныхъ частей. Что же будетъ далƀе? Ужели жаждущiе познанiя останутся безъ философiи? Нƀтъ, есть еще выходъ изъ этого кризиса, – воскликнули почитатели священной тƀни, – пусть философiей будетъ тотъ послƀднiй обломокъ, который остался отъ распаденiя старой всеобъемлющей науки. Ничего не значитъ, что эта новая философiя является лишенною той гордости, которая внушала ея предшественницƀ сознанiе законодательствующей роли въ области знанiя; ничего не значитъ, что скромная теорiя познанiя не живетъ уже мыслью о пренебреженiи къ опыту и о воздƀйствiи на познающую мысль посредствомъ какого-то превыспренняго созерцанiя; все это не важно; лишь бы ничей кощунствующiй языкъ не дерзнулъ произнести дерзкихъ словъ: философiя болƀе не существуетъ! Всƀ эти опасенiя были, однако же, совершенно напрасны: если философiя перестала существовать какъ отдƀльная наука, то это не значитъ еще, что она исчезла. Ея нƀтъ здƀсь, нƀтъ тамъ; но за то она есть вездƀ, она есть во всякой отдƀльной наукƀ и во всƀхъ наукахъ вмƀстƀ; она есть вездƀ, гдƀ познанiе имƀетъ органический ростъ, гдƀ она сливается въ обобщенiя, гдƀ она поднимается

 

 

–  8  –

 

до отвлеченiй, гдƀ она умƀетъ овладƀвать своимъ матерiаломъ и не застываетъ на первыхъ стадiяхъ своего роста. Философiя, переставъ быть отдƀльною самостоятельною наукой, сдƀлалась мƀрою высоты и захвата познающей силы; она не отдƀляетъ себƀ особой области, не претендуетъ на отдƀльный объекта и свой собственный методъ; но ей и не нужно всего этого: она опять стала наукой въ широкомъ значенiи этого слова, она опять получила значенiе познанiя въ возвышеннƀйшемъ и прекраснƀйшемъ смыслƀ этого слова.

Можно сказать, нƀсколько измƀняя, впрочемъ, мысль одного поэтизирующаго мыслителя, что напрасно думаютъ, будто опытная наука – не вся наука, будто она только преддверiе ея и будто предстоитъ пройти но мало дверей, прежде чƀмъ удастся попасть въ самое святилище. И что же? Вступающiй въ это святилище тотчасъ же можетъ замƀтить, что онъ очутился какъ разъ въ такомъ же положенiи, въ какомъ не разъ бывалъ посƀтитель храма Аммонъ-Ра, лицомъ къ лицу съ тайною, съ закрытымъ ковчежцемъ. Но вотъ гiерофантъ открываетъ ковчежецъ – и тамъ ровно ничего нƀтъ. Тогда только становится ясно, что поиски были направлены не въ ту сторону, что разгадка нигдƀ не лежитъ какъ кладъ, что поразившая насъ пустота содержанiя того объекта, на который мы произвольно и неосмысленно возложили всƀ наши надежды, знаменуетъ ту великую полноту мiра, который вƀчно раскрыть нашему пытливому взору и отъ котораго мы отвращаемъ глаза свои только потому, что заранƀе рƀшили найти всеразрƀшающую разгадку тамъ, гдƀ царитъ безнадежнƀйшее ничто.

Если роль теорiи познанiя въ выработкƀ того взгляда на философiю, на который мы теперь указываемъ и который мы изложимъ позже съ большею полнотой, намƀчена нами вƀрно, то придется согласиться, что трудно преувеличить важность этой новой науки для всего современнаго научнаго строя. Сколько пустой, безполезной работы разъ навсегда устранено; сколько плодотворныхъ силъ направлено на вƀрный путь; сколько праздныхъ и безтолковыхъ споровъ обойдено! Иной скажетъ, пожалуй, что этой же цƀли достигъ и Ог.Контъ помимо всякой

 

 

–  9  –

 

теорiи познанiя, къ чему же она? Но утвeржденiе это будетъ большою ошибкой. Ог.Контъ не достигъ, а только хотƀлъ достигнуть этой цƀли; но его прiемъ именно и вскрывалъ причину его неудачи. Основоположенiя Конта догматичностью своею производили впечатлƀнiе какихъ-то внушенныхъ произволомъ декретовъ, да къ тому же, декреты эти никогда и не давали достаточно твердыхъ и опредƀленныхъ указанiй и самъ законодатель путался именно въ томъ, что законы его брались разъяснить вполнƀ и окончательно. Да и какъ же случилось, – спрашивалъ пытливый слушатель, – что изъ цƀпи фактовъ неизвƀстно почему оказалось вынутымъ звено? Развƀ актъ познанiя – не фактъ, достойный изученiя? Тамъ, гдƀ вопросы такого рода еще возможны, нƀтъ еще достиженiя цƀли, указанной нами выше, нƀть завершенiя эволюцiи, о которой мы говоримъ.

Но, кромƀ общаго воздƀйствiя на ходъ развитiя понятiя философiи въ новƀйшее время, теорiя познанiя имƀетъ еще и свое опредƀленное и важное значенiе и для каждаго отдƀльно взятаго момента развитiя. Теорiя познанiя, какъ трибуналъ всƀхъ научныхъ понятiй, становится основною дисциплиной научной философiи, и отсутствiе этой дисциплины, какъ то было много разъ указываемо, оказывается всегда не безнаказаннымъ ни для какой философiи, ни для какого отдƀльно взятаго философа.

Но, скажутъ намъ, слышатся голоса, могущiе служить предостереженiемъ относительно опасностей, лежащихъ на томъ пути, на который мы вступили, – говорятъ, что теорiя познанiя самымъ предательскимъ образомъ скрываетъ за собою метафизику, такъ что у поддающагося чарамъ новой сирены легко можетъ «увязнуть коготокъ» и самъ онъ неизбƀжно попадетъ во «власть тьмы». Н.Я.Гротъ, напримƀръ, утверждаетъ, что теорiя познанiя есть наука полуметафизическаго, полупсихологическаго характера, а г. Козловъ, какъ извƀстно, противникъ г. Грота, видитъ въ философiи двƀ неотдƀлимыя другъ отъ друга стороны: метафизику и теорiю познанiя и опредƀляетъ соотношенiя этихъ сторонъ слƀдующимъ образомъ: «всякая философская система первоначально собираетъ и указываетъ факты познанiя

 

 

–  10  –

 

(данность познаваемаго мiра), далƀе переходить къ метафизикƀ или предположенiю (гипотезƀ) о сущности мiра и потомъ этою гипотезой повƀряетъ данное познанiе, т.-е. теорiя познанiя переходить въ метафизику и эта, въ свою очередь, опять въ теорiю познанiя»[1]. Профессоръ же Краковскаго университета Рациборскiй приписываетъ мнƀнiе о неуловимомъ переходƀ теорiи познанiя въ метафизику не кому иному, какъ одному изъ представителей научной философiи, Фридриху Паульсену[2]. Какое значенiе имƀютъ эти предостереженiя?

Что касается предостереженiй со стороны гг. Грота и Козлова, то какой бы антагонизмъ ни раздƀлялъ ихъ, для насъ все же таки мнƀнiя ихъ обоихъ одинаково не убƀдительны: г. Гротъ, увлекаясь своимъ псевдо-научнымъ неразличенiемъ мышленiя и познанiя, былъ неизбƀжно приведенъ къ отрицанiю научной состоятельности «такъ называемой» теорiи познанiя; онъ утверждаетъ, что если теорiя познанiя останавливается на такихъ вопросахъ, какъ вопросы о пространствƀ, времени, причинномъ отношенiи и т.д., то этого уже и достаточно, чтобы признать метафизичность однимъ изъ присущим, ей свойствъ (стр. 13 и 15). И, однако же, въ другомъ мƀстƀ своей книги онъ съ полною опредƀленностью выясняетъ, что не содержанiе вопроса обусловливаетъ метафизичность его характера, а методъ его разрƀшенiя. Онъ говорить, что метафизическiя понятiя о матерiи, о душƀ и т.д. составляютъ только опыты обработки отвлеченныхъ понятiй, – опыты, которые всегда будутъ составлять лишь ступень къ развитiю совершенно новыхъ образовавнiй – научныхъ идей, построенныхъ при участiи вполнƀ научныхъ или «экспериментальныхъ» методовъ и исключающихъ всƀ тƀ субъективныя воздƀйствiя нашихъ чувствъ, которыя играютъ еще вƀсьма важную роль при первоначальной обработкƀ этихъ понятiй (стр. 227). Изъ этого ясно видно, что теорiя познанiя можетъ обойтись и безъ «витанiя въ области

 

 

–  11  –

 

совершенно произвольныхъ отвлеченiй» (стр. 47) и, слƀдовательно, можетъ стать изъ метафизической и полуметафизической вполнƀ научною. Да если бы этотъ счастливый исходъ не представлялся совершенно осуществимымъ, возможно ли бы было самому г. Гроту поставить рядомъ со своими психостатиками и психодинамиками собственную «свою теорiю познанiя»? Находя именно эту «свою теорiю познанiя» на стр. 221-й, мы не имƀемъ никакого права считать ее даже и полуметафизическою, a всенеизбƀжно признаемъ наукою въ полномъ значенiи этого слова. Само собою разумƀется при этомъ, что предостережете, внушаемое намъ реформированною логикой, теряетъ для насъ всякое значенiе. Еще менƀе внушительнымъ представляется намъ предостережете, исходящее со стороны г. Козлова. У этого мыслителя познанiе, едва вырвавшееся изъ объятiй спецiально ему посвященной теорiи, кидается въ лоно метафизики и затƀмъ, тотчасъ же, безъ дальнƀйшихъ прелиминарiевъ, ставитъ уже вопросъ о «сущности» мiра. Но, спрашивается, при чƀмъ была тутъ теорiя познанiя, если она оставила эту злосчастную идею «сущности» безъ малƀйшаго съ своей стороны воздƀйствiя и съумƀла сохранить за ней всю ту примитивность, которая была сообщена идеƀ породившимъ ее наивнымъ, обыденнымъ мышленiемъ? Если только таковъ результата скитанiя идей отъ теорiи познанiя къ метафизикƀ и обратно, то, повторяйся онъ три или трижды три раза, познанiе отъ того въ выигрышƀ все равно не останется. Теорiя познанiя такого пошиба, само собою разумƀется, всегда можетъ переходить въ метафизику, такъ какъ ее можно и совсƀмъ упразднить, нисколько не измƀняя плачевныхъ судебъ самого познанiя. Изныванiе надъ вопросами о «сущностяхъ» и т.п. фикцiяхъ, т.-е. погруженiе въ пучины метафизики, остается неотвратимымъ; но неотвратимое для показной теорiи познанiя не остается неизбƀжно таковымъ же и для теорiи познанiя реальной.

Переходя теперь къ замƀчанiю г. Рациборскаго, мы для провƀрки его должны обратиться къ статьƀ, на которую ссылается Краковскiй профессоръ, и удостовƀриться, правильно ли

 

 

–  12  –

 

сдƀлана ссылка. Ознакомленiе со статьей Паульсена, къ счастью для насъ, не будетъ экскурсiей въ какую-нибудь сопредƀльную область, а явится только пополненiемъ и завершенiемъ занимающаго насъ вопроса. Смƀемъ надƀяться поэтому, что читатель не посƀтуетъ на насъ за удлиненiе этой главы еще лишнею страницей Статья Паульсена, появившаяся 11 лƀтъ тому назадъ въ философскомъ журналƀ Авенарiуса, тƀмъ для насъ и дорога, что съ первыхъ же страницъ устанавливаетъ чуждое всякимъ колебанiямъ различенiе всƀхъ философскихъ системъ на гносеологическiя или критическiя и догматическiя или метафизическiя. Основными вопросами системъ первой группы Паульсенъ считаетъ вопросъ о значенiи познанiя и о происхожденiи его, основными вопросами системъ второй группы – проблему качества частей и состава цƀлаго. Уже въ этомъ, сдƀланномъ твердою рукой, подраздƀленiи видно ясное противопоставленiе теорiи познанiя метафизикƀ; но различенiя, сопутствующiя общему изложенiю теорiи Паульсена, отнимаютъ даже и малƀйшiй поводъ къ какому бы то ни было недоразумƀнiю. Паульсенъ начинаетъ съ того, что указываетъ на давленiе, претерпƀваемое теорiей познанiя отъ метафизики вслƀдствiе предпочтенiя, обычно отдаваемаго послƀдней. Тƀсное сближенiе этихъ двухъ дисциплинъ стƀсняло развитiе той, которой придавали подчиненное положенiе, потому что ее разрабатывали и цƀнили съ чуждой для нея точки зрƀнiя. И между тƀмъ какъ всƀ отдƀльныя науки стали въ наше время до такой степени независимыми отъ метафизики и самостоятельными, что попытка опроверженiя ихъ выводовъ при помощи вмƀненiя имъ извƀстнаго вредоноснаго философскаго значенiя показалась бы старосвƀтскою, – прiемъ этотъ считается и теперь еще имƀющимъ значенiе по отношенiю къ теорiи познанiя. Здƀсь остается и до сихъ поръ цƀлесообразнымъ указанiе на подозрительный характеръ выводовъ. Забота о томъ, что сенсуализмъ или эмпиризмъ ведутъ къ матерiадизму и ниспроверженiю всякаго идеализма, и что поэтому ихъ слƀдуетъ признать вредными независимо отъ вопроса о ихъ правильности, торчитъ еще во многихъ головахъ какъ первая

 

 

–  13  –

 

гносеологическая аксiома. Вторженiе подобныхъ притязанiй могло бы встрƀтить большiя препятствiя, если бы теорiя познанiя, подобно физiологiи или астрономiи, была признана самостоятельною наукой, если бы и съ нея было снято обязательство служить какой-то «добропорядочной» философiи. И эта самостоятельность была бы признана, благодаря самостоятельности и имманентности образованiя основныхъ понятiй взаимно-противоположныхъ гносеологическихъ направленiй. Эмпиризмъ и рацiонализмъ представляютъ собою лишь различныя воззрƀнiя на методъ познаванiя и имƀютъ съ матерiализмомъ и спиритуализмомъ, напримƀръ, почти столько же общаго, какъ съ нептунизмомъ или вулканизмомъ. При этомъ могло бы быть признано еще, что теорiя познанiя занимается на самомъ дƀлƀ нƀкоторыми, во всякомъ случаƀ, очень близкими метафизикƀ вопросами, – вопросами, которые могутъ разсматриваться даже почти какъ вступительныя по отношенiю къ ней изслƀдованiя. «Различiе заключается, однако же, въ томъ, что мы, – говоритъ Паульсенъ, – даемъ указываемому соотношенiю метафизики и теорiи познанiя обратный смыслъ и признаемъ, что теорiя познанiя, также какъ и всƀ остальныя самостоятельныя науки, подвигаются впередъ совершенно независимо отъ метафизики, тогда какъ эта послƀдняя должна ожидать рƀшенiй теорiи познанiя и ранƀе не можетъ установиться какъ наука»[3].

Переданный нами ходъ мыслей Паульсена ясно показываетъ, что г. Рациборскiй читалъ цитированную имъ статью недостаточно внимательно. Различенiе теорiи познанiя отъ метафизики проведено у Паульсена, какъ всякiй согласится, вполнƀ ясно, и если метафизикƀ предоставлено ожидать рƀшенiй теорiи познанiя, чтобы стать наукой, то въ связи со всƀмъ предыдущимъ тутъ звучитъ такая иронiя, подчеркивать которую мы считаемъ совершенно излишнимъ.

Не оставимъ, наконецъ, безъ опроверженiя и еще одного замƀчанiя, которое намъ случилось встрƀтить въ Revue philosophique.

 

 

–  14  –

 

«Нельзя съ достаточною осторожностью вступать въ область метафизики, – сказано было тамъ, – будетъ ли цƀлью нашей лучшее разсмотрƀнiе наееляющихъ область эту сущностей, или изгнанiе ихъ». Замƀчанiе это является, очевидно, какъ результатъ крайне смутнаго понятiя о теорiи познанiя или даже совершеннаго невƀдƀнiя ея. Наука мнимаго cмƀшивается здƀсь съ наукою о мнимомъ и обƀимъ предписывается въ одномъ и томъ же смыслƀ благоразумная осторожность. Осторожность, конечно, въ научномъ дƀлƀ никогда не вредила, но если бы кто-нибудь вздумалъ ставить на одну доску какого-нибудь, положимъ, брамана, благоговƀйно вникающаго въ свои Веды, и истолковывающаго эти Веды санскритолога, тотъ сдƀлалъ бы, конечно, ту же ошибку, что и авторъ приведеннаго выше замƀчанiя. Борьба съ метафизическими понятiями продолжается только до тƀхъ поръ, пока они сохраняють объективное значенiе. Лишаясь этого значенiя, они, такъ сказать, выдыхаются. Съ этого момента они становятся предметомъ совершенно новаго и самостоятельнаго изслƀдованiя, и тотъ, кто предается этому изслƀдованiю, не становится ео ipso метафизикомъ, точно также какъ изслƀдователь психологiи младенческаго возраста не становится, благодаря роду своихъ занятiй, младенцемъ.

Вырабатывая содержанiе теорiи познанiя, какъ отдƀльной науки, и отрицая метафизику, научная философiя, съ одной стороны, отымала у философiи стариннаго типа послƀднее ея достоянiе, а съ другой – лишала крова и прiюта всƀ пустыя, безсодержательныя понятiя и всякое вообще праздное разглагольствiе. Такимъ образомъ дƀло шло само собой, неудержимо и безповоротно, къ упраздненiю философiи, какъ отдƀльной науки, въ силу раздƀла ея содержанiя между выдƀлившимися изъ нея науками опредƀленнаго содержанiя, и недопущенiя возстановленiя ея въ видƀ безпредметныхъ продуктовъ созерцанiя и интуитивнаго постиженiя. А такъ какъ этотъ раздƀлъ области познанiя и это огражденiе ея отъ кочевыхъ скитальцевъ по безпредƀльнымъ пустынямъ мысли, залитымъ словеснымъ наводненiемъ, не упраздняло выработку тƀхъ обобщенiй, которыя должны были являться результатомъ взаимной связи между

 

 

–  15  –

 

отдƀльными науками, и такъ какъ обобщенiя эти подъ зоркимъ глазомъ теорiи познанiя могли безбоязненно подняться до тƀхъ высокихъ понятiй, которыя имƀли въ виду всю совокупность содержанiя наукъ, то, какъ то само собой и очевидно, философiя, переставъ быть отдƀльною наукой, проникла собою всƀ науки, растворилась въ ихъ содержанiи, стала не наукою философiею, a философiею наукъ или научною философiею. Названiе это, такимъ образомъ, не придумано для нея, не присвоено ей произвольно, а естественно вытекло изъ того положенiя вещей, среди коего такая философiя возникла. Если и другiя философскiя направленiя присвоили себƀ это названiе, то ихъ дƀло оправдать его, и все же таки, какъ бы они его ни оправдывали, право научной философiи въ объясненномъ выше смыслƀ называться такъ, какъ она себя называетъ, остается при ней и не представляетъ ничего невразумительнаго и загадочнаго для всякаго непредубƀжденнаго человƀка.

Итакъ, вопросъ нашъ: что такое научная философiя? предполагаетъ такое значенiе, которое установится не на почвƀ, освобожденной только отъ мусора, оставшагося послƀ паденiя метафизики, но также и отъ всƀхъ остатковъ философiи какъ отдƀльной науки, имƀющей свой особый объектъ, свой собственный методъ и т.д. Разсмотрƀнiе разнообразныхъ опредƀленiй метафизики и разнообразныхъ прiемовъ борьбы съ метафизикою, такъ или иначе понимаемою, должно явиться такимъ образомъ какъ преходящiй фазисъ аргументацiи; фазисъ этотъ остается затƀмъ позади, какъ препобƀжденный, и на первый планъ выступаетъ преодолƀнiе философiи какъ отдƀльной науки. Показать, какъ вырабатывалось устраненiе этого послƀдняго препятствiя для рƀшенiя нашего вопроса, и дать затƀмъ понятiе о самомъ его значенiи – вотъ задача, которую поставилъ себƀ авторъ этого этюда.

И если читатель пожелаетъ слƀдить за нимъ по тому пути, который онъ избралъ, то безпристрастное сужденiе о качествƀ его труда сдƀлается возможнымъ только при томъ условiи, если не станутъ требовать отъ него того, чего онъ не обƀщаетъ. Трудъ автора – не критическое изслƀдованiе, а этюдъ или

 

 

–  16  –

 

абрисъ картины, долженствующей изобразить ходъ развитiя избраннаго имъ понятiя и окончательную его формулировку. Авторъ прибƀгаетъ къ критикƀ только тогда, когда онъ имƀетъ передъ собою уклоненiя отъ пути, ведущаго къ ръшенiю его вопроса; но когда онъ, по устраненiи всƀхъ побочныхъ развƀтвленiй, выходитъ, наконецъ, на путь, который онъ считаетъ вƀрнымъ, приводящимъ къ ясному, твердому и окончательному рƀшенiю вопроса, онъ ограничивается только сопоставленiемъ резюме избранныхъ имъ авторовъ, дƀлаетъ изъ нихъ соотвƀтственныя выписки и изрƀдка прибƀгаетъ къ необходимым, по его мнƀнiю, поясненiямъ и сближенiямъ. По самому характеру своей работы авторъ не пытается выставить какой-нибудь своей философiи, а даетъ лишь отчетъ о той, которая сложилась силою совокупной работы цƀлаго ряда поколƀнiй и путемъ взаимодƀйствiя мыслителей различныхъ народностей. Такой общiй сводъ свƀдƀнiй, собранныхъ авторомъ изъ первыхъ рукъ, представляется ему какъ соотвƀтствующiй извƀстнымъ потребностямъ интересующихся философiей читателей и, во всякомъ случаƀ, является гораздо болƀе для нихъ поучительнымъ, чƀмъ предъявленiе какой бы то ни было индивидуальной философiи, ждущей еще санкцiи компетентной и нелицепрiятной критики.

Все, на что при такихъ условiяхъ притязаетъ авторъ, заключается въ признанiи за нимъ скромной роли труженика, задумавшаго планъ предлагаемаго теперь читателю этюда, собравшая для него матерiалъ и обработавшая этотъ матерiалъ согласно требованiямъ намƀченной имъ цƀли. Выпуская трудъ свой въ свƀтъ, авторъ хорошо помнитъ то, чтт было высказано ранƀе его и бтльшимъ его, а именно: «до какой степени великъ рискъ всякаго рƀшающаяся напечатать книгу, такъ какъ представляется изъ всƀхъ невозможностей невозможнƀйшею (de toda imposibilidad imposible) написать ее такъ, чтобы она удовлетворила всякаго, кто станетъ читать ее».

Въ заключенiе два слова о выполненiи указаннаго выше плана. Имƀя въ виду ознакомить читателя съ ходомъ выработки понятiя научной философiи, мы сочли нужнымъ

 

 

–  17  –

 

прослƀдить предшествовавшiя и родственныя ей направленiя, выразившiяся во французскомъ и англiйскомъ позитивизмƀ, и затƀмъ уже перейти къ современному состоянiю ея въ Германiи. Мы рƀшились дать лишь общiй очеркъ главныхъ явленiй, относящихся къ нашей темƀ, и коснемся поэтому частностей лишь по стольку, по сколько то будетъ нужно для подкрƀпленiя нашей основной мысли. На исчерпанiе чрезмƀрно обильнаго матерiала, представляемаго литературою нашей темы, мы не посягаемъ, a имƀли въ виду лишь дать читателю только то, что считаемъ совершенно необходимымъ для орiентировки среди разнообразныхъ философскихъ направленiй, теченiй и переживанiй. И если такiе общiе контуры современнаго положенiя нашего вопроса все же таки способны будутъ достигнуть намƀченной нами цƀли, – если читатель при нашей помощи въ состоянiи будетъ дать себƀ совершенно опредƀленный отчетъ о томъ, какимъ образомъ научное установленiе теорiи познанiя привело къ паденiю обособленнаго положенiя философiи, какъ отдƀльной науки, и дало въ результатƀ то общее понятiе, которое читатель встрƀтитъ въ послƀднихъ главахъ этого этюда, то мы не только получимъ право считать свой трудъ потраченнымъ не напрасно, но и останемся при прiятной надеждƀ, что тотъ, кто лучше насъ разрƀшитъ поставленный нами вопросъ, разрƀшитъ его окончательно.

 

 

–  18  –

 

 

–  19  –

 

 

Глава II. Огюстъ Контъ и его школа

Общая совокупность отдƀльныхъ отраслей научнаго знанiя бъ то время, когда Ог.Контъ писалъ свой «Курсъ позитивной философiи», представляла картину вƀсьма пеструю: однƀ науки находились уже въ фазисƀ зрƀлости, другiя же не успƀли еще подняться такъ высоко и подчинялись влiянiю метафизики, и отчасти даже и мистики. Если астрономiя давно уже перестала быть астрологiей, a химiя – алхимiей, то въ наукъ о человƀкƀ, такъ же какъ и въ наукƀ объ обществƀ, не было и слƀда того кризиса, который предполагается перемƀною названiя двухъ упомянутыхъ наукъ. Задумавъ установить систему общей совокупности положительнаго знанiя, Ог.Контъ не былъ остановленъ, однако же, при осуществленiи своей мысли отсутствiемъ позитивности нƀкоторыхъ наукъ: онъ установилъ какъ принципъ, – а по мнƀнiю его самого и его послƀдователей и какъ фактъ, – приложимость къ наукƀ о человƀкƀ и къ наукƀ объ обществƀ общаго для всƀхъ положительныхъ наукъ метода и, полагая, въ силу этого установленiя, всƀ отдƀдьныя отрасли знанiя, возведенныя къ позитивности, связалъ ихъ посредствомъ опредƀленнаго соподчиненiя и получилъ систему позитивныхъ наукъ, имƀющую, съ точки зрƀнiя его самого и его школы, значенiе системы положительной, т.-е. научной философiи.

Отдƀльныя части позитивной системы расположены у Ог.Конта такъ, что общность и отвлеченность ихъ понятiй представляетъ

 

 

–  20  –

 

рядъ ступеней, все выше и выше поднимающихся и завершающихся въ этомъ смыслƀ математикой, какъ наукой самыхъ общихъ и отвлеченныхъ понятiй, точно такъ же, какъ по отношению возрастающей сложности, онƀ завершаются соцiологiей. Вƀрно ли схвачено такимъ образомъ содержанiе философской системы? Исчерпывается-ли объемъ съ науками, взятыми Ог.Контомъ? Вотъ вопросы, которые самимъ Контомъ подняты не были и никогда ни однимъ позитивистомъ не были подвергнуты критическому изслƀдованiю. Важность этихъ вопросовъ, очевидная сама по себƀ, тƀмъ болƀе бросается въ глаза, что «Курсъ позитивной философiи» содержитъ во введенiи или, по Конту – прелиминарiи цƀлый рядъ понятiй (о границахъ научнаго изслƀдованiя, относительности знанiя, вещи въ себƀ, причинности, законƀ, явленiи и т.д.), которыя не могутъ быть отнесены ни къ одному изъ отдƀловъ сиетемы и остаются внƀ всякой классификацiи. Что дƀлать съ этими понятiями, не помƀщающимися въ системƀ и неопредƀленно мелькающими въ ея преддверiи – остается неразрƀшеннымъ и дƀлаетъ и вопросъ объ объемƀ внутренняго содержанiя системы открытымъ.

Неуклонная послƀдовательность должна была, конечно, побудить Ог.Конта возвƀсти къ позитивности и ту науку, къ которой относились эти, по-неволƀ исключенныя изъ позитивной системы, понятiя, точно такъ же, какъ онъ возвелъ къ позитивности соцiологiю; но, поступи онъ такъ, получилась бы новая положительная наука гносеологiя, мƀста для которой въ iерархическомъ ряду не было и присутствiе которой нарушило бы эту, столь восхищающую позитивистовъ, возрастающую сложность и убывающую общность; и вотъ, fiat, призвавшее къ бытiю эти послƀднiя, явилось какъ pereat для той живой философiи, которая могла бы замƀнить собою мертвую схему.

Итакъ, въ идеƀ Конта съ перваго же шага не оказывалось того элемента, твердое обоснованiе котораго стояло на очереди у развивающейся научной философiи; къ несчастью, у него не могъ не отсутствовать и второй – твердое отграниченiе сферы положительнаго знанiя отъ метафизики, невыполнимое безъ помощи теорiи познанiя. Хотя знаменитый «законъ трехъ

 

 

–  21  –

 

состоянiй» и выполнялъ, повидимому, эту задачу, но, на самомъ дƀлƀ, даваемое имъ опредƀденiе метафизики было такъ шатко, что въ окончательномъ результатƀ должно было явиться нƀчто крайне смутное. Подъ метафизикою Контъ въ одно и то же время разумƀлъ: и общую совокупность воззрƀнiй (къ какой бы отдƀльной части схемы они ни относились), вырабатываемыхъ метафизическимъ методомъ, и всю совокупность собственно гносеологическихъ вопросовъ, которые при немъ представляли цƀлый рядъ метафизическихъ рƀшенiй и потому казались вопросами чисто-метафизическими. Одно изъ этихъ рƀшенiй, и именно второе, надо было отвергнуть, такъ какъ вопросы въ схемƀ Конта классифицировались не по характеру ихъ рƀшенiя въ данное время, а по ихъ содержанiю.

Давъ гносеологическимъ вопросамъ рƀшенiе научное, или оставивъ ихъ открытыми, т.-е. такъ или иначе отнявъ у нихъ ихъ условно-метафизическiй характеръ, Ог.Контъ, оставшись лицомъ къ лицу съ объектами, къ которымъ вопросы эти относились, долженъ былъ найти имъ мƀсто въ своемъ iерархическомъ ряду и такимъ образомъ – свƀсти содержанiе, считавшееся якобы метафизическимъ, къ научному содержанiю позитивной гносеологiи. За предƀлы позитивной системы была бы отнесена такимъ образомъ одна только метафизика, а не метафизика вмƀстƀ съ гносеологiей и частью психологiи, какъ это случилось на самомъ дƀлƀ, и вся система были бы на болƀе вƀрномъ пути къ установленiю правильнаго понятiя философiи, нежели мы то видимъ въ настоящее время.

Все это ясно показываетъ, что Ог.Контъ не могъ не ошибаться, полагая, что ему удалось обосновать такое ученiе, принципы котораго навсегда останутся непреложными, которое, при дальнƀйшемъ своемъ развитiи, будетъ подвергаться однимъ только измƀненiямъ частнаго характера, нисколько не могущаго притязать на принципiальное значенiе. На самомъ дƀлƀ, въ его системƀ заключался самопобудительный моментъ къ чисто-принципiальному развитiю, – это тƀ отрывки позитивной гносеологiи, о которой мы только что говорили; они-то и составляли тотъ зародышъ неизбƀжно присущаго всякому научному знанiю

 

 

–  22  –

 

критицизма, какъ принципа, противополагающаго научное мышленiе обыденному и опредƀляющаго значенiе и условiя развитiя того психологическаго акта, который мы отличаемъ отъ непосредственнаго комбинированiя представленiй и называемъ познаванiемъ. Если бы философскiя знанiя и обусловленное ими философское развитiе стояли у Ог.Конта на высотƀ его природныхъ дарованiй и могли бы служить опорою производительной силы его генiя, тогда, конечно, необходимость постановки критическаго начала въ его системƀ, явившейся черезъ полвƀка послƀ «Критики чистаго разума», предстала бы передъ нимъ во всей своей ясности, и мы получили бы въ ней именно то, чтт самъ онъ и его поклонники мнили и мнятъ въ ней видƀть; но такъ какъ, къ несчастью, философскiя знанiя Ог.Конта были скудны и философское его развитiе поэтому стояло на уровнƀ невысокомъ, то въ результатƀ и оказалось, что, кинувъ безсознательно двƀ-три бƀглыхъ критическихъ замƀтки, онъ всƀ свои силы потратилъ сперва на построенiе схемы, долженствовавшей при развитiи критическаго начала отойти на второй планъ, а потомъ и совсƀмъ сбился на безплодную работу реабилитацiи мистицизма, – работу, въ которой только по временамъ можно наблюдать проблески его генiя, сгубившаго себя ложнымъ направленiемъ, принятымъ съ первыхъ же шаговъ вступленiя на путь философствованiя, не освƀщенный свƀтомъ критики.

Отсутствiе философской критики въ системƀ Ог.Конта является прежде всего причиною того явнаго внутренняго противорƀчiя, благодаря которому позитивная система, необходимо обязанная своимъ возникновенiемъ и развитiемъ возмужалой порƀ человƀческаго разума, производитъ, однако же, впечатлƀнiе ученiя, какъ бы задавшагося мыслью принизить значенiе разума, ограничить его силы, не дать хода его развитiю. Впечатлƀнiе это естественно возникаетъ изъ того обстоятельства, что такъ какъ въ системƀ Конта не существуетъ критическаго изслƀдованiя условiй познаванiя, то въ ней нƀтъ и критики понятiй, а поэтому и не выяснено: соотвƀтствуютъ-ли понятiямъ реальные объекты или нƀтъ; если соотвƀтствуютъ, то какимъ образомъ –

 

 

–  23  –

 

посредственно или непосредственно, и, наконецъ, соотвƀтствуютъ-ли всƀмъ понятiямъ или только нƀкоторымъ, и какимъ именно. Если бы всƀ эти вопросы Ог.Контомъ были рƀшены, то ему не пришлось бы устанавливать догматически какiе-то шлагбаумы, окружающiе со всƀхъ сторонъ область знанiя, и возвƀщать разуму – вотъ границы, ихъ же не прейдеши. И безъ этой, такъ непрiятно дƀйствующей на философскiе умы регламентацiи, въ силу одного только, освƀщенiя поля знанiя философской критикою, было бы видно все, доступное изслƀдованiю, и всƀ пути, ведущiе къ достовƀрному и прочному рƀшенiю вопросовъ; а главное, безъ этого не пришлось бы принимать декорацiи городовъ за самые города, не пришлось бы горевать о томъ, что намъ нельзя поселиться въ этихъ городахъ: все это стало бы совершенно излишнимъ и въ послƀдней степени наивнымъ.

Такимъ образомъ и стало ясно, что Ог.Контъ, при всей своей генiальности, потерпƀлъ неудачу. Онъ хоть и угадалъ, что впредь философiя должна строиться на научныхъ основахъ, но, взявшись за дƀло, съ перваго же шага пошелъ по старой тропƀ догматизма и вмƀсто системы научной философiи далъ намъ схему наукъ, въ которую едва-едва вкраплены намеки на философскiй критицизмъ и которая слишкомъ часто перегибается въ наивный реализмъ, лишающiй ее значительной доли того философскаго значенiя, какое она могла бы получить въ рукахъ мыслителя, соединяющаго въ себƀ съ природного силою достодолжную философскую подготовку.

Итакъ, главное достоинство позитивизма заключается въ тƀхъ зачаткахъ критики, которые въ немъ содержатся и которые мы всегда считали способными къ дальнƀйшему развитiю. Оцƀнивъ позитивизмъ съ этой точки зрƀнiя, удерживаемой нами и теперь, мы останавливались главнымъ образомъ на «законƀ трехъ состоянiй», соподчиненiе стадiй котораго придавали особенную важность, и утверждали, что сопоставленiе научнаго мiровоззрƀнiя съ метафизическимъ, формулированное въ этомъ законƀ, приводить насъ къ оцƀнкƀ значенiя критическаго начала, присущаго первому, какъ основанному на наукƀ.

 

 

–  24  –

 

Опираясь на него, мы имƀемъ возможность предохранить себя отъ вторженiя въ строй нашихъ понятiй всего того, что вырабатывается непосредственнымъ мышленiемъ и что всегда является болƀе или менƀе сплошнымъ мiромъ призраковъ, болƀе или менƀе цƀльною иллюзiею. Какъ ни представляется гармоничнымъ, сложнымъ, тонкимъ, глубокимъ, а иногда величественнымъ строй этихъ призраковъ и иллюзiй въ различныхъ метафизическихъ системахъ, но критика преодолƀваетъ производимое ими обаянiе, твердо устанавливаетъ качественное тождество между ними и пестренькими продуктами обыденнаго мышленiя и доводить до очевидности отсутствiе въ нихъ всякаго реальнаго содержанiя. Точно также поступаетъ она и по отношенiю къ мiроразумƀнiю супра-натуральному, о которомъ, впрочемъ, не стоитъ распространяться, такъ какъ еще въ древности рƀшено было, что въ философскомъ изслƀдованiи не приходится и упоминать о тƀхъ воззрƀнiяхъ, которыя облекаются въ миɵическiя формы (Аристотель). Объ этихъ формахъ, само собою разумƀется, не можетъ быть и рƀчи тамъ, гдƀ не могутъ устоять и формы умозрительныя, и гдƀ единственнымъ источникомъ содержанiя понятiй признается наблюденiе и опытъ, проведенные согласно всƀмъ требованiямъ научнаго метода. Изъ этого видно, что законъ трехъ состоянiй – каково бы тамъ ни было его соцiологическое значенiе – имƀетъ въ области теорiи познанiя большую важность. Устанавливая противоположность непосредственнаго, обыденнаго мышленiя мышленiю научному, онъ даетъ начало въ высшей степени плодотворному анализу, задача котораго заключается въ исчерпанiи всƀхъ чертъ различiя указанныхъ двухъ направленiй мысли и вырабатываемыхъ ими мiроразумƀнiй.

Укажемъ теперь только на основныя черты этого различiя. Мышленiе, какъ непосредственный психичеекiй процессъ, образуетъ представленiя безсознательно и затƀмъ столь же безсознательно ассоцiируетъ представленiя въ обобщенiя, т.-е. въ понятiя. Безсознательность этой работы естественно ведетъ къ несознаваемости различiя между представленiями и выработанными изъ нихъ понятiями и, затƀмъ, производить и другое смƀшенiе, а именно: смƀшенiе непосредственнаго соотвƀтствiя представленiй

 

 

–  25  –

 

объектамъ съ посредственнымъ соотвƀтствiемъ имъ понятiй. Смƀшенiе это, очевидно, производитъ постоянную подтасовку представленiй вмƀсто понятiй и, такимъ образомъ, навязываетъ понятiямъ мнимые, измышляемые объекты, т.-е. даетъ начало цƀлому ряду призраковъ. Совсƀмъ иной характеръ имƀетъ сознательная работа научнаго мышленiя или познаванiя: вырабатывая представленiя не иначе, какъ изъ данныхъ воспрiятiя, образуя понятiя не иначе, какъ изъ цƀлесообразно ассоцiированныхъ представленiй, познаванiе является упорядоченнымъ мышленiемъ, – мышленiемъ, подчиненнымъ объективнымъ условiямъ и имƀюищмъ свое выраженiе въ научномъ методƀ. Познаванiе, такимъ образомъ, достигаетъ знанiя при помощи регулированiя субъективнаго процесса мышленiя; оно, при посредствƀ подчиненiя мышленiя объективнымъ условiямъ, привязываетъ его къ почвƀ действительности и обезпечиваетъ его отъ гибели въ неизбежномъ, при безсознательности процесса мышленiя, мiрƀ призраковъ.

У Ог.Конта есть два рода продолжателей: одни разрабатываютъ всю его мистико-догматическую систему, какъ Лафитъ во Францiи, Конгревъ и Гаррисонъ въ Англiи; другiе же, отвергнувъ мистическую часть системы, остановились надъ продолженiемъ работы Конта исключительно въ области «системы позитивной философiи». Послƀднiе, во главе которыхъ стоялъ извƀстный ученый Эмиль Литтри, составляютъ небольшую группу, состоящую изъ французовъ и двухъ-трехъ иностранцевъ. Группа эта успƀла воздƀйствовать въ извƀстной мƀрƀ на наслƀдiе «учителя» и придать позитивизму нƀкоторый оттƀнокъ, отличающiй новый позитивизмъ отъ позитивизма собственно Контовскаго. Послƀдователи ея получили въ последнее время названiе литтреистовъ[4].

Проходя молчанiемъ позитивистовъ-мистиковъ, я остановлюсь только надъ позитивистами группы Литтри и укажу на главный результатъ ихъ влiянiя какъ на самое ученiе Ог.Конта, такъ

 

 

–  26  –

 

и на распространенiе его за предƀлы тƀснаго кружка мƀстныхъ почитателей этого философа.

Я начну, разумƀется, еъ главы группы, Литтри. Съ перваго взгляда можетъ показаться, что, отвергнувъ мистическую часть системы Конта, Литтри обнаружилъ проницательность философскаго взгляда и избралъ вƀрный путь для дальнƀйшаго развитая позитивной философiи; при ближайшемъ же разсмотрƀнiи того, что сдƀлалъ Литтри, обнаруживается половинчатость, неопредƀленность и наслƀдственное у позитивистовъ невƀдƀнiе критической философiи. Литтри поступилъ, конечно, правильно, отвергнувъ мистическую часть Контовой системы; но шагъ этотъ стимулировался только отвращенiемъ къ мистикƀ и не имƀлъ болƀе глубокихъ корней, именно такихъ, которые, уходя далеко въ философскую почву, всасывали бы критическiе ея элементы, обходя элементы догматическiе и доставляя, такимъ образомъ, системƀ такое питанiе, которое все болƀе и болƀе развивало бы въ ней часть критическую на счетъ части догматической и неудержимо влекло бы позитивизмъ къ новому, болƀе зрƀлому фазису. Ни на что подобное у Литтри нƀтъ и намека. У него только и хватило силъ на сверженiе гнета мистицизма, но о гнетƀ догматизма онъ никогда и не думалъ. Мало того, онъ даже проглядƀлъ и тƀ зачатки критицизма, которые безсознательно были брошены Контомъ въ двухъ первыхъ и трехъ послƀднихъ лекцiяхъ его «Курса». Чуждый критической философiи, какъ и Контъ, Литтри, кромƀ того, не обладалъ его генiемъ и, имƀя на плечахъ колоссальную и кропотливую ученую работу, неизбƀжно болƀе чƀмъ его учитель остался пригвожденнымъ къ частностямъ, отъ которыхъ ему не особенно легко было подыматься до обобщенiй. Въ силу такихъ условiй, Литтри какъ-то особенно цƀпко ухватился за Контовскую схему, провозгласилъ ее полною, довлƀющею себƀ философскою системою, увидƀлъ въ ней и готовое ученiе, и готовый методъ, словомъ, альфу и омегу всей философiи. Онъ, такимъ образомъ, свелъ къ нулю свое же собственное мнƀнiе о томъ, что Ог.Контъ поставилъ позитивистовъ лишь на порогƀ философiи и что все предстоитъ передƀлать заново. Когда на самомъ дƀлƀ

 

 

–  27  –

 

доходило до передƀлки, то Литтри ограничивался частностями и мелочами, не имƀвшими ровно никакого философскаго значенiя или приводившими къ страннымъ несообразностямъ, въ родƀ «Appendice de la philosophie positive», и т.п. Чтобы еще ярче очертить характеръ ума Литтри, остановимся на томъ истинно-поразительномъ для философа взглядƀ, который онъ высказалъ о роли вопроса объ абсолютƀ въ философiи. Замƀтимъ прежде всего, что ставить вопросъ объ абсолютƀ для Литтри представляется тождественнымъ съ постановкою вопроса о началƀ и концƀ мiра, – другого значенiя онъ не знаетъ или не хочетъ знать. Знанiе о началƀ и концƀ мiра онъ, само собою разумƀется, признаетъ для человƀческаго ума недоступнымъ; но недоступнымъ почему? Кто могъ бы угадать? «L'origine des choses, nous n'y avons pas йtй; la fin des choses, nous n'y sommes pas; nous n'avons donc aucun moyen de connaоtre ni cette origine, ni cette fin»[5].

Очень ошибся бы тотъ, кто сталъ бы настаивать на отнесенiи такого рода аргументовъ на счетъ Ог.Копта. Литтри просто-на-просто забылъ, что основатель позитивной философiи ясно различалъ непосредственное знанiе отъ знанiя посредственнаго и въ выработкƀ посдƀдняго видƀлъ назначенiе науки[6]. Очевидно, что упадокъ Контовой философiи сказался уже тутъ совершенно явно и что изгнанiе теорiи познанiя на колеблющуюся почву смутной «Appendice» успƀло уже принести свои первые плоды.

Хотя попятное движенiе позитивной философiи началось уже при Литтри, но – надо отдать ему справедливость – оно не дошло еще до подавленiя того послƀдняго зародыша, который хранилъ еще въ себƀ возможность дальнƀйшаго развитiя критическаго начала въ нƀдрахъ Контовой философiи. Соредакторъ Литтри г. Вырубовъ, низводя къ нулю послƀднiй остатокъ наслƀдiя Конта, довершаетъ дƀло Литтри, и затƀмъ настаетъ въ

 

 

–  28  –

 

позитивной философiи такой разбродъ, выходъ изъ котораго могъ повƀсти только въ область новой метафизики, которую можно называть позитивною, научною или какъ угодно, но которая все же таки останется пристанищемъ пустыхъ, безсодержательныхъ понятiй и по отношенiю къ позитивной философiи представляется какъ ея полное извращенiе. Дƀло г. Вырубова, главнымъ образомъ, заключалось въ окончательномъ спутыванiи основныхъ понятiй и безповоротномъ пресƀченiи возможности выработки сколько-нибудь осмысленной теорiи познанiя. Яркимъ примƀромъ такого спутыванiя является тотъ опытъ классификацiи геологiи, какъ науки, на который мы имƀли уже случай указать въ одной изъ нашихъ предшествовавшихъ работъ.

«Если геологiя есть наука конкретная – въ чƀмъ для читателя нƀтъ, я думаю, сомнƀнiя–то съ какой изъ абстрактныхъ наукъ слƀдуетъ связать ее? – спрашиваетъ г. Вырубовъ. – Разнохарактерность геологiи – отвƀчаетъ онъ – дƀлаетъ этотъ вопросъ не легкимъ, и для разрƀшенiя его намъ слƀдуетъ руководствоваться той объективной точкой зрƀнiя, которой постоянно держится позитивная философiи. А съ этой точки зрƀнiя предметъ геологiи представляется совершенно инымъ, чƀмъ съ точки зрƀнiя субъективной: для человƀка земля есть мiръ въ тƀсномъ смыслƀ этого слова, мiръ разнообразный, разнохарактерный, представляющiй безконечное поле для изученiя почти по всƀмъ отраслямъ наукъ; но этотъ же мiръ, взятый какъ часть мiра болƀе обширнаго, какъ часть познаваемой дƀйствительности, есть единица, индивидъ, отличающiйся отъ прочихъ единицъ и индивидовъ, наполняющихъ пространство, нƀкоторыми частными свойствами».

«Земля – планета. Это показываетъ уже, что существуетъ цƀлая группа небесныхъ тƀлъ, отличающихся отъ прочихъ извƀстными, опредƀленными свойствами, которыя присущи также и землƀ. Пользуясь терминомъ, очень часто употребляющимся въ конкретныхъ наукахъ, мы можемъ сказать, что планеты составляютъ родъ, къ которому и должна быть отнесена земля какъ индивидъ. Но самая идея индивида предполагаетъ уже существованiе нƀкоторыхъ особенныхъ свойствъ болƀе

 

 

–  29  –

 

частныхъ, чƀмъ свойства, одинаково принадлежащiя всƀму роду. Остается только опредƀлить свойства эти изученiемъ даннаго индивида. Очевидно, однако же, что каковы бы ни были эти характеристическiя черты индивида, какъ бы онƀ ни были сложны и разнообразны, изученiе ихъ, однако же, получитъ характеръ однородности и единства, по той причинƀ, что всƀ эти частности будутъ связываться съ основными родовыми свойствами, которыя и опредƀляютъ общее значенiе и характеръ той конкретной науки, которая сложится изъ общей совокупности результатовъ изученiя какъ родовыхъ, такъ и индивидуальныхъ свойствъ изучаемаго предмета, т.-е. земли. Общее значенiе и характеръ геологiи, слƀдовательно, опредƀляется тою точкою зрƀнiя, съ которой мы разсматриваемъ землю какъ планету, какъ индивидъ небеснаго пространства. Излишне добавлять послƀ этого, что геологiя, съ этой точки зрƀнiя, есть конкретная астрономiя».

Сообразно такому понятiю объ астрономiи, г. Вырубовъ прiурочиваетъ ее, во-1-хъ, къ абстрактной классификацiи и, во-2-хъ, классифицируетъ части ея въ рядъ, параллельный ряду этой послƀдней. «Рядъ, получаемый такимъ образомъ – говоритъ онъ – тождественъ съ рядомъ абстрактныхъ наукъ... и если этотъ рядъ вƀренъ, то вƀренъ и онъ»[7].

Чтобы оцƀнить значенiе опыта классификацiи г. Вырубова, припомнимъ прежде всего, что Ог.Контъ признавалъ только связь геологiи, какъ конкретной науки, со всею совокупностью наукъ абстрактныхъ, и понималъ эту связь, само собою разумƀется, какъ выраженiе зависимости конкретныхъ наукъ отъ абстрактнаго ряда[8], но не обусловливалъ единства ея необходимостью прiуроченья ея къ какой-нибудь абстрактной наукƀ. Напротивъ того, онъ рƀшительно противополагаетъ и взгляды и методы абстрактныхъ наукъ взглядамъ и методамъ наукъ конкретныхъ и на этомъ основанiи требуетъ отъ послƀднихъ непремƀнной одновременности изслƀдованiя всƀхъ родовъ

 

 

–  30  –

 

элементарныхъ явленiй. Поэтому-то онъ и находить, что, «если бы и было невозможно представить себе дƀйствительную (т.-е. неабстрактную) исторiю человƀчества отрозненно отъ дƀйствительной исторiи земного шара, неизбƀжнаго театра его прогрессивной дƀятельности, въ высокой степени влiявшаго всƀми происходившими на немъ перемƀнами на ходъ событiй человƀческой жизни, даже начиная съ того времени, когда физическiя и химическiя условiя нашей планеты допускали возможность непрерывнаго существованiя человƀка, то не менƀе вƀрно въ обратномъ смыслƀ, что всякая истинная исторiя земли непремƀнно требуетъ одновременнаго разсмотрƀнiя, въ какомъ-либо объемƀ, исторiи человƀчества, по причинƀ могущественнаго воздƀйствiя, непрестанно притомъ же возрастающаго, оказываемаго развитiемъ нашей деятельности во всƀ эпохи соцiальной жизни на многоразличное измƀненiе общаго вида земной повƀрхности»[9]. Это соображенiе еще болƀе подтвƀрждаетъ, что одновременность въ изслƀдованiи предмета со всƀхъ точекъ зрƀнiя, какiя послƀдовательно даются абстрактными науками, составляетъ, съ несомнƀнно правильной точки зрƀнiя Ог.Конта, единственное условiе, которое должна соблюсти конкретная наука. Можно заключить изъ этого, что единство каждой изъ конкретныхъ наукъ достаточно опредƀляется единствомъ соотвƀтственнаго предмета и нисколько не требуетъ спецiальнаго подчиненiя каждой конкретной какой-либо наукƀ абстрактной. Такое подчиненiе, въ данномъ случаƀ, превращая геологiю въ конкретную астрономiю, неизбƀжно установляетъ въ ней и преобладанiе астрономической точки зрƀнiя, какъ то и явствуетъ изъ статьи г. Вырубова. Основная мысль этой статьи рƀзко противорƀчитъ руководящему принципу преобладанiя той точки зрƀнiя, которая была установлена Ог.Контомъ для всей системы. Что же касается внутренняго распредƀленiя частей, слƀдующаго градацiи абстрактныхъ наукъ, то оно, съ одной стороны, противорƀчить принципу противоположности точекъ зрƀнiя абстрактныхъ и конкретныхъ наукъ, съ другой –

 

 

–  31  –

 

неизбƀжно извращено преобладанiемъ астрономической точки зрƀнiя, долженствующей гоняться за химерическою, какъ сказалъ бы Ог.Контъ, характеристикою земли, какъ индивида небеснаго пространства, и жертвовать этой химерƀ изученiемъ земли, какъ жилища человƀчества. Такимъ ли образомъ воспользуемся мы долею свободы при разработкƀ научныхъ вопросовъ, по отношенiю къ ихъ назначенiю, которое, по идеƀ Ог.Конта, всегда окончательно имƀетъ въ виду человƀчество? И не впадемъ-ли мы въ сухое позитивное доктринерство, если, забывая о живой сторонƀ Контовскаго ученiя, станемъ все подчинять идеƀ схематизма и распространять владычество этой идеи даже и тамъ, гдƀ его не допускалъ самъ Ог.Контъ?

И зачƀмъ это понадобилось г. Вырубову во что бы то ни стало, вопреки основоначаламъ учителя его Ог.Конта, превращать геологiю въ конкретную астрономiю, когда конкретная астрономiя существуетъ уже самобытно и безыскусственно и блистательно развивается при помощи спектральнаго анализа, фотометрiи, фотографiи и анализа метеоритовъ? И не для позитивиста должно быть очевидно, что эта наука – реальная, а не фантастическая – охватываетъ и изслƀдованiе земли какъ небеснаго тƀла, и что въ этомъ отношенiи только землеизученiе, какъ часть конкретной астрономiи, подчиняется астрономической точкƀ зрƀнiя. И если бы мы ограничились тƀмъ, что возвели часть эту въ самостоятельную науку, то тƀмъ показали бы только, что не видимъ никакого различiя между изученiемъ земли и изученiемъ Марса, Сатурна и т.д., и, послƀдовательности ради, должны бы рядомъ съ геологiей поставить марсологiю, сатурнологiю и т.д., Ог.Контъ, какъ мы видƀли, не открываетъ путей для такихъ пустыхъ построенiй, и послƀдовательность, которую онъ можетъ требовать, не ведетъ въ безплодныя пустыни фиктивныхъ наукъ. Возводя геологiю въ самостоятельную науку, мы, согласно основоначаламъ Ог.Конта, ни въ какомъ случаƀ не можемъ сдƀлать изъ нея мертворожденнаго детища абстрактной астрономiи, а должны прiобрƀсти въ ней одинъ изъ элемƀнтовъ прямого основанiя дƀятельности, – мелочь, которую только и позабылъ г. Вырубовъ.

 

 

–  32  –

 

Кульминацiоннымъ же пунктомъ губительнаго для позитивной философiи влiянiя г. Вырубова можно считать замƀну противопоставленiя относительнаго знанiя знанiю абсолютному простымъ сопоставленiемъ того и другого; г. Вырубовъ различаетъ одно отъ другого только по степени присущей имъ достовƀрности, отождествляетъ абсолютное знанiе съ знанiемъ вполнƀ достовƀрнымъ, a знанiе относительное – съ не вполнƀ достовƀрнымъ, съ знанiемъ вƀроятнымъ[10]. Такъ какъ при этомъ относительному знанiю приписывается развитiе, цƀль котораго есть достиженiе абсолютности, то такимъ образомъ не только критическое начало, не совсƀмъ чуждое системƀ Ог.Конта, но и тƀнь его, мелькающая въ разсужденiяхъ Литтри, окончательно отрицаются. Это отрицанiе, могущее показаться довольно аляповатымъ, негодно еще въ томъ отношенiи, что произвольно даетъ термину, имƀющему для всякаго европейскаго философа опредƀленное значенiе, произвольное объясненiе и такимъ образомъ вводитъ въ позитивизмъ ту неопредƀленность и путаницу, которая можетъ быть терпима только въ обыденномъ мышленiи и для всякой философской системы представляете симптомъ серьезнаго поврежденiя.

Нечего удивляться послƀ этого, если г-ну де-Роберти, – соревнователю и поклоннику г. Вырубова, прозрƀвающему въ его статейкахъ какую-то «беремƀнность» важными и непредвидƀнными результатами – могло придти на мысль рядомъ съ «закономъ трехъ состоянiй» Ог.Конта поставить свой законъ трехъ состоянiй метафизики, – законъ, долженствующiй, будто бы, опредƀлить, что «матерiализмъ, идеализмъ и сенсуализмъ» исчерпываютъ содержанiе метафизики и служатъ тƀми основными признаками, въ которыхъ выражается противоположенiе метафизической философiи – философiи минувшаго – и позитивной философiи – философiи будущаго. Программу этой послƀдней, стремящейся къ «созерцанiю» какого-то «единства» онъ и пытается предначертать.

 

 

–  33  –

 

Присмотримся ближе къ его разсужденiямъ.

Точка зрƀнiя Конта, какъ мы выяснили выше, не находитъ отвƀта на вопросъ о томъ, слƀдуетъ-ли подъ метафизикой разумƀть тƀ положенiя, которыя имƀютъ въ виду фиктивные объекты-сущности или тƀ, которыя, хотя и мƀтятъ на объекты реальные, обрабатываются, однако же, ложнымъ методомъ и даютъ поэтому фиктивные результаты. Недостатокъ этотъ, при всей своей многозначительности, не принадлежитъ, конечно, къ числу неустранимыхъ, и нельзя не видƀть теперь, что устраненiе его или, соотносительно – укрƀпленiе позитивизма гносеологическими устоями и составляетъ главную задачу тƀхъ, которые имƀли мужество взяться за дальнƀйшее развитiе позитивнаго ученiя. Очевидно, что при такихъ условiяхъ неосмысленная подражательность Конту была тƀмъ неумƀстнƀе, чƀмъ болƀе она гналась за внƀшнимъ сходствомъ, чƀмъ ближе повторяла она вслƀдъ за Контомъ его термины и выраженiя, чƀмъ старательнƀе пыталась ограничить свою задачу однимъ, такъ сказать, передразниванiемъ Конта. И что же является результатомъ этого неудовлетворительнаго прiема? «Законъ трехъ состоянiй метафизики»: втискиванiе «матерiализма, идеализма и сенсуализма» въ одну общую рамку, т.-е. калƀченiе всƀхъ трехъ заразъ безъ всякой пользы и выгоды для чего и кого бы то ни было. Матерiализмъ, идеализмъ и сенсуализмъ представляютъ собою категорiи неоднородныя и несоизмƀримыя: матерiализмъ и идеализмъ имƀютъ въ виду объективное бытiе и стремятся свƀсти его къ конечнымъ неразложимымъ элемƀнтамъ – атомамъ или трансцендентнымъ первообразамъ вещей – идеямъ, тогда какъ сенсуализмъ сосредоточивается на фактƀ познанiя и вовсе даже не высказывается по вопросу о невидимыхъ элемƀнтахъ или основахъ бытiя «въ себƀ». Брать все это вмƀстƀ за однƀ скобки и огуломъ противопоставлять эту насильственно сфабрикованную «метафизику» какой-то будто бы позитивной философiи, которая, какъ «созерцающая единство», есть уже метафизика явная, – могутъ только такiе классификаторы, которые не умƀютъ различать онтологическихъ системъ отъ критическихъ, не разбираютъ ни точекъ отправленiя, ни намƀченныхъ цƀлей

 

 

–  34  –

 

философствованiя и остаются въ совƀршенномъ невƀдƀнiи относительно многосмысленности философскнхъ терминовъ и переживаемыхъ ими въ исторiи перипетiй. Совƀршаемое такими «мыслителями» выкраиванiе вкривь и вкось кромсаемыхъ ими философскихъ системъ свидƀтельствуетъ только о смƀлости самозванныхъ философовъ, ни на шагъ не подвигая рƀшенiя вопроса. Мы имƀли уже случай въ другомъ мƀстƀ говорить подробно объ этой своеобразной «тришкиной философiи» (»Севƀрный Вƀстникъ» 1887 г., октябрь) и сказаннаго нами теперь повторять не станемъ. Мы ограничимся лишь указанiемъ на общее подтвƀржденiе нашего взгляда, встрƀчаемое нами въ одной изъ книжекъ философскаго журнала Морселли и этимъ дополнимъ экскурсiю нашу въ область фантастическихъ экспериментовъ съ философiй, такъ много выстрадывающей подчасъ отъ особаго рода «географовъ человƀческаго разума».

Рецензентъ журнала Морселли, разсматривая классификацiю, о которой мы только что говорили, находитъ, что «она зиждется на исторiи, разсматривающей съ высоты птичьяго полета громадную массу фактовъ и раздƀлывающейся съ вопросами сложными и отвлеченными слишкомъ ужъ спƀшно и схематично, давая одни только неопредƀленные контуры и довольствуясь лишь общими сужденiями. Сведенная къ тремъ только типамъ, такая исторiя становится фантасмагорiей философiи прошедшаго, но она не даетъ ни исторiи философовъ, ни исторiи конкретныхъ философiй. Эта послƀдняя могла бы выработаться только тогда, когда къ тремъ категорiямъ: матерiализма, идеализма и сенсуализма присоединена была бы четвертая – философiи безсвязной. Такого рода философiя оказалась бы самою богатою послƀдователями, и безсвязность, явившаяся вслƀдствiе ея измƀнчивости и многосложности, могла бы оставить подъ сомнƀнiемъ вопросъ о соответствiи исторической истинƀ схемы, придуманной нашимъ авторомъ въ подражанiе Ог.Конту. Читатель можетъ составить понятiе о той тщательности, съ которою авторъ относится къ историческимъ источникамъ, служившимъ для построенiя его схемы, по той странной оцƀнкƀ знамƀнитƀйшихъ философовъ, которая дƀлается безъ достаточнаго основанiя и

 

 

–  35  –

 

безъ вниманiя къ тому обстоятельству, что ознакомленiе съ этимъ основанiемъ могло бы быть въ высшей степени интересно».

Приведя затƀмъ мнƀнiе автора о Декартƀ, Беркли, Лейбницƀ, Кантƀ, Юмƀ, Фихте, Шеллингƀ и Гегелƀ, рецензентъ замƀчаетъ, что «если всƀ эти мнƀнiя справедливы, то не затруднительно-ли будетъ найти въ этой безформƀнной и безцвƀтной исторiи тƀ законы и типы, которые указываются намъ съ такою опредƀленностью? Если же законы эти и типы дƀйствительно скрываются во всƀмъ этомъ хаосƀ, то мы желали бы ознакомиться со средствами, при помощи коихъ авторъ открылъ ихъ»[11].

Не болƀе счастливъ былъ г. де-Роберти и въ своей попыткƀ «пролить свƀтъ» – какъ онъ любитъ выражаться – на «основную задачу соцiологiи», обработанную имъ въ цƀломъ сочиненiи, надъ которымъ онъ не мало потрудился. Пролитiе свƀта, какъ то доказалъ одинъ извƀстный ученый, скрывшiй свое имя подъ псевдонимомъ Громова, успƀло распространить лишь густой мракъ на тотъ рядъ вопросовъ, которые по-своему разрƀшилъ авторъ, толкуя о методологическихъ особенностяхъ соцiологiи, мƀстƀ ея въ ряду наукъ, раздƀленiи и связи съ бiологiею и соцiологiею, и невƀсть еще о чƀмъ. Рецензiя, отвƀтъ на нее г. де-Роберти и окончательное его фiаско послƀ реплики г. Громова могли бы дать намъ матерiала на цƀлую главу; но краткости ради мы ограничимся однимъ коротенькимъ извлеченiемъ, по которому читатель можетъ сдƀлать заключенiе объ остальномъ[12]. Вотъ, напримƀръ, на какiя «соображенiя страннаго свойства», встрƀчающiяся въ книгƀ г. де-Роберти, указываетъ г. Громовъ.

«Мы встрƀчаемъ у г. де-Роберти – говоритъ г. Громовъ – слƀдующее общее правило: чƀмъ возможнƀе въ данной наукƀ производство опытовъ, тƀмъ мƀнƀе необходимо въ ней описанiе (стр. 35). Въ небесной механикƀ невозможно производство

 

 

–  36  –

 

опытовъ. По этому общему правилу слƀдовало бы думать, что описанiе играетъ въ ней очень важную роль. А между тiмъ въ настоящее время эта наука вполнƀ подчиняется дедуктивнымъ прiемамъ математики. Утвƀрждая, что общественныя явленiя не могутъ быть наблюдаемы непосредственно и т.д. (стр. 70), авторъ въ то же время признаетъ за соцiальной наукой характеръ науки строго описательной или, другими словами, науки непосредственнаго наблюденiя» (стр. 270).

«Мы встрƀчаемъ въ сочиненiи автора увƀренiя, что наука механики (?) есть всецƀло наука наблюдательная, и опытъ въ строгомъ смыслƀ слова ей невƀдомъ (стр. 33). Какъ же назоветъ авторъ данныя механики, относящiяся къ выраженiю разныхъ коеффицiентовъ тренiя, истеченiя жидкостей, величины, опредƀляющiя твƀрдость металловъ, коеффицiенты упругости и коеффицiенты полезной работы и т.д.? Эти величины не только получаются опытомъ, но для нихъ составляются обширныя таблицы, при помощи которыхъ инженеръ производитъ свои расчеты».

«Говоря о математикƀ, авторъ выражается о механикƀ слƀдующимъ образомъ: всеобщее и простое явленiе, изучаемое механикой – движенiе могло бы, согласно съ этой гипотезой, послужить когда-нибудь основанiемъ для логическаго надстроенiя такого-же рода и т.д. (стр. 63).

«Это «могло бы» очень забавно, если принять во вниманiе, что давно уже существуете наука съ такою логическою надстройкой. Она извƀстна подъ имƀнемъ рацiональной механики. Существуетъ даже такая наука, въ которой изучаютъ движете только съ геометрической точки зрƀнiя, независимо отъ силъ его производящихъ. Зовутъ эту науку кинематикой. Дƀло является еще забавнƀе, когда оказывается, что авторъ самъ говоритъ объ этой наукƀ на стр. 123. Законъ обратной пропорцiональности квадратамъ разстоянiй авторъ называешь закономъ обратныхъ квадратовъ разстоянiй. Изъ этихъ выписокъ видно, что, упрекая въ отсталости существующую логику наукъ, авторъ не имƀетъ яснаго представленiя о тƀхъ точныхъ наукахъ, на которыя ссылается».

«Авторъ очень оригинально относится къ этимъ наукамъ.

 

 

–  37  –

 

Мы привƀтствуемъ, говорить онъ, механическую теорiю тепла, термохимiю, бiохимiю и т.д. (стр. 358). Наукамъ этимъ остается только благодарить за привƀтствiе».

Было бы слишкомъ долго слƀдить за работами г. де-Роберти, появлявшимися въ послƀднее время, а потому мы ограничимся только двумя ссылками на иностранныхъ рецензентовъ. По поводу статьи «объ эволюцiи философiи» рецензентъ журнала Морселли замƀчаетъ, что всƀ работы г. де-Роберти отличаются «темною фразеологiею и путаннымъ слогомъ», a обозрƀватель книгъ въ философскомъ журналƀ Наторпа, разсматривая новую книгу г. де-Роберти «о непознаваемомъ» находить, что подъ перомъ этого автора позитивизмъ вырождается въ каррикатуру[13]. Такъ какъ мы давно уже держимся такого же взгляда и въ свое время представили въ его подтвƀржденiе не мало доказательствъ, то распространяться теперь о новыхъ подробностяхъ, дорисовывающихъ вырожденiе позитивной философiи, считаемъ излишнимъ[14].

Теперь остается досказать только эпилогъ всей этой

 

 

–  38  –

 

печальной исторiи Контовскаго позитивизма. Литтри умеръ, и позитивизмъ совƀршенно осиротƀлъ. Это печальное положенiе нашло случай подвƀсти собственные итоги уже въ настоящемъ десятилƀтiи и показало какъ нельзя лучше при этомъ, чего оно стоитъ. Г.Вырубовъ нашелъ нужнымъ заявить въ «Критическомъ Обозрƀнiи» о томъ, какiе тезисы считаетъ онъ въ позитивизмƀ основными, и, такимъ образомъ, далъ намъ случай взглянуть на «суть» позитивизма по понятiю компетентнƀйшаго изъ совремƀнныхъ позитивистовъ. «Прежнее дƀленiе позитивистовъ на «правовƀрныхъ» и «раскольниковъ» – говорить г. Вырубовъ – не соотвƀтствуетъ» болƀе положенiю дƀлъ, и вƀсь вопросъ сводится очень просто на, то, до какой степени можно доводить расколъ, не переставая быть позитивистомъ. Вопросъ, такимъ образомъ поставленный, рƀшить не трудно. Ученiе Конта основано на двухъ-трехъ положенiяхъ, безъ которыхъ оно немыслимо. Ограниченiе философiи предƀлами научнаго знанiя, – слƀдовательно, выключенiе всякой метафизики, всякаго болƀе или менƀе сознаннаго абсолюта и замƀщенiе его всегда и вездƀ относительными свойствами матерiи; признанiе iерархическаго ряда наукъ, основаннаго на

 

 

–  39  –

 

убывающей общности и возрастающей сложности изучаемыхъ явленiй, – слƀдовательно, отрƀшенiе отъ всякихъ попытокъ установленiя новой классификацiи; наконецъ, выдƀленiе соцiологiи, какъ особаго разряда положительныхъ знанiй со своими особыми, но чисто эксперимƀнтальными методами, – вотъ краеугольные камни, на которыхъ построено все зданiе»[15].

Мы не станемъ останавливаться на томъ, что третiй и послƀднiй изъ краеугольныхъ камней фундамƀнта позитивной философiи, по г. Вырубову, цƀликомъ содержится во второмъ, такъ какъ классификацiя наукъ Конта невозможна безъ признанiя соцiологiи положительною наукой, а второй является почему-то обломкомъ дƀйствительнаго краеугольнаго камня, заложеннаго Ог.Контомъ, – «закона трехъ состоянiй». Мы пройдемъ мимо этихъ своеобразностей изложенiя г. Вырубова, на которое мы прежде имƀли уже не мало случаевъ указывать; разбору тезисовъ г. Вырубова мы предпочтемъ сопоставленiе ихъ съ тезисами Литтри, появившимися въ такой же краткой, какъ и у г. Вырубова, редакцiи еще въ 1867 году.

Замƀтка Литтри была написана по поводу брошеннаго мимоходомъ у Тэна мнƀнiя въ его книгƀ «L'Idйal dans l'art», только что вышедшей тогда въ свƀтъ. Говоря о Донъ-Кихотƀ и очертивъ идеалистическiй, рыцарственный, героическiй характеръ этого больного ума, Тэнъ оттƀняетъ свой очеркъ противопоставленiемъ Донъ-Кихоту его оруженосца – «le lourdeau sensй positiviste, vulgaire et gras»[16]. «Какъ! Санчо-Панса – позитивистъ! – восклицаетъ Литтри, – Санчо – созерцатель связнаго хода человƀческаго познанiя и претворитель его въ философiю! Санчо – установитель въ нашемъ мiрƀ двухъ частей: одной – подлежащей изслƀдованiю человƀка, другой – скрытой въ непознаваемыхъ глубинахъ! Санчо – великодушно и скромно подчиняющiйся условiямъ своего положенiя, опредƀленнаго вышеуказаннымъ установленiемъ границъ познанiя! Санчо – предъявитель правъ на наслƀдiе теологiи и метафизики и признающiй

 

 

–  40  –

 

одни только естественные законы тамъ, гдƀ эти подготовительныя философскiя ученiя допускали или вƀрховодительство воли, или сущности! Санчо – восхищенный и, вмƀстƀ съ тƀмъ, растроганный судьбой человƀчества и ставящiй своею идеальною цƀлью служенiе ему и чествованiе его! Очевидно, Санчо никогда и не думалъ ни о чƀмъ подобномъ, и что бы тамъ ни говорилъ г. Тэнъ, Санчо не былъ позитивистомъ!»

Сравнивъ эти два заявленiя, мы не можемъ не признать ихъ рƀзкаго различiя одного отъ другого. Куда дƀвалась самая лучшая, самая жизненная, самая возвышенная часть позитивизма, – та часть, которую «первоучитель» на своемъ характерномъ языкƀ опредƀлялъ какъ «преобладанiе высшихъ интересовъ человƀчества»? Съ крушенiемъ этого источника жизни, Контовскiй позитивизмъ, видимо, очутился на покатой плоскости; отсутствiе талантовъ довƀршило остальное. Вскорƀ и Обозрƀнiе, послƀднiй свƀтильникъ позитивныхъ дƀвъ, не запасшихся масломъ, угасъ, истощивъ свои силы въ борьбƀ съ равнодушiемъ публики. Въ послƀдней своей книжкƀ за 1883 годъ редакцiя «Обозрƀнiя» помƀстила заключительную статью, написанную по знамƀнитой формулƀ: «нельзя не сознаться, но надо признаться», и вслƀдъ за этимъ лепетомъ, никƀмъ не оплакиваемое, «Обозрƀнiе» испустило духъ. Его послƀдняя галлюцинацiя заключалась въ томъ, что философiя, бывшая въ чести въ ту эпоху, когда было основано «Обозрƀнiе» (1867 г.) оказалась совƀршенно дискредитированною въ наше время, но, «исчезая среди общаго равнодушiя какъ писателей, такъ и читателей къ высшимъ философскимъ обобщенiямъ», редакцiя чувствуетъ себя совƀршенно счастливою и вполнƀ удовлетворенною и даже сама себƀ выдаетъ сертификатъ въ удачƀ. Въ чƀмъ заключалась эта удача, такъ и осталось тайной; a равнодушiе публики къ философiи, которое такъ голословно констатируется, прекрасно уживается, между тƀмъ, съ цƀлою массой философскихъ сочиненiй, ставшихъ особенно обильными съ конца семидесятыхъ годовъ.

Ясно какъ день, что лица, стоящiя во главƀ французской группы позитивистовъ, не внесли въ наслƀдiе, оставленное имъ Ог.Контомъ, ничего такого, что могло бы повƀсти далƀе

 

 

–  41  –

 

развитiе позитивно-философской системы, но за то впутали въ него не мало такихъ элемƀнтовъ, которые сильно повредили этому развитiю: атрофировали зачатки критицизма, непомƀрно преувеличили значенiе схемы, затемнили различенiе нƀкоторыхъ основныхъ понятiй и, въ концƀ-концовъ, низвели позитивизмъ на уровень голой энциклопедической схемы наукъ, представляющей – при сохраняющемся упорствƀ въ имƀнованiи себя философiей – своего рода философскiй заморышъ, судьба котораго вполнƀ способна возбудить у небезучастнаго зрителя искреннее сожалƀнiе.

Контовскiй позитивизмъ процвƀтаетъ только въ Португалiи, гдƀ, сколько намъ извƀстно, онъ не подвƀргся той критической переработкƀ, на которую мы указали выше, и первый шагъ на пути которой сдƀлалъ, какъ увидимъ далƀе, Дж.Ст.Милль. Нельзя сказать, чтобы къ позитивизму относились здƀсь совсƀмъ слƀпо, безъ критики, но критика, насколько намъ удалось съ нею познакомиться, не имƀетъ принципiальнаго характера и мƀтитъ главнымъ образомъ на восполненiе тƀхъ недостатковъ въ изложенiи отдƀльныхъ наукъ Контовскаго ряда, которые произошли или изъ особенностей личнаго взгляда на частные научные вопросы самого Конта, или являются въ зависимости чисто отъ условiй времƀни. Поправки, предлагаемыя въ этомъ направленiи, не имƀютъ особенно важнаго значенiя и, въ общемъ, главное вниманiе португальскихъ позитивистовъ устремлено на установленiе дисциплины въ интеллигентной средƀ, потрясенной упадкомъ традицiонныхъ вƀрованiй, и пропагандою того новаго порядка вещей, который долженъ возникнуть подъ влiянiемъ ученiя, старающагося согласить порядокъ и прогрессъ. Главными проводниками позитивизма въ Португалiи являются Т.Брага, Дж.де-Маттосъ, Т.Бастосъ и др. Они имƀютъ свой журналъ и выпустили въ свƀтъ цƀлую литературу, частью излагающую Контово ученiе, частью популяризирующую его. Португальское позитивное движенiе проникло и единоплемƀнную Бразилiю, свƀдƀнiя о которой до такой степени, впрочемъ, скудны, что мы ничего не можемъ сказать ни объ особенностяхъ этого движенiя, ни о степени его распространенiя.

 

 

–  42  –

 

Въ сосƀдией Португалiи Испанiи, гдƀ еще такъ могущественна старая метафизика и гдƀ особеннымъ влiянiемъ пользовалась философiя Краузе, позитивизмъ Конта, сколько намъ извƀстно, не имƀлъ большого распространенiя. Кромƀ лекцiй Эстасенъ-и-Кортады, читанныхъ въ Барселонƀ въ 1877 году и вышедшихъ потомъ отдƀльнымъ томикомъ, мы не замƀчали ни одного сколько-нибудь выдающагося проявленiя позитивныхъ влiянiй. Въ 1887 же году появилась небольшая книжечка Октавiо Лоиса, которая отвƀргаетъ Конта, какъ основателя позитивизма, и противопоставляетъ его ученiю общеевропейскiй позитивизмъ, представителемъ котораго считаетъ едва-ли не всƀхъ ученыхъ, какiе только извƀстны автору: тутъ Дарвинъ, Спенсеръ, Клодъ Бернаръ, Гэккель, Фехнеръ, Вундтъ, Литтри, Гёксли, Ренанъ, Льюисъ, Ришй, Бэнъ, Герценъ, Максъ Мюллеръ, Дельбёфъ, Теофилъ Брага и проч., – и всƀ имƀнно въ томъ порядкƀ, въ которомъ мы ихъ выписали. Здƀсь, очевидно, хоть и ведется хозяйство безъ большого порядка, все же оно не даетъ ни малƀйшихъ указанiй на процвƀтанiе позитивизма; и такъ, на развитiе его, хотя бы на испанской почвƀ, нƀтъ нигдƀ и намека[17].

Ранƀе, чƀмъ перейдемъ къ Германiи и Англiи, намъ остается сказать нƀсколько словъ объ Италiи.

Въ Италiи ученiю Конта совсƀмъ не удалось пустить корней. При первыхъ слухахъ о немъ, еще въ 60-хъ годахъ, ему противопоставили уже то широкое научное теченiе, которое дƀйствительно и поглотило догматизирующiй контизмъ. Такъ поступилъ извƀстный историкъ Виллари[18]. Затƀмъ, нашлись такiе, которые хотя въ общемъ и симпатизировали Конту, но дƀлали въ то же время оговорки, отнимавшiя у выраженiя симпатiй всякое реальное значенiе. Оговорки эти мƀтили противъ одного изъ краеугольныхъ принциповъ Контовой доктрины – закона

 

 

–  43  –

 

трехъ состоянiй – и пытались, ни болƀе ни менƀе, какъ отстоять значенiе старыхъ метафизическихъ проблемъ. Профессоръ Анджулли, явившiйся представителемъ такого взгляда на позитивизмъ, издавалъ даже журналъ, въ которомъ проводилъ свои взгляды[19]. Наконецъ, можно указать въ Италiи и на сравнительно значительное распространенiе позитивизма, но этотъ позитивизмъ имƀеть съ позитивизмомъ Конта только одно общее названiе. Этотъ позитивизмъ или, какъ его чаще называютъ, «научная философiя», исходить изъ той мысли, что невозможность – или, какъ выражается Ог.Контъ, химеричность – всеобщаго объясненiя всƀхъ явленiй однимъ закономъ нынƀ преодолƀна: съ Контовскимъ единствомъ метода стоить теперь рядомъ философскiй фазисъ единства ученiя, найденный въ эволюцiонизмƀ. Спенсеръ, какъ великiй философъ эволюцiонной теорiи, получаетъ у итальянскихъ позитивистовъ очень большое значенiе, при чƀмъ нƀкоторые изъ нихъ стоятъ за метэмпирику Льюиса и имƀютъ другiя особенности, но о Контƀ почти-что не вспоминаютъ и идутъ совƀршенно особымъ, совƀршенно независимым отъ его влiянiя путемъ[20].

Все, изложенное нами выше, приводитъ къ тому общему заключенно, что, умалчивая пока о Германiи и Англiи, о которыхъ рƀчь еще впереди, мы встрƀчаемъ Контовскiй позитивизмъ не представляющимъ ничего такого, распространенiе чего за предƀлы названныхъ странъ могло бы споспƀшествовать той эволюцiи позитивнаго ученiя, о которой мы дадимъ отчетъ въ послƀдующихъ главахъ[21].

 

 

–  44  –

 

Теперь намъ предстоитъ перейти къ разсмотрƀнiю той роли, которая выпада на долю позитивизма въ Англiи.

 

 

–  45  –

 

 

Глава III. Англiйскiй позитивизмъ

 

1. Дж.Ст.Милль

Въ Англiи существуютъ ортодоксальные послƀдователи Ог.Конта (Гаррисонъ и др.), но имƀна ихъ не имƀютъ европейскаго значенiя и въ самой Англiи не обладаютъ авторитетностью. Контовскiй позитивизмъ въ Англiи, какъ и во Францiи, не нашелъ себƀ почвы для развитiя и лишь мимолетно быль представляемъ мыслителемъ и такого даже калибра, какъ Дж.Г.Льюисъ. За то позитивизмъ въ широкомъ смыслƀ, благодаря Дж.Ст.Миллю, прiобрƀлъ громадное влiянiе не только въ самой Англiи, но и на континентƀ. Съ первыхъ же шаговъ своей учено-литературной дƀятельности, Милль отнесся къ ученiю Конта настолько самостоятельно, что въ Западной Европƀ рƀдко теперь смƀшиваютъ «англiйскiй позитивизмъ» съ «контизмомъ» и, имƀя въ виду слабое распространенiе ученiя Конта, считаютъ иногда французскихъ мыслителей представителями метода, противополагаемаго методу позитивному и характеризуемаго, главнымъ образомъ, подчиненiемъ его влiянiю платоновскаго вдохновенiя.

Милль разсказываетъ въ своихъ мемуарахъ, что Курсъ позитивной философiи Конта впервые попалъ къ нему въ руки уже тогда, когда у него были написаны труднƀйшiя главы Системы логики, и ему оставалось дописать не болƀе одной

 

 

–  46  –

 

трети своего сочиненiя. Время это совпадаетъ съ выходомъ двухъ первыхъ томовъ Курса Конта и относится къ 1837 г. Говоря объ этомъ, Милль останавливаете вниманiе читателя на томъ обстоятельствƀ, что къ этому времƀни его теорiя индукцiи была уже закончена и что онъ достигъ ея выработки помимо всякаго влiянiя Конта. Онъ не отрицаетъ, что чтенiе сочиненiя Конта, какъ первыхъ двухъ томовъ, такъ и послƀдующихъ четырехъ, принесло ему большую пользу. Онъ заявляетъ, что долгое время былъ горячимъ поклонникомъ сочиненiй этого писателя, но, вмƀстƀ съ тƀмъ, онъ напоминаетъ о замƀчанiи, сдƀланномъ Кольриджемъ одному изъ его критиковъ, а имƀнно, что на свƀтƀ существуютъ вещи, называемыя источниками, и что поэтому невозможно утвƀрждать, будто тотъ или другой черпающiй воду добываетъ ее непремƀнно изъ отвƀрстiя, продƀланнаго въ цистернƀ сосƀда. Указывая поэтому на общiе источники философiи Ог.Конта и своей собственной, Милль утвƀрждаетъ, что научный методъ былъ ему извƀстенъ непосредственно смолоду отъ отца его, Джемса Милля, предшественники котораго были тƀ же, что и предшественники Конта. Со времƀнъ Юма, – говоритъ Милль – теорiи эти стали достоянiемъ философскаго мiра, а со времƀнъ Брауна онъ вошли даже въ популярную философiю. Ученiе Брауна вполнƀ позитивно, и первая часть его лекцiй можетъ быть разсматриваема, какъ такое введете къ изученiю позитивизма, лучше котораго и до сихъ поръ нельзя еще отыскать[22].

Послƀ этихъ объясненiй нельзя не признать въ высшей степени вƀрнаго замƀчанiя Рибт, что, «къ несчастью для философiи, вƀсьма многiе изъ числа тƀхъ, которые говорили о Ст.Миллƀ, знали его, повидимому, смутно и не непосредственно. По большей части они довольствовались тƀмъ, что выставляли его сторонникомъ Ог.Конта и сопричисляли его къ позитивистамъ. Это очень удобное и легкое средство судить о предметƀ, не

 

 

–  47  –

 

зная его»[23]. Строки эти были написаны въ 1875 году, а у насъ и въ 1886 г. Лопатинъ все еще продолжаетъ «ссылаться на признанныхъ вождƀй позитивизма Ог.Конта и Милля» и, во избƀжанiе недоразумƀнiя, разъясняетъ, что одни только послƀдователи Ог.Конта присвоиваютъ себƀ названiе позитивистовъ[24].

Когда рƀчь заходить о Миллƀ, не слƀдуетъ терять изъ виду, что критическая оцƀнка этого писателя кишитъ противорƀчiями. Милль – личность для нашего времƀни слишкомъ еще живая, слишкомъ затрогивающая чувство совремƀннаго изслƀдователя его произведенiй, слишкомъ значительная по отношенiю къ рƀшенiю вопросовъ, имƀющихъ такую же важность для насъ, какую они имƀли и для самого Милля. Даже въ Германiи, какъ замƀтилъ одинъ изъ рецензентовъ «Philosophische Monatshefte», параллельно преувеличенному сужденiю объ этомъ философƀ-публицистƀ идетъ и стремленiе къ приниженiю его, – стремленiе, не чуждое извƀстной примƀси легкомыслiя и фарисейства. Все это далеко не способствуетъ образованiю такого сужденiя о Миллƀ, которое можно было бы счесть достаточно объективнымъ.

Чтобы дать понятiе читателю о томъ, въ какой мƀрƀ расходятся эти взаимно-противополагающiяся сужденiя о Миллƀ, мы приведемъ сперва сопоставленiе двухъ самыхъ общихъ его характеристикъ, a затƀмъ войдемъ въ ближайшее разсмотрƀнiе двухъ взаимно-противоположныхъ взглядовъ, оцƀнивающихъ его какъ преобразователя позитивизма.

Мы вовсе не коснемся и пройдемъ полнымъ молчанiемъ ту производящую комичное впечатлƀнiе статью г. Вырубова, въ которой онъ, глядя на Милля свƀрху внизъ, низводитъ его до роли эссеиста, который и въ помышленiи не имƀлъ прикоснуться критически къ двумъ великимъ положенiямъ Ог.Конта и самъ никогда не пытался обосновать общее понятiе мiра; мы оставимъ это риторическое упражненiе, такъ какъ что можно сказать о такой критикƀ Милля, которая считаетъ возможнымъ не

 

 

–  48  –

 

знать или игнорировать ни болƀе, ни менƀе какъ «Изслƀдованiе философiи Гамильтона»!.. Мы прямо обратимся къ прекрасной статьƀ г. Владова, напечатанной въ 24 номерƀ «Критическаго Обозрƀнiя» за 1879 годъ. «Джонъ Стюартъ Милль – говорить г. Владовъ – стоить на одинокой высотƀ (среди англiйскихъ, французскихъ и нƀмецкихъ ученыхъ) и производить впечатлƀнiе почти идеальнаго философа, свободнаго отъ важнƀйшихъ человƀческихъ предразсудковъ, чистаго отъ страстей ученаго, за исключенiемъ одной, возвышенной и благородной – постояннаго и неустаннаго исканiя истины. Этотъ гордый и могучiй умъ, поддавшiйся обаянiю одной только силы, – силы научнаго аргумƀнта, страдалъ одною только слабостью – вƀрою, что наступитъ когда-нибудь возрожденiе человƀчества, великая эра, когда человƀкъ, въ своихъ отношенiяхъ къ ближнимъ, будетъ руководствоваться не слƀпыми страстями, не животными инстинктами, а разумомъ, который, какъ солнце, взойдетъ и освƀтитъ эту мрачную юдоль плача и стенанiй, эту арену грубой борьбы за существованiе, которая называется политическою, общественною и экономическою жизнью человƀчества. И эта слабость Милля можетъ сдƀлаться слабостью каждаго мыслящего и чувствующаго человƀка, который будетъ изучать образцовыя творенiя этого мыслителя, показавшаго всею своею умственною жизнью, что научное изслƀдованiе вопросовъ должно быть примƀняемо ко всƀмъ задачамъ жизни, даже къ тƀмъ, которыя, по обычному мнƀнiю большинства даже образованныхъ людƀй, могутъ быть разрƀшаемы только на основанiи безотчетныхъ симпатiй и антипатiй, страстей и инстинктовъ, вытекающихъ изъ грубƀйшаго эгоизма и дающихъ въ результатƀ, въ дƀйствительной жизни, ту густую тƀнь, которая отбрасывается европейскою цивилизацiею. Вƀра въ человƀческiй разумъ есть настоящее credo Милля, и своею умственною дƀятельностью онъ далъ урокъ человƀчеству, – урокъ, который, впрочемъ, давался ему неоднократно, но который ни разу еще не былъ понятъ и принять. Этотъ урокъ заключается въ томъ, что наука вовсе не должна быть исключительнымъ занятiемъ ученыхъ, до котораго массƀ людƀй нƀтъ дƀла, а что, напротивъ, наука есть единственное средство

 

 

–  49  –

 

устроить жизнь людƀй такъ, чтобы человƀкъ, каковъ бы онъ ни былъ въ примитивныя времƀна, могъ поддерживать не только присущую ему и полезную, но и безусловно необходимую вƀру въ то, что его миссiя – представлять въ природƀ, полной, по человƀческому воззрƀнiю, фатальной жестокости и несправедливостей, начала справедливости и всесторонняго развитiя тƀхъ способностей, которыми такъ богата человƀческая натура и которыя такъ часто и такъ безплодно въ ней гибнутъ, подъ ударами обстоятельствъ дурно сложившейся среды и подъ давленiемъ воспитанiя, направленнаго не на всестороннее развитiе личности, а на искусственное приспособленiе ея къ данной формƀ жизни, часто фальшивой въ основанiи. Къ указаннымъ чертамъ Милля слƀдуетъ прибавить поразительно обширныя и всестороннiя знанiя его, дающiя ему, какъ ученому, самое высокое мƀсто въ логикƀ, философiи, политической экономiи, политикƀ и соцiологiи вообще, мƀсто, заслуженное имъ какъ методомъ изслƀдованiя, такъ и великими достоинствами яснаго толкованiя положенiй, выработанныхъ въ наукƀ. Но эти его достоинства все-таки не могутъ вполнƀ объяснить то глубокое и широкое влiянiе, какое оказывалъ и оказываетъ Милль на массу читателей всего образованнаго мiра. Было много ученыхъ, поражавшихъ своими знанiями, побƀждавшихъ своимъ анализомъ и восторгавшихъ своимъ языкомъ. И тƀмъ не менƀе, писатели эти оставались неизвƀстными массƀ, и если къ ней доходили ихъ идеи, то чрезъ различные каналы совремƀнной популяризацiи: чрезъ газеты, политическiя рƀчи, проповƀди и общедоступныя лекцiи. Но Милля, самаго глубокаго и ученаго писателя, непосредственно изучаетъ читающая масса, и есть полное основанiе думать, что изученiе это, съ теченiемъ времƀни, усилится и еще больше распространится».

Контрастомъ только-что цитированной характеристики Милля является то сужденiе о немъ, какъ философƀ, которое было высказано Джевонсомъ въ его статьƀ «Mill's Philosophy tested», напечатанной въ «Contemporary Review» за 1877 и 1878 годы. «Что до мƀня касается – говорить здƀсь Джевонсъ, – то я не желаю болƀе оставаться подъ гнетомъ кошмара, нагнаннаго на

 

 

–  50  –

 

насъ сочиненiями Милля. Не было такого предмета, изъ числа имƀющихъ общественное значенiе, – будь то: религiя, этика, публицистика, политическая экономiя, метафизика, логика, – о которомъ онъ не высказалъ бы рƀшительнаго мнƀнiя, – мнƀнiя, которое поклонники его затƀмъ цитировали какъ изреченiе, исходящее изъ устъ мудраго и логичнаго прорицателя. Никто не подвƀргалъ сомнƀнiю, или, по крайней мƀрƀ, не долженъ былъ подвƀргать сомнƀнiю силу его слога, убƀдительность его словъ, искренность его разсужденiй и полную добросовƀстность его мотивовъ. Если бы въ числƀ другихъ высокихъ его качествъ заключалась и логическая точность, сочиненiя его въ самомъ дƀлƀ могли бы стать источникомъ свƀта для грядущихъ поколƀнiй. Тƀмъ или инымъ путемъ, однако же, способности Милля потерпƀли крушенiе. Причину поврежденiя слƀдуетъ отнести, быть можетъ, къ тому незнавшему отдыха режиму обученiя, бремя котораго несъ Милль въ раннемъ возрастƀ по волƀ отца, или же тому проходящему черезъ всю жизнь Милля напряженiю, которое было направлено на примиренiе ложной эмпирической философiи съ противоборствующей ей истиной. Но гдƀ бы тамъ ни коренилось это поврежденiе, умъ Милля былъ все же-таки существенно не логичнымъ».

«Запутанные софизмы главныхъ сочиненiй Милля таковы, что для вскрытiя его заблужденiй требуется значительное умственное напряженiе. Мнƀ самому пришлось въ теченiе двадцати послƀднихъ лƀтъ изучать болƀе или менƀе постоянно его сочиненiя: въ послƀднiя же четырнадцать лƀтъ мнƀ пришлось, согласно традицiонному требованiю Лондонскаго унивƀрситета принять эти сочиненiя, по крайней мƀрƀ отчасти, за руководство при преподаванiи. Прошло лƀтъ десять, пока мнƀ удалось обнаружить ихъ основную несостоятельность. Въ послƀднiя десять лƀтъ у мƀня мало-по-малу выработалось убƀжденiе, что авторитетъ Милля приноситъ громадный вредъ дƀлу философiи и успƀхамъ добропорядочнаго умственнаго воспитанiя въ Англiи. Ничто не можетъ дƀйствовать вреднƀе на умы, какъ сплошная нелогичность сочиненiй, которыя, благодаря вƀсу Миллевой репутацiи и влiянiю, прiобрƀтенному ими въ унивƀрситетской

 

 

–  51  –

 

средƀ, оказались навязанными и учащимъ, и учащимся. Если, какъ я въ томъ убƀжденъ, философiя Милля переполнена софизмами и ложью, то необходимою услугою истинƀ является указанiе на этотъ фактъ. Я сознаю, наконецъ, необходимость принять тяжелую эту обязанность на себя».

...»Я имƀю въ виду показать, что едва-ли найдется хоть одно изъ важнƀйшихъ его подоженiй, которое онъ самъ въ полной мƀрƀ не опровƀргъ бы. Я обнаружу, что во многихъ случаяхъ не представляется возможности рƀшить, въ чƀмъ имƀнно заключается его доктрина, такъ какъ онъ смƀшиваетъ по два, по три, и, въ одномъ случаƀ, цƀлыхъ шесть различныхъ и взаимно-противорƀчивыхъ мнƀнiй. Въ нƀкоторыхъ важныхъ случаяхъ онъ выставляетъ себя, какъ представителя воззрƀнiй, прямо противоположныхъ тƀмъ, которыя онъ въ дƀйствительности проводить.... Нигдƀ дƀла его не идутъ такъ плохо, какъ въ области логики. Здƀсь нƀтъ вопроса, котораго бы онъ не коснулся; нƀтъ вопроса, коснувшись котораго, онъ бы оставилъ незапутаннымъ».

Оба эти мнƀнiя нельзя не считать преувеличенными. Что касается перваго, то мы будемъ еще имƀть поводъ говорить о тƀхъ замƀчанiяхъ и оговоркахъ, которыми Милль сопровождалъ критику «закона трехъ состоянiй» Ог.Конта, и покажемъ, что ее слƀдуетъ признать шагомъ назадъ; да и многое, высказанное Миллемъ въ его извƀстномъ посмертномъ сочиненiи и состоящее въ близкой связи съ этимъ шагомъ, несомнƀнно относится къ категорiи положенiй, извращающихъ духъ позитивной философiи и тормозящихъ ея развитiе. Замƀтимъ, что послƀднiя положенiя не одобрилъ и Бэнъ въ своей бiографiи Милля, хотя и сдƀлалъ это слишкомъ сдержанно, далеко не въ той мƀрƀ, въ какой требовалось бы это сдƀлать со стороны строго послƀдовательнаго и крƀпкаго въ своихъ основоначалахъ позитивизта. Крайности второго изъ приведенныхъ нами сужденiй о Миллƀ были уже достаточно подорваны тƀми справками, которыя были сдƀланы Крумъ-Робертсономъ и др. въ журналƀ «Mind», вскорƀ послƀ появленiя статей Джевонса. Свƀрка цитатъ Джевонса съ подлинникомъ показала, между прочимъ, что, не взирая на

 

 

–  52  –

 

многолƀтнее изученiе Милля, Джевонсъ не вникалъ въ него на столько, чтобы хоть различить возраженiя предполагаемаго Миллемъ противника отъ мнƀнiя самого Милля. Въ послƀднемъ итогƀ статья Джевонса не прошла совсƀмъ безслƀдно для оцƀнки значенiя Милля, и указанiя ея были въ большей или мƀньшей степени приняты къ свƀдƀнiю Брошаромъ, Рациборскимъ, и – что особенно важно для насъ – Эрнстомъ Лаасомъ.

Мы не станемъ, однако же, вдаваться въ ближайшее знакомство съ содержанiемъ статьи Джевонса – и, главнымъ образомъ, потому, что при всей важности затрагиваемыхъ въ статьƀ этой вопросахъ (геометрическiе тезисы, опредƀленiе религiи, отношенiе сходства, эксперимƀнтальный методъ), она не даетъ никакого общаго взгляда на положенiе, занимаемое Миллемъ по отношенiю къ позитивизму, не оцƀниваетъ качества тƀхъ измƀненiй, которыя получили позитивныя идеи благодаря Миллю, не говоритъ намъ, въ чƀмъ имƀнно заключается позитивизмъ собственно-миллевскiй. Имƀя пока въ виду лишь подтвƀржденiе указаннаго выше отношенiя къ Миллю совремƀнныхъ его цƀнителей и не желая отвлекать вниманiя читателей отъ главной нити нашей темы, къ которой мы сейчасъ же и обратимся, мы не станемъ распространяться о статьƀ г. Владова, такъ какъ статья эта, написанная по поводу выхода въ свƀтъ мемуаровъ Милля, не вдается въ обстоятельное разсмотрƀнiе философiи Милля и могла бы въ бтльшей еще степени, чƀмъ статья Джевонса, увлечь насъ отъ нашего главнаго пути на самыя разнородныя побочныя тропинки.

Нужную намъ для настоящаго случая характеристику положенiя Милля по отношенiю къ позитивизму, а также и оцƀнку способа тƀхъ измƀненiй, который внесъ Милль въ ученiе Ог.Конта, даетъ намъ Эрнстъ Лаасъ, къ которому мы поэтому теперь и обратимся. О Лаасƀ намъ придется еще говорить впослƀдствiи подробно; теперь же достаточно будетъ сказать только, что этотъ писатель принадлежитъ къ числу представителей позитивизма въ широкомъ значенiи этого термина и занимаетъ въ нƀмецкой философской литературƀ выдающееся мƀсто, какъ по замƀчательной критикƀ Канта, изложенной въ «Kants Analogien

 

 

–  53  –

 

der Erfahrung», такъ и по новой переработкƀ позитивизма, заключающейся въ главномъ трудƀ Лааса «Idealismus und Positivismus».

Начнемъ съ того, что разумƀетъ Лаасъ подъ словомъ «позитивизмъ»? Подъ позитивизмомъ, говорить онъ, я разумƀю ту философiю, которая не признаетъ никакого иного основанiя, кромƀ позитивныхъ (положительныхъ) фактовъ, т.-е. внƀшнихъ и внутреннихъ воспрiятiй; которая отъ всякаго мнƀнiя требуетъ подтвƀржденiя фактами, опытомъ, на которые мнƀнiе это опирается. Первымъ провозвƀстникомъ такого позитивизма, по мнƀнiю Лааса, былъ Протагоръ, который ясно очертилъ область опыта въ неразрывности связи внƀшнихъ и внутреннихъ воспрiятiй, иначе говоря, соотносительности (коррелативизма) субъекта и объекта. Коррелативизмъ, по мнƀнiю Лааса, нисколько не нуждается ни въ какой метафизической подпочвƀ для своего фактическаго узаконенiя. Можно указать только на доступный для всякаго и подлежащiй всеобщей повƀркƀ фактъ, что объекты извƀстны намъ непосредственно, какъ содержанiе сознанiя, cui objecta sunt, a субъекты – только какъ центры отношенiй, какъ сборные пункты или какъ оборотная сторона воспринятаго содержанiя, quibus subjecta sunt; и далƀе, что непосредственно извƀстные намъ субъекты и объекты не могутъ быть принимаемы какъ существующiе «an sich», что они признаются существующими только при условiи взаимной связи, что они совмƀстно возникаютъ, совмƀстно пребываютъ и всегда остаются нераздƀлимыми.

Точка зрƀнiя, обнаруживающаяся въ позитивистическомъ тезисе Протагора, вновь выступаетъ на сцену исторiи философской мысли только въ лицƀ Давида Юма; по существеннƀйшимъ ея чертамъ можно приписать ее и Дж.Ст.Миллю.

Если же мы, говорить Лаасъ поясняя это утвƀржденiе, называя Юма и Милля, проходимъ молчанiемъ имя человƀка, поставившаго слово «позитивизмъ» во главу своего «Курса» – имя Ог.Конта, то это произошло не потому, что мы вовсе не считаемъ его основныхъ воззрƀнiй «позитивистическими» въ томъ смыслƀ, на который указано было выше, или старались держаться

 

 

–  54  –

 

отъ него въ сторонƀ, а единственно только потому, что позитивистическая идея, о которой идетъ рƀчь у насъ, а имƀнно: идея коррелативности субъекта и объекта, опредƀленнымъ образомъ въ сочиненiяхъ его, на сколько я могу припомнить, не проводится. Что же касается двухъ его широкихъ обобщенiй, представляющихъ рядомъ съ тƀмъ, что училъ Давидъ Юмъ, главный интересъ въ «Курсе» Конта и связываемыхъ съ нимъ, какъ главная его особенность, а имƀнно: классификацiя наукъ и законъ трехъ состоянiй, то признавая ихъ проницательными и отчасти вƀрными мыслями, не могу не указать на то, что скрытыя въ нихъ истины до того смƀшаны съ продуктами конструктивнаго насилiя, что они вƀсьма близко подходятъ къ теорiямъ Гегеля... Что же касается Милля, то, видя въ немъ представителя позитивизма въ указанномъ смысле, я не считаю себя вслƀдствiе того обязаннымъ одобрять и всƀ его крайности, непослƀдовательности, искусственныя тонкости и софизмы, которые у него встрƀчаются при обработке отдƀльныхъ вопросовъ. Очень многое изъ того, что было высказано Джевонсомъ въ «Contemporary Review», готовъ признать я отъ всего сердца, но и самъ выступаю въ соотвƀтственныхъ мƀстахъ съ подобною же критикою. Я не считаю, чтобы ошибки этого (не всегда особенно логичнаго, послƀдовательнаго и глубокомысленнаго) философа могли бы въ самомалƀйшей степени поколебать позитивистическiе принципы, хотя, тƀмъ не менƀе, я не перестану цƀнить его, какъ особенно почтеннаго представителя позитивной философiи въ нашъ, проникнутый платонизмомъ и романтизмомъ, вƀкъ[25].

Таково сужденiе Лааса. Предъявляя его нƀмецкому читателю, Лаасъ считалъ себя въ правƀ не излагать ученiя Милля о коррелативизмƀ и не загромождать имъ и безъ того достаточно объемистыхъ трудовъ своихъ; совсƀмъ въ иномъ положенiи находимся мы, и завидная краткость Лааса, цƀликомъ перенесенная на страницы нашего очерка, едва-ли нашла бы одобренiе у большинства нашихъ читателей. Мы поступимъ гораздо цƀлесообразнƀе, конечно, если не побоимся нƀкоторыхъ длиннотъ и

 

 

–  55  –

 

послƀдуемъ совƀту Юма, утвƀрждавшаго, что «всякой книгƀ слƀдуетъ быть на столько полной, на сколько то возможно, и никакая книга не должна отсылать читателя для пополненiя содержанiя ея къ другой книгƀ». Не всегда, конечно, возможно приложить правило это въ полной мƀрƀ; но въ тƀхъ случаяхъ, когда не только не встрƀчается для того никакихъ препятствiй, но еще и выясняется при этомъ одинъ изъ вопросовъ, имƀющихъ для данной темы особенно важное значенiе, правило становится просто-на-просто обязательнымъ. Мы и принимаемъ его въ руководство въ настоящемъ случаƀ и дƀлаемъ это тƀмъ охотнƀе, потому что обстоятельное изложенiе ученiя Милля о коррелативизмƀ должно близко познакомить читателя съ дƀйствительнымъ ходомъ того двойного процесса, о которомъ говорено было выше: оно должно показать, какимъ образомъ совершались первые шаги выработки позитивной теорiи познанiя рука объ руку съ обозначенiемъ черты, отграничивающей научную философiю отъ метафизики. Чередованiе успƀховъ и неудачъ у Милля при рƀшенiи этой двойной задачи будетъ намъ очень поучительно, какъ по отношенiю къ характеру первоначальной ея постановки, такъ и по сравненiю съ послƀдующими ея фазисами.

Когда мы говоримъ о той идеƀ, которую Лаасъ считаетъ краеугольнымъ основоначаломъ позитивизма, и намъ предстоитъ отвƀтить на вопросъ о томъ, какъ излагалъ ее ближайшiй предшественникъ Лааса – Милль, то, какъ то само собою разумƀется, мы должны прежде всего ознакомить читателя съ ученiемъ этого мыслителя о каждомъ изъ двухъ моментовъ изучаемаго соотношенiя, и затƀмъ – съ ученiемъ и о самомъ соотношенiи. Такимъ образомъ мы получимъ требуемое понятiе о коррелативизмƀ по Миллю и прiобрƀтемъ этимъ путемъ возможность провƀрить цитированную выше характеристику Лааса и вмƀстƀ съ тƀмъ добыть данныя для составленiя и своего собственнаго понятiя о всƀмъ этомъ вопросƀ.

У Милля вопросъ этотъ изложенъ въ нƀсколькихъ главахъ его извƀстнаго «Изслƀдованiя философiи Гамильтона»[26].

 

 

–  56  –

 

Первая изъ этихъ главъ, имƀющая цƀлью установленiе взгляда Милля на роль «объекта» изучаемой соотносительности, носитъ названiе «психологической теорiи увƀренности въ существованiи внƀшняго мiра»[27] и занимаетъ мƀсто главы XI всего сочиненiя. Милль указываетъ здƀсь прежде всего на тƀ психологическiя истины, которыя подразумƀваются его теорiею, и говоритъ, что онƀ подтверждаются опытомъ и не подвержены сомнƀнiю со стороны противниковъ эмпирическаго метода въ психологiи – противниковъ, которые, однако же, очень рƀдко оцƀниваютъ достодолжнымъ образомъ ихъ силу.

Первая изъ этихъ истинъ заключается въ томъ, что умъ человƀческiй способенъ къ ожиданiю. Другими словами, это значитъ, что послƀ дƀйствительныхъ ощущенiй мы способны образовывать понятiе объ ощущенiяхъ возможныхъ, – ощущенiяхъ, которыя мы не испытываемъ въ настоящiй моментъ, но которыя могли бы испытывать и будемъ испытывать въ томъ случаƀ, когда въ наличности окажутся извƀстныя условiя, природа коихъ извƀстна намъ ранƀе по опыту.

Вторая изъ этихъ истинъ охватываетъ законы ассоцiацiи идей. Поскольку дƀло каеается настоящаго случая, законы эти слƀдующiе: 1) представленiямъ явленiй подобныхъ свойственна склонность быть мыслимыми совмƀстно; 2) представленiя явленiй, которыя прошли въ опытƀ или въ сознанiи въ тƀсной смежности, обладаютъ свойствомъ мыслиться совмƀстно. Смежность можетъ быть двоякою: одновременностью и непосредственнымъ преемствомъ. Возстановленiе въ памяти одного изъ

 

 

–  57  –

 

фактовъ, которые въ опытƀ или въ мышленiи являлись одновремƀнно, совƀршается подъ влiянiемъ припоминанiя о томъ или другомъ изъ нихъ. Что же касается фактовъ, которые въ опытƀ или мышленiи проходили въ порядкƀ непосредственнаго преемства, то припоминанiе по отношенiю къ нимъ не имƀетъ того обоюднаго характера, который отмƀченъ выше: только фактъ предшествующiй, или же мысль о немъ, вызываетъ припоминанiе о фактƀ послƀдующемъ, этотъ послƀднiй же не способенъ вызывать въ памяти перваго; 3) ассоцiацiи, обусловленныя смежностью, становятся болƀе достовƀрными и совƀршаются сравнительно скорƀе подъ влiянiемъ повторяемости ихъ. Если два какiя-нибудь явленiя были воспринимаемы совмƀстно вƀсьма часто и ни въ опытƀ, ни въ мышленiи не представлялись отдƀльно, то между ними установляется такъ-называемая нерасторжимая ассоцiацiя, не совсƀмъ правильно называемая неразложимою. Терминъ «нерасторжимость» не означаетъ еще продленiя ея до конца жизни, не предрƀшаетъ ея устойчивости даже и вопреки опыту или опредƀленному мысленному процессу, но указываетъ только на продленiе ея до тƀхъ поръ, пока продолжается данный опытъ или данный мысленный процессъ: 4) когда ассоцiацiя получитъ указанную выше нерасторжимость, когда связь между двумя идеями достодолжно закрƀпится, то не только идея, вызываемая ассоцiацiею, получаетъ въ сознанiи нашемъ неразрывность съ идеею, ее вызвавшею, но и факты или явленiя, отвƀчающiе этимъ идеямъ, начинаютъ, наконецъ, казаться и на самомъ дƀлƀ неразрывными. Отдƀльное существованiе того, что нами не можете мыслиться раздƀльно, начинаете представляться невозможнымъ, а увƀренность въ сосуществованiи данныхъ явленiй, хотя и явившаяся на самомъ дƀлƀ какъ продуктъ опыта, кажется намъ интуитивною. Примƀры, подтвƀрждающiе этотъ законъ, неисчислимы. Самый обыденный и разительный примƀръ дается зрительными воспрiятiями. Дƀйствительно, видимое нами есть только незначительная часть того, что намъ кажется видимымъ. Многое и вƀсьма многое въ нашихъ зрительныхъ воспрiятiяхъ попадаетъ туда въ силу умозаключенiя. Зрительное воспрiятiе книги, напримƀръ, или камня,

 

 

–  58  –

 

не есть только умозаключенiе, но цƀлая группа ихъ. Мы видимъ и не можемъ не видƀть того, что мы привыкли заключать изъ нашихъ ощущенiй, не исключая и того случая, когда мы знаемъ, что заключенiе наше ложно. Такъ, напримƀръ, мы не можемъ не видƀть сравнительной къ намъ близости горы въ томъ случай, когда мы смотримъ на нее сквозь атмосферу, отличающуюся отъ обычной большею степенью прозрачности и т.п.

Установивъ эти предпосылки, Милль говоритъ далƀе, что, исходя изъ нихъ, психологическая теорiя высказывается за существованiе ассоцiацiй, естественно и даже необходимо произведенныхъ самимъ порядкомъ нашихъ ощущенiй и припоминанiй о нихъ. Эти ощущенiя и припоминанiя, при предположенiй отсутствiя въ сознанiи интуицiи внƀшняго мiра, должны неизбƀжно порождать не только увƀренность въ существованiи его, но и отнесенiе причины ея къ интуицiи.

Чтт разумƀемъ мы, утвƀрждая, что воспринимаемый нами предметъ не есть только мысль наша, а находится внƀ насъ, и чтт побуждаетъ насъ утвƀрждать это? – спрашиваетъ далƀе Милль. Мы разумƀемъ, поясняетъ онъ, что нашимъ воспрiятiямъ непремƀнно соотвƀтствуетъ извƀстное нƀчто, которое существуетъ даже и тогда, когда мы о немъ не мыслимъ, которое существовало ранƀе, чƀмъ мы стали о немъ мыслить, и будетъ существовать и тогда, когда насъ не станетъ; и далƀе, мы питаемъ увƀренность, что существуютъ вещи, которыхъ мы никогда не видƀли, никогда не осязали, никогда инымъ какимъ-либо образомъ не воспринимали, и которыя даже никогда не были воспринимаемы человƀкомъ. Идея этого «нƀчто», различающагося отъ нашихъ преходящихъ впечатлƀнiй; этого «нƀчто», остающагося неизмƀннымъ и постояннымъ рядомъ съ измƀнчивостью нашихъ впечатлƀнiй и сохраняющаго свои свойства даже и тогда, когда самое существованiе его остается намъ неизвƀстнымъ, – идея эта и есть идея внешней субстанцiи. Указать на происхожденiе этого сложнаго понятiя – значитъ объяснить нашу увƀренность въ существованiи матерiи. Согласно психологической теорiи, все это есть не иное что, какъ форма, запечатленная на опытномъ понятiи извƀстными законами ассоцiацiи,

 

 

–  59  –

 

тогда какъ самое понятiе это выработано на почвƀ условныхъ ощущенiй; подъ условными же ощущенiями мы разумƀемъ такiя, которыхъ не оказывается въ нашемъ сознанiи въ настоящiй моментъ, которыя никогда черезъ него и не проходили, но которыя, согласно извƀстнымъ намъ изъ опыта законамъ нашихъ ощущенiй, могли бы быть испытанными нами при извƀстныхъ предполагаемыхъ условiяхъ и будутъ испытаны, если такiя условiя наступятъ.

Только-что отмƀченное свойство нашего ума даетъ Миллю основанiе для указанiя на незначительность объема наличныхъ ощущенiй въ нонятiи мiра, каковъ онъ есть въ настоящiй моментъ. Можетъ случиться, что въ то или другое время у мƀня вовсе не окажется наличныхъ ощущенiй, и во всякомъ случаƀ ощущенiя эти будутъ составлять самую незначительную частицу общей совокупности моихъ воспрiятiй. Мое понятiе мiра, каковъ онъ существуеiъ въ данный моментъ, охватываетъ вмƀстƀ съ испытываемыми мною ощущенiями неисчислимое разнообразiе возможностей ощущенiя, т.-е. ощущенiй, возможныхъ при извƀстныхъ предполагаемыхъ условiяхъ, какъ то было пояснено выше. Эти различныя возможности имƀютъ для мƀня особливую важность. Мои ощущенiя даннаго момента сравнительно малозначительны и притомъ же мимолетны; возможности же, напротивъ того, постоянны. На этомъ различiи основывается различiе нашего понятiя субстанцiи или матерiи отъ понятiя ощущенiя. Возможности, обладающiя условною достовƀрностью, требуютъ особаго названiя для отличiя ихъ отъ возможностей смутныхъ, на которыя опытъ не можетъ положиться. Всякому хорошо извƀстно однако же, что, согласно самому обыденнƀйшему свойству нашего ума, лишь только мы назовемъ вещь новымъ имƀнемъ, хотя бы для того лишь, чтобы обозначить ту же вещь съ другой точки зрƀнiя, какъ новое имя становится уже имƀнемъ новой вещи.

Есть и другая важная особенность указанныхъ выше удостовƀренныхъ и обезпеченныхъ возможностей ощущенiя, продолжаетъ далƀе Милль; а имƀнно та, что возможности эти относятся не къ единичному ощущенiю, но къ ощущенiямъ,

 

 

–  60  –

 

соединеннымъ въ группы. Когда мы мыслимъ о какой-нибудь матерiальной субстанцiи, то это значитъ, что мы испытали, или при извƀстныхъ условiяхъ могли испытать, не только одно какое-нибудь ощущенiе, но неопредƀленное число ихъ, принадлежащихъ притомъ различнымъ чувствамъ, но связанныхъ между собою такимъ образомъ, что наличность одного изъ нихъ возвƀщаетъ возможность появленiя въ то же время нƀкоторыхъ другихъ или даже всƀхъ остальныхъ. Группа, разсматриваемая какъ единое цƀлое, представляется уму постоянною, противополагаясь не только скоротечности моего тƀлеснаго присутствiя, но и мимолетности каждаго изъ ощущенiй, ее составляющихъ; другими словами, она представляется какъ родъ постояннаго субстрата, скрытаго подъ системою преходящихъ опытныхъ фактовъ или мимолетныхъ проявленiй. Свойство это присуще нашей идеƀ субстанцiи иди матерiи и составляетъ новую черту ея основнаго характера и новое отличiе этой идеи отъ ощущенiя.

Развивая далƀе свой взглядъ, Милль переходитъ къ разсмотрƀнiю другой стороны общаго характера нашего опыта, а имƀнно, къ разсмотрƀнiю постояннаго порядка нашихъ ощущенiй. Этотъ порядокъ, будучи подтвƀржденъ опытомъ, порождаетъ, говоритъ далƀе Милль, идею причины и дƀйствiя. Какова же, спрашивается, природа этого постояннаго порядка нашихъ ощущенiй? Она заключается въ постоянствƀ порядка, въ которомъ послƀдующее смƀняетъ предшествовавшее. Но мы знаемъ, что постоянство указанной послƀдовательности присуще не ходу самихъ ощущенiй, а порядку смƀны группъ, о которыхъ говорено было выше. Эти послƀднiя рƀдко соотвƀтствуютъ дƀйствительнымъ ощущенiямъ, а представляются лишь какъ постоянныя возможности, вызванныя въ сознанiи малымъ и измƀнчивымъ числомъ ощущенiй наличныхъ. Изъ этого видно, что наши идеи причинности, силы, дƀятельности связуются нами не съ ощущенiями, но съ группами возможностей ощущенiя. Измƀненiя, болƀе или менƀе правильно возникающiя въ этихъ возможностяхъ ощущенiя, совƀршаются по большей части независимо отъ нашего сознанiя, отъ нашего присутствiя или отсутствiя. Спимъ-ли мы или бодрствуемъ, пламя тухнетъ и тƀмъ

 

 

–  61  –

 

полагается конецъ данной частной возможности ощущенiя свƀта и теплоты. Присутствуемъ-ли мы или отсутствуемъ, зерно зрƀетъ и даетъ начало новой возможности ощущенiя сытости. Такимъ образомъ мы скоро научаемся смотрƀть на природу, какъ на совокупность группъ возможностей, a дƀятельныя силы природы разсматриваемъ какъ проявленiя измƀненiй этихъ группъ посредствомъ другихъ. Слƀдуя по этому пути, мы приходимъ къ оцƀнкƀ ощущенiй, какъ чего-то случайнаго, стоящаго въ полной отъ насъ зависимости, а на возможности начинаемъ смотрƀть какъ на нƀчто, обладающее большею степенью реальности, чƀмъ ощущенiя, болƀе того – какъ на истинныя реальности, по отношенiю къ которымъ ощущенiя являются лишь отобразомъ, отраженiемъ, ими произведеннымъ, или ихъ дƀйствiемъ. Достигнувъ такого умственнаго состоянiя, мы начинаемъ относить всякое испытываемое нами ощущенiе къ какой-либо изъ группъ возможностей, охватывающихъ данное частное ощущенiе. Общая совокупность возможныхъ ощущенiй становится постоянной основой, на которой обозначается одно или нƀсколько изъ нихъ, какъ наличныхъ въ данный моментъ; возможности же мыслятея стоящими по отношенiю къ дƀйствительнымъ ощущенiямъ, какъ причина по отношенiю къ дƀйствiямъ, или фонъ по отношенiю къ начерченнымъ на немъ фигурамъ, или вƀтви – къ стволу, или, выражаясь языкомъ трансцендентальной школы, они получаютъ то же значенiе, что содержанiе по отношенiю къ формƀ.

Когда сопоставленiе постоянныхъ возможностей и ощущенiй проявляетъ въ только-что указанной степени ихъ видимое несходство, тогда, какъ замƀчаетъ Милль, въ силу всего того, что мы знаемъ о человƀческой природƀ, становится неизбƀжнымъ для насъ признать между постоянными возможностями и ощущенiемъ такое же различiе, какое существуетъ между различными родами послƀдняго. Основа постоянныхъ возможностей – ощущенiе – забывается и беретъ вƀрхъ предположенiе о ихъ существенномъ различiи. Другими словами, группы ощущенiй, связанныхъ между собою ассоцiацiею смежности и преемства, представляются какъ бы отторженными отъ насъ и существующими отдƀльно и независимо отъ насъ. Мы открываемъ

 

 

–  62  –

 

свƀрхъ того, что другiя существа обосновываютъ, подобно намъ, предвидƀнiя свои на такихъ же возможностяхъ ощущенiя, какъ и мы. Мы не находимъ, однако же, чтобы они испытывали при этомъ тƀ же дƀйствительныя ощущенiя, что и мы. Не обладая нашими ощущенiями, они, – если только ихъ органы чувствъ принадлежатъ къ одному и тому же типу какъ и наши, – обладаютъ такими же точно возможностями ощущенiя, такъ что всякая данная возможность ощущенiя для насъ указываетъ на такую же возможность ощущенiй и для нихъ. Такимъ образомъ обозначается та послƀдняя черта, которою окончательно обрисовывается наше понятiе о группахъ возможностей опущенiя, какъ объ основныхъ реальностяхъ природы. Постоянныя возможности оказываются общими намъ и другимъ существамъ; приписать же такую общность дƀйствительнымъ ощущенiямъ оказывается невозможнымъ. Присущая постояннымъ возможностямъ общность становится основою признанiя за ними несомнƀннаго бытiя внƀ насъ и независимо отъ насъ, и, въ концƀ-концовъ, изъ общей совокупности всƀхъ постоянныхъ возможностей слагается наше понятiе того, чтт мы называемъ внƀшнимъ мiромъ.

Итакъ, продолжаетъ Милль, матерiю можно опредƀлить какъ постоянную возможность ощущенiя. Если мƀня спросятъ, имƀю ли я увƀренность въ существованiи матерiи, то я, въ свою очередь, пожелаю узнать, принимаетъ ли вопрошающiй это опредƀленiе матерiи или нƀтъ. Если да, то увƀренность моя въ существованiи матерiи окажется не подлежащею сомнƀнiю, какъ не можетъ подлежать сомнƀнiю и увƀренность въ томъ всƀхъ послƀдователей Беркли. Во всякомъ же другомъ смыслƀ такой увƀренности у мƀня не окажется. Я могу только смƀло утвƀрждать, что такое понятiе матерiи содержишь въ себе рƀшительно все, что мыслятъ о матерiи обыкновенные люди, стоящiе внƀ влiянiя философскихъ и теологическихъ теорiй. Увƀренность человƀчества въ дƀйствительномъ и видимомъ существовании осязаемыхъ предметовъ есть увƀренность въ дƀйствительности и постоянстве возможностей зрительныхъ и

 

 

–  63  –

 

осязательныхъ ощущенiй, независимо отъ всякихъо щущенiй дƀйствительныхъ.

Да позволено мнƀ будетъ еще разъ кратко пересказать то, что я думаю о той увƀренности, которую я старался растолковать выше, говоритъ Милль, подводя итоги изложенiю своей теорiи. Мы имƀемъ увƀренность, что воспринимаешь нƀчто, имеющее близкое отношенiе ко всƀмъ нашимъ ощущенiямъ и вмƀстƀ съ тƀмъ отличное отъ испытываемыхъ нами въ какой-нибудь данный моментъ, – нƀчто, различаемое отъ мимолетности и скоротечности ощущенiй присущею ему устойчивостью и постоянствомъ. Но эти свойства объекта составляютъ принадлежность всƀхъ открываемыхъ намъ опытомъ возможностей ощущенiй. Увƀренность въ существованiи такихъ постоянныхъ возможностей заключаетъ въ себƀ, по моему мнƀнiю, все, представляющееся существенно характеристичнымъ въ увƀренности, которую мы питаемъ относительно дƀйствительнаго существованiя субстанцiи. Я признаю, напримƀръ, что Калькутта существуетъ, хотя я и не воспринимаю ее, я признаю, что она не перестанетъ существовать и тогда, когда всƀ способные къ воспрiятiю обитатели ея были бы вынуждены оставить занимаемое ею мƀсто или же были бы поражены смертью. Анализируя мою увƀренность въ существованiи этого города, я нахожу, что въ случаƀ, если бы только-что упомянутыя событiя дƀйствительно произошли, все же таки неизбƀжно остались бы тƀ постоянныя возможности ощущенiя, которыя я называю «Калькутта». Изъ этого можно заключить, что какъ философы, такъ и обыденно-мыслящiе люди, мысля о матерiи, дƀйствительно представляютъ ее себƀ какъ постоянную возможность ощущенiя. Большинство философовъ, однако же, воображаютъ, что въ данномъ случаю надо имƀть въ виду нƀчто бтльшее, a обыденно-мыслящiе люди, хотя въ мысли своей и не представляютъ ничего болƀе, какъ только постоянную возможность ощущенiя, заявятъ, однако же, навƀрно, если спросятъ ихъ, что и они раздƀляютъ взглядъ большинства философовъ. Хотя этотъ фактъ можетъ быть вполне объясненъ стремленiемъ человƀческаго ума заключать отъ различiя названiй къ различiю предметовъ, но я все же нахожу нужнымъ

 

 

–  64  –

 

дать еще объясненiе и того, какимъ образомъ дƀлается возможнымъ быть увƀреннымъ въ существованiи такого «нƀчто», которое переступаетъ границы всƀхъ возможностей ощущенiя, не предполагая при этомъ однако же, что такое «нƀчто» дƀйствительно существуетъ и что мы дƀйствительно воспринимаемъ его въ данный моментъ.

Милль находитъ, что требуемое здƀсь объясненiе не представляетъ никакихъ трудностей. Общеизвƀстенъ тотъ фактъ, – говорить онъ, – что намъ доступны всƀ тƀ понятiя, которыя могутъ быть образованы согласно извƀстнымъ законамъ, заправляющимъ нашими ощущенiями. Каково бы ни было отношенiе, находимое нами между тƀми или другими изъ нашихъ ощущенiй и чƀмъ-нибудь отъ него различнымъ, намъ во всякомъ случаƀ не трудно представить себƀ это отношенiе существующимъ и между всƀми нашими ощущенiями и чƀмъ-либо отъ нихъ различнымъ. Различiе, подмƀчаемое нашимъ сознанiемъ между двумя какими-нибудь ощущенiями, даетъ намъ понятiе различiя въ общемъ значенiи этого термина и прочно ассоцiируетъ съ каждымъ изъ нашихъ ощущенiй чувствованiе различiя ихъ отъ всего прочаго; какъ только же такая асеоцiацiя окажетея установленною, намъ уже становится невозможно мыслить о чƀмъ бы то ни было, не противопоставляя мыслимому понятiя о чƀмъ-нибудь ему противоположномъ. Привычка къ противопоставленiе всякой вещи, о которой мы мыслимъ, какой-либо другой, естественно ведетъ къ скорому и легкому образованiю понятiй о вещахъ, противопоставляющихся всƀму, что только извƀстно намъ коллективно иди индивидуально. Мы, правда, не можемъ составить представленiя о томъ, что имƀнно такое на самомъ дƀлƀ должно быть предполагаемое какъ противуположность; наше мышленiе не идетъ далƀе чисто-отрицательнаго понятiя; но вƀдь и идея субстанцiи, безотносительно къ впечатлƀнiю, производимому ею на наши чувства, имƀетъ тоже отрицательный характеръ. Итакъ, нельзя указать психологической помƀхи къ образованiю понятiя чего-нибудь такого, что не есть ощущенiе и не есть возможность ощущенiя даже и въ томъ случаƀ, когда сознанiе наше не свидƀтельствуетъ о томъ; и ничто не можетъ быть

 

 

–  65  –

 

естественнƀе, какъ слiянiе въ мысли нашей постоянныхъ возможностей ощущенiя, свидƀтельствуемыхъ нашимъ сознанiемъ, съ этими воображаемыми понятiями. Опытъ обнаруживаетъ нашу сильную склонность къ подмƀнƀ мысленныхъ отвлеченiй, даже и тогда, когда они имƀютъ лишь отрицательный характеръ, субстанцiальными реальностями; а разъ не подлежитъ сомнƀнiю, что мы способны переступить границы ощущенiя, то становится въ высшей степени вƀроятнымъ, что мы припишемъ реальное существованiе имƀнно возможностямъ ощущенiя, которыя, согласно свидƀтельству нашего сознанiя, такъ значительно разнятся по своимъ свойствамъ отъ дƀйствительныхъ ощущенiй. Вƀроятность, здƀсь указанная, должна перейти, впрочемъ, въ достовƀрность, лишь только мы примемъ во вниманiе тотъ всеобщiй законъ нашего опыта, обыкновенно называемый закономъ причинности, въ силу котораго мы не можемъ не связывать начало чего бы то ни было съ предшествующимъ ему условiемъ или причиной. Причинность представляетъ одинъ изъ самыхъ выдающихся случаевъ, когда на всю совокупность сознаваемаго распространяется понятiе, добытое изъ одной его части. Случай этотъ представляетъ поразительный примƀръ перенесенiя отношенiя, подмƀченнаго между двумя пунктами нашего опыта, на опытъ, взятый въ цƀломъ, въ сопоставленiи его съ какимъ-либо нƀчто, лежащимъ внƀ сферы опыта. Слƀдуя по этому пути, мы приходимъ къ мысли о происхожденiи самихъ ощущенiй нашихъ отъ какого-нибудь антецедента, недостижимаго для ощущенiя. И, какъ замечено было выше, постояннымъ антецедентомъ ощущенiя рƀдко бываетъ испытываемое ощущенiе же или рядъ ихъ, а гораздо чаще – группа возможностей, могущихъ заключать въ себе лишь такое количество дƀйствительныхъ ощущенiй, которое необходимо для указанiя на дƀйствительное присутствiе возможностей въ данный моментъ. Но тутъ нƀтъ необходимости даже и въ какихъ бы то ни было дƀйствительныхъ ощущенiяхъ, такъ какъ присутствiе предмета (т.-е. непосредственное присутствiе возможностей) можетъ стать извƀстно намъ имƀнно тƀмъ самымъ ощущенiемъ, которое мы разсматриваемъ, какъ его дƀйствiе. Такимъ образомъ, дƀйствительный антецедента ощущенiя

 

 

–  66  –

 

можетъ быть не дƀйствительно испытываемое ощущенiе, а только присутствiе въ данный, иди непосредственно предшествующiй моментъ, группы возможностей ощущенiя. Изъ этого видно, что идея причинности можетъ быть отождествлена не съ ощущенiями, испытываемыми въ данный моментъ, а съ ихъ постоянными возможностями, и мы однимъ и тƀмъ же процессомъ прiобрƀтаемъ привычку смотрƀть на ощущенiя вообще, такъ же какъ и на всякое наше отдƀльное ощущенiе, какъ на дƀйствiе; вмƀстƀ съ тƀмъ мы прiобрƀтаемъ и привычку представлять себƀ, какъ причину бтльшей части нашихъ отдƀльныхъ ощущений, не ощущенiя же, a общiя ихъ возможности.

Если всƀ эти соображенiя, взятыя вмƀстƀ, говоритъ Милль въ заключенiе своего разсужденiя, не объясняютъ съ достаточною полнотой, почему мы смотримъ на возможности, какъ на независимыя субстанцiи, то я рƀшительно не знаю, каковъ долженъ быть тотъ психологическiй анализъ, который будетъ имƀть по отношенiю къ этому вопросу рƀшающее значенiе.

Затƀмъ, остается еще одно возраженiе, опровƀрженiе котораго и даетъ далƀе Милль. Могутъ сказать, что изложенная выше теорiя, истолковывая идею постоянныхъ возможностей, составляющихъ извƀстную часть нашего понятiя матерiи, не объясняетъ нашей увƀренности въ существованiи этихъ постоянныхъ объектовъ имƀнно внƀ насъ или, иначе говоря, во внƀшнемъ мiрƀ. Отвƀчая на это возраженiе, Милль говоритъ, что, по его убƀжденiю, идея чего-либо внƀ насъ находящегося исключительно исходитъ изъ прiобрƀтаемаго нами путемъ опыта познанiя постоянныхъ возможностей. Не слƀдуетъ упускать изъ виду, что ощущенiя эти никогда не перестаютъ намъ сопутствовать, и что ихъ никогда не бываетъ тамъ, гдƀ насъ нƀтъ; но что касается до постоянныхъ возможностей, то не подлежитъ сомнƀнiю, что мƀстонахожденiе ихъ не измƀняется вмƀстƀ съ нашимъ передвиженiемъ: онƀ возникаютъ или исчезаютъ совƀршенно независимо отъ нашего присутствiя или отсутствiя. И свƀрхъ того, не для однихъ насъ, но и для другихъ личностей, онƀ остаются все тƀми же постоянными возможностями, и останутся такими даже и тогда, когда мы потеряемъ

 

 

–  67  –

 

способность чувствовать. Такимъ образомъ, наши дƀйствительныя ощущенiя и постоянныя возможности ощущенiя представляютъ при сопоставленiи ихъ рƀзкiй контрастъ, и становится ясно, что при обобщенiи понятiя причины мы неизбƀжно устанавливаемъ различiе между постоянными возможностями ощущенiя и нашими дƀйствительными ощущенiями и разсматриваемъ эти послƀднiя, какъ дƀйствiя первыхъ.

Въ заключенiе остается упомянуть еще объ одномъ замƀчанiи Милля, способствующемъ установленiю вƀрнаго взгляда на его теорiю. Изъ предшествовавшаго мы имƀли уже случай видƀть, какимъ образомъ теорiя эта объясняетъ склонность нашу приписывать группƀ возможностей такое постоянное бытiе, которымъ не обладаютъ наши ощущенiя, и бульшую реальность, которой въ ощущенiяхъ нашихъ не оказывается; теперь предстоитъ еще показать, что эта самая теорiя объясняетъ, почему мы усматриваемъ въ первичныхъ свойствахъ тƀлъ (протяженность, непроницаемость, число, величина, форма, положенiе, подвижность) большую степень объективности, чƀмъ въ свойствахъ вторичныхъ (цвƀтъ, звукъ, запахъ, температура). Это происходитъ оттого, что мы всегда можемъ констатировать присутствiе ощущенiй, отвƀчающихъ такъ-называемымъ первичнымъ свойствамъ, если часть группы возможностей находится въ наличности, тогда какъ вслƀдствiе большой мимолетности вторичныхъ свойствъ, мы не такъ легко можемъ представить себƀ ихъ присутствiе тамъ, гдƀ некому воспринимать ихъ. Отсюда – постоянство ощущенiй, отвƀчающихъ первичнымъ свойствамъ, и случайность – отвƀчающихъ вторичнымъ. Вторичныя свƀрхъ того измƀняются сообразно различiю лицъ и преходящей чувствительности органовъ; первичныя же, насколько мы въ состоянiи судить, сохраняютъ свою неизмƀняемость и не зависятъ отъ индивидуальностей и времƀни.

Покончивъ съ изслƀдованiемъ объекта, Милль въ XII главƀ переходитъ къ субъекту, прилагая къ нему ту же психологическую теорiю, которая руководила предшествовавшимъ анализомъ. И въ настоящемъ случаƀ Милль опять отправляется отъ той непререкаемой истины, что субъектъ, наше «я» или духъ

 

 

–  68  –

 

(mind), открывается намъ лишь въ проявленiяхъ сознанiя и отдƀленнымъ отъ нихъ вовсе не можетъ мыслиться. Знать его, представить себƀ его, возможно только чрезъ посредство преемства различныхъ чувствованiй, называемыхъ метафизиками состоянiями иди модификацiями духа. Остается неподлежащимъ сомнƀнiю однако же, что наше понятiе духа, также какъ и понятiе матерiи, есть понятiе постояннаго нƀчто, противополагаемаго непрерывному потоку ощущенiй и чувствованiй или состоянiй сознанiя, относимыхъ нами къ этому «нƀчто». Оно, это нƀчто, представляется нами неизмƀннымъ, тогда какъ чувствованiя, чрезъ посредство которыхъ совƀршается его проявленiе, претерпƀваютъ измƀненiя. Постоянство, на которое здƀсь указывается, требуетъ и въ настоящемъ случаƀ, когда оно приписывается духу, такого же объясненiя, какое требовалось, когда оно являлось предикатомъ матерiи. Питаемая мною увƀренность въ существованiи моего духа даже и тогда, когда не является чувствующимъ, мыслящимъ и сознающимъ свое собственное существованiе, сводится къ увƀренности въ существованiи постоянной возможности этихъ состоянiй. Если я представляю себя погруженнымъ въ сонъ безъ сновидƀнiй, или же въ сонъ смерти, и питаю увƀренность, что мое «я», или, все равно, мой духъ, продолжаетъ, хотя бы и безсознательно, существованiе свое и въ этихъ состоянiяхъ, то, подвƀргая увƀренность мою самому тщательному изслƀдованiю, можно будетъ открыть только то, что увƀренность эта сводится къ увƀренности въ сохраненiи моей способности къ ощущенiю и въ этомъ состоянiи, – способности, претерпƀвающей перерывы только потому, что въ наличности не оказывается всƀхъ тƀхъ условий, которыя необходимы для поддержанiя ея въ дƀятельномъ состоянiи, и что чуть только явятся эти условiя, способность моя оживетъ и возстановится во всей своей полнотƀ. Такимъ образомъ я выражаю, значитъ, что считаю эту способность постоянною возможностью. Итакъ, я не усматриваю никакого препятствiя для того, чтобы разсматривать духъ, какъ рядъ нашихъ дƀйствительныхъ ощущенiй (къ которымъ теперь слƀдуетъ присоединить еще и внутреннiя чувствованiя), соединенныхъ съ безконечными

 

 

–  69  –

 

возможностями чувствованiя, требующихъ для своего осуществленiя такихъ условiй, которыхъ въ данный моментъ можетъ и не быть, но который, какъ возможности, не перестаютъ существовать и многiя изъ которыхъ могутъ сейчасъ же перейти въ дƀйствительность.

Чтобы лучше выяснить свою теорiю во всƀмъ ея объемƀ, Милль считаетъ полезнымъ сопоставить ее съ тремя вопросами, которые вƀсьма натурально возникаютъ по ея поводу и которые вƀсьма часто и были выставляемы по ея поводу, но разрƀшенiе которыхъ нерƀдко было крайне ошибочно. Если теорiя вƀрна, если мое «я» дƀйствительно представляетъ лишь рядъ чувствований, или, какъ ихъ называли, нить сознанiй, дополненную сознанiями неосуществленными, но возможными, если къ этому только сводится духъ или наше «я», то, спрашивается, какiя доказательства можемъ мы представить по отношенiю къ существованiю другихъ «я», намъ подобныхъ; какъ докажемъ мы существованiе гиперфизическаго мiра и, наконецъ, что представимъ мы для доказательства безсмертiя души?

Отвƀчая на первый изъ этихъ вопросовъ, Милль говоритъ, что его теорiя не заключаетъ въ себƀ ничего такого, что могло бы препятствовать мнƀ мыслить о другихъ, подобныхъ мнƀ существахъ, духъ которыхъ представляетъ также рядъ чувствованiй. Въ самомъ дƀлƀ, какимъ образомъ образовалась у мƀня увƀренность, что видимыя мною движущiяся и говорящiя существа обладаютъ чувствованiями и мыслями и не лишены того, что мы называемъ духомъ? Увƀренность эта образовалась у мƀня, конечно, не интуитивно. Отъ знаковъ я заключаю къ выражаемымъ имъ чувствамъ; мой собственный опытъ служить основою моей индукцiи. Но этотъ логическiй прiемъ рƀшительно ничего не теряетъ по отношенiю его закономƀрности при предположенiи, что и матерiя, и духъ должны быть разсматриваемы какъ постоянныя возможности ощущенiя и чувствованiя. Но если психологическая теорiя не нарушаетъ моей увƀренности въ существованiя другихъ «я», мнƀ подобныхъ, то и увƀренность въ бытiи гиперфизическомъ нисколько ею не нарушается. Предположимъ, что я разсматриваю гиперфизическое бытiе, какъ рядъ

 

 

–  70  –

 

гиперфизическихъ мыслей, продолженныхъ въ безконечность, и вы признаете, что я принимаю гиперфизическое бытiе за фактъ столь же несомнƀнный, какъ мое собственное существованiе. Итакъ, увƀренность, о которой теперь идетъ рƀчь, не можетъ ничего ни потерять, ни выиграть отъ предлагаемой психологической теорiи. Точно то же можно сказать и по отношенiю къ вопросу о безсмертiи: представить себƀ преемство чувствованiй или нить сознанiй, идущихъ въ безконечность, такъ же легко, какъ и представить духовную субстанцiю, не перестающую существовать. И если имƀются подтвƀрждающiя такую мысль доказательства, они могутъ найти одинаковое примƀненiе какъ въ той, такъ и въ другой теорiи.

Возраженiя, устраненныя изложенными выше соображенiями, относятся къ числу внƀшнихъ; психологическая теорiя имƀетъ однако же дƀло не съ одними ими; есть еще внутреннiя затрудненiя, которыя, по мнƀнiю Милля, никакой метафизическiй анализъ не можетъ устранить. Рядомъ съ чувствованiями даннаго момента и возможностями чувствованiй въ это же самое время, есть еще цƀлая группа явленiй, подлежащихъ включенiю въ перечень элемƀнтовъ, входящихъ въ наше понятiе духа. Нить сознанiй, изъ которыхъ слагается общая совокупность явленiй психической жизни, состоитъ не только изъ ощущенiй даннаго момента, но также отчасти и изъ припоминанiй и ожиданiй. Но что же слƀдуетъ намъ разумƀть подъ этими послƀдними? Сами по себƀ, они – чувствованiя данной минуты, состоянiя сознанiя этой минуты, и въ этомъ отношенiи они ничƀмъ не отличаются отъ ощущенiй. Болƀе того, всƀ они сходственны съ данными ощущенiями или чувствованiями, испытанными нами ранƀе. Имъ присуща, однако же, одна особенность, заключающаяся въ томъ, что каждое изъ нихъ предполагаетъ увƀренность, переступающую границы ихъ собственнаго существованiя. Ощущенiе ничего не предполагаетъ, но припоминанiе объ ощущенiи, даже и тогда, когда оно не относится къ какой-нибудь опредƀленной датƀ, предполагаетъ увƀренность, что копируемое имъ ощущенiе дƀйствительно существовало въ прошедшемъ; ожиданiе же предполагаетъ болƀе или менƀе положительную увƀренность въ

 

 

–  71  –

 

неизбƀжности возникновенiя въ будущемъ того ощущенiя иди чувствованiя, которое ожиданiе это имƀетъ въ виду. Явленiя, предполагаемыя обоими этими состоянiями сознанiя, не могутъ быть достаточно точно выражены безъ указанiя на то, что предполагаемая ими увƀренность и есть имƀнно та, которую имƀлъ или буду имƀть по отношенiю къ минувшимъ или ожидаемымъ ощущенiямъ имƀнно я, а не кто другой. Фактъ, относительно котораго высказывается увƀренность, заключается въ томъ, что ощущенiя образовали прежде или образуютъ позже одну часть того ряда состоянiй или той цƀпи сознанiя, другую часть которыхъ представляютъ припоминанiя или ожиданiя настоящаго момента. Если же мы разсматриваемъ духъ, какъ рядъ чувствованiй, то для насъ становится обязательно пополнить наше утвƀржденiе, назвавъ его рядомъ чувствованiй, сознающимъ себя, какъ рядъ прошедшiй и будущiй, и передъ нами является альтернатива, или поддерживать увƀренность въ томъ, что духъ или наше «я» есть нƀчто различное отъ ряда чувствованiй или ряда возможностей ихъ, или принять парадоксъ, будто бы нƀчто, заключающееся предположительно только въ рядƀ чувствованiй, въ состоянiи сознавать себя таковымъ.

Заканчивая главу, посвященную приложенiю психологической теорiи объекта къ изученiю субъекта, Милль дƀлаетъ одно вƀсьма важное замƀчанiе, въ высшей степени достойное вниманiя всякаго, кто желаетъ составить о вышеизложенной теорiи вполнƀ правильное сужденiе. Дƀло заключается въ томъ, говоритъ Милль, что мы въ данномъ случаƀ становимся лицомъ къ лицу съ той конечной необъяснимостью, къ которой мы неизбƀжно приходимъ, когда достигаемъ предƀльныхъ фактовъ; вообще говоря, можно утвƀрждать, что одна формулировка кажется непонятнƀе другой только потому, что вся наша рƀчь, какъ приспособленная къ первой, можетъ, при изложенiи второй, пользоваться лишь такими терминами, которые ее отрицаютъ. Дƀйствительный камƀнь преткновенiя, на который мы тутъ наталкиваемся, заключается, быть можетъ, не въ теорiи, а въ самихъ фактахъ. Дƀйствительная необъяснимость состоять, можетъ быть, въ томъ, что нƀчто, переставшее существовать или еще не возникшее,

 

 

–  72  –

 

можетъ извƀстнымъ образомъ представиться настоящимъ, иначе говоря, что рядъ чувствованiй, безконечно бтльшая часть коихъ относится къ прошедшему или будущему, можетъ быть сосредоточена, такъ сказать, въ одномъ настоящемъ представленiи, связанномъ съ увƀренностью въ его реальности. Я думаю, заключаете Милль это разсужденiе, что всего умнƀе – принять необъяснимый фактъ, не выставляя никакой теорiи его происхожденiя; когда же намъ приходится говорить объ этомъ фактƀ, пользуясь терминами какой бы то ни было теорiи, – употреблять эти термины съ оговоркою о ихъ значенiи.

Здƀсь будетъ умƀстно сказать нƀсколько словъ о тƀхъ положенiяхъ Милля, которыя имƀютъ ближайшее отношенiе къ его рƀшенiю вопроса о субстанцiи, и которыя дополняетъ вышесказанное вƀсьма вƀрными чертами.

Вмƀстƀ съ идеей субстанцiи удерживается или падаетъ и идея «вещи въ себƀ». И этотъ призракъ сошелъ со сцены научной философiи, повинуясь заклинанiю Милля. «Очевидно, что все, сказанное о непознаваемости «вещи въ себƀ», не препятствуетъ намъ приписывать этой вещи извƀстные аттрибуты или свойства, лишь бы только мы признавали свойства эти относительными, – говоритъ Милль, разсуждая объ относительности познанiя. – Если вещь производите впечатлƀнiя, которыя наши зрƀнiе, слухъ или осязанiе могутъ воспринять, то изъ этого слƀдуетъ, – выражая то же утвƀржденiе другими словами, – что вещь можетъ производить эти впечатлƀнiя. Эти различныя возможности и слƀдуетъ считать свойствами данной вещи, и неопредƀленное множество ихъ надо признать открытымъ нашему познанiю. Но это познанiе – чисто-феномƀнальное. Объектъ извƀстенъ намъ лишь въ одномъ спецiальномъ отношенiи, а имƀнно въ томъ, что онъ производите извƀстныя впечатлƀнiя на наши чувства, и все познанное нами сводится къ этимъ впечатлƀнiямъ. Только это отрицательное значенiе и имƀетъ утвƀржденiе о непознаваемости «вещи въ себƀ», о непознаваемости и внутренней природы или сущности. Внутренняя природа или сущность какой-нибудь вещи можетъ быть разсматриваема какъ нƀчто неизвƀстное, какъ нƀчто такое, познанiе чего дало бы

 

 

–  73  –

 

намъ объясненiе всƀхъ явленiй, представляемыхъ данною вещью. Но это неизвƀстное нƀчто есть предположенiе, лишенное очевидности. У насъ нƀтъ основанiя для предположенiя, что существуетъ нƀчто такое, чтт, будучи познано, могло бы дать уму нашему указанное удовлетворенiе, могло бы свƀсти въ одно предложенiе всƀ доступныя познанiю опредƀленiя даннаго подлежащаго. Болƀе того, если бы такое центральное свойство существовало, оно не соотвƀтствовало бы идеƀ «внутренней природы», такъ какъ, если оно можетъ быть познано какимъ бы то ни было умомъ, то оно должно, подобно другимъ свойствамъ вещи, быть относительнымъ познающему его уму, т.-е. оно должно заключаться лишь въ извƀстномъ состоянiи сознанiя, вызываемомъ въ томъ умƀ. Иной идеи о познанiи мы не имƀемъ; иного смысла у глагола «познавать» не существуетъ»[28].

Само собою разумƀется, что фантомъ «абсолюта», и до сихъ поръ ослƀпляющiй метафизиковъ, не могъ сохранить свое прежнее, темное значенiе среди крушенiй, изображенныхъ на предшествовавшихъ страницахъ. Вырабатывая для него опредƀленный смыслъ и съ этою цƀлью анализируя его совмƀстно съ понятiемъ безконечнаго, Милль начинаетъ съ того, что ставитъ на видъ отсутствiе необходимости въ объясненiи «безконечнаго». «Всякiй понимаетъ – говоритъ Милль – что подъ безконечнымъ мы разумƀемъ величину, не имƀющую границъ. Когда мы говорим о безконечномъ времƀни или безконечномъ пространствƀ, мы предполагаемъ время, которое никогда не прекратится, предполагаемъ объемъ, который нигдƀ не имƀетъ предƀла. Терминъ «абсолютъ», благодаря разносмыслiю своему, гораздо темнƀе; но, при сопоставленiи своемъ съ терминомъ «безконечный», абсолютъ (согласно этимологiи этого слова) означаетъ то, что закончено, завƀршено. Существуютъ нƀкоторыя вещи, наивысшая идеальная цƀнность которыхъ заключается въ количественной ихъ ограниченности, – ограниченности, предƀлъ которой никогда не достигается въ дƀйствительности. Въ этомъ смыслƀ отношенiе между абсолютнымъ и безконечнымъ въ достаточной мƀрƀ

 

 

–  74  –

 

тƀсно (какъ сказалъ бы Бэнтамъ), а имƀнно оно является отношенiемъ противоподоженiя. Напримƀръ, когда мы констатируемъ абсолютный минимумъ вещества, мы отрицаемъ его безконечную дƀлимость. Точно также мы можемъ утвƀрждать абсолютную, а не безконечную чистоту воды. Чистота воды не такой фактъ, чтобы, предположивъ достиженiе какой бы то ни было его степени, мы должны бы были необходимо допустить еще бульшую его степень недостигнутого. Фактъ этотъ имƀетъ свой абсолютный предƀлъ: предполагаетъ законченность и полноту – если не въ дƀйствительности, то въ мысли. Постороннiя вещества, могущiя быть въ какомъ-нибудь сосудƀ воды, могутъ быть только въ конечномъ объемƀ, и по удаленiи ихъ невозможно мыслить даже, чтобы чистота воды могла возростать. Но, кромƀ значенiя ограниченности, предƀльности, представляющихъ крайне интересную соотносительность съ идеей безконечнаго, терминъ «абсолютный» имƀетъ еще и другiя значенiя, хотя нерƀдко и смƀшиваемыя съ понятiями только что разсмотрƀнными, но въ дƀйствительности не имƀющiя ничего съ ними общаго. «Абсолютный» часто значитъ – противоположный «относительному»; но и въ этомъ противопоставленiи терминъ этотъ имƀетъ не одно, a нƀсколько значенiй. Въ самомъ дƀлƀ, терминъ «относительный» не имƀетъ совƀршенно опредƀленнаго значенiя, а, между тƀмъ, вездƀ, когда имъ пользуются, слово «абсолютный» сопутствуетъ ему въ качествƀ, его отрицанiя. Имƀя различныя значенiя, «абсолютный» значитъ еще то же, что независимый отъ чего бы то ни было; то, чту существуетъ и есть, что есть, по своей собственной природƀ, а не въ силу причины, заключающейся въ другой вещи. Въ этомъ четвƀртомъ смыслƀ, такъ же какъ и въ третьемъ, «абсолютный» представляетъ отрицанiе отношенiя, – не отношенiя вообще, а извƀстнаго опредƀленнаго отношенiя, выражаемаго терминомъ «дƀйствiе» (effect). Такое значенiе дƀлаетъ этотъ терминъ синонимомъ «безпричиннаго» и потому естественно принимается вмƀсто первой причины[29].

 

 

–  75  –

 

Психологическая теорiя Милля, изложенная на предшествовавшихъ страницахъ, встрƀтила по своемъ появленiи такую массу возраженiй, что автору ея пришлось посвятить полемикƀ со своими противниками цƀлую добавочную главу, нƀкоторыя извлеченiя изъ которой мы и намƀрены теперь представить читателю. Милль начинаетъ замƀчанiемъ, что метафизики, рƀшенiе которыхъ было предвзято и которые по отношенiю къ его теорiи стали въ положенiе враждебное, обнаружили такую мƀру оппозицiи, которая какъ разъ была пропорцiональна отсутствiю у нихъ столь необходимой метафизику способности представлять себя разсматривающимъ вопросъ съ точки зрƀнiя другой, чуждой ему теорiи. Такъ, они торжествовали, напримƀръ, придираясь къ представлявшемуся случаю сдƀлать ложные выводы изъ неизбƀжной для Милля необходимости пользоваться обыденною рƀчью. Они старались установить, что Миллевы доказательства по вопросу объ образованiи увƀренности въ существованiи матерiи предполагаютъ увƀренность въ существованiи матерiи какъ субстанцiи, такъ какъ ему приходилось говорить о передвиженiи изъ комнаты въ комнату и т.п. «Мои противники забываютъ – говорить Милль – что употребленныя мною выраженiя имƀютъ въ области психологической теорiи такой же опредƀленный смыслъ, какъ и въ области той теорiи, которой они придерживаются. Такъ, если говорится, напримƀръ, о переходе изъ комнаты въ комнату, то для психологической теорiи здƀсь идетъ рƀчь лишь о рядƀ ощущенiй и возможностей ощущенiя, изъ чего вовсе нельзя еще заключить, что ощущенiя эти и возможности должны быть непремƀнно относимы къ лежащей внƀ всякихъ ощущенiй и возможностей субстанцiи. Стараясь выяснить, какимъ образомъ произошло то понятiе, о которомъ идетъ рƀчь, я долженъ былъ – говорить далƀе Милль – выражаться на языке, наиболƀе понятномъ моему читателю. Вмƀстƀ съ тƀмъ я долженъ былъ оставаться вƀрнымъ психологической теорiи, и если бы противники мои попытались стать на точку зрƀнiя этой теорiи, они ясно увидƀли бы, что я не прегрƀшилъ противъ послƀдовательности въ проведенiи моей мысли. Въ самомъ дƀлƀ, почти всƀ философы, изслƀдовавшiе со всею тщательностью этотъ

 

 

–  76  –

 

вопросъ, могутъ подтвƀрдить тотъ параллелизмъ обƀихъ теорiй, для выраженiя однихъ и тƀхъ же фактовъ, который не былъ оцƀненъ моими противниками; философы, о которыхъ я только-что упомянулъ, рƀшили, что идея субстанцiи постулируется только какъ устой явленiй, какъ связь для ряда или группы явленiй, которыя безъ нея остаются лишенными связи. Отвлечемъ же мысль объ устоƀ и допустимъ, что явленiя остаются и сохраняютъ связь въ тƀхъ же рядахъ и группахъ какою-нибудь другою силою или, пожалуй, не силою, а внутреннимъ закономъ, – и вотъ, хотя субстанцiи и не стало, но всƀ послƀдствiя, ради которыхъ предположено было существованiе субстанцiи, остаются неизмƀнными. Индусы воображали, что земля должна держаться на слонƀ; но земля вращается, не нуждаясь во внƀшней поддержкƀ. и самоуравновƀшивается на своемъ центрƀ. Декартъ думалъ, что для взаимодƀйствiя земли и солнца необходима матерiальная, заполняющая пространство между ними, среда; но было найдено, что достаточно и одного нематерiальнаго закона тяготƀнiя, и тогда среда и ея вихри исчезли, какъ излишнiе.»

Всƀ предшествовавшiя разсужденiя имƀли цƀлью уяснить условiя, которыя психологическая теорiя постулируетъ по отношенiю къ самому духу; покончивъ съ этомъ вопросомъ, Милль переходитъ къ разсмотрƀнiю тƀхъ условiй, которыя теорiя эта постулируетъ по отношенiю къ природƀ или, выражаясь языкомъ Канта, по отношенiю къ тому, что дано въ духƀ, какъ различное отъ его самого.

Прежде всего, говоритъ онъ, теорiя постулируетъ ощущенiя, и затƀмъ, извƀстный порядокъ этихъ ощущенiй и различные ихъ роды.

На первомъ планƀ передъ нами является фактъ преемства ощущенiй и только. Этотъ фактъ – фактъ преемства – слƀдуетъ считать наравнƀ съ самими ощущенiями фактомъ первоначальнымъ (primordial). Онъ предполагается всякою теорiею происхожденiя ощущенiй и потому это фактъ конечный. Если вмƀстƀ съ его постулированiемъ постулируется и реальность времƀни, но времƀни не какъ какой-либо сущности (entity), а лишь какъ неопредƀленной послƀдовательности преемства. При этомъ не

 

 

–  77  –

 

рƀшается еще вопросъ о томъ, дается-ли этотъ аттрибутъ ощущенiй въ самихъ ощущенiяхъ или связывается съ ними законами духа, а также остается безъ отвƀта и вопросъ о томъ, исчезаетъ-ли на этой высотƀ отвлеченiя всякое различiе или нƀтъ. Вообще говоря,постулированiе указаннаго факта должно быть принято въ такихъ границахъ, въ которыхъ оно установлено, а не быть расширяемо произвольно, какъ на томъ настаивали нƀкоторые оппоненты.

Ощущенiямъ, продолжаетъ далƀе Милль, присуще не одно только преемство, но и одновремƀнность. Этотъ аттрибутъ ощущенiй не такъ очевидно первоначаленъ, какъ преемство. Нƀкоторые философы утвƀрждаютъ, что ощущенiя, повидимому одновремƀнныя, представляютъ въ дƀйствительности быструю преемственность. Милль отвƀргаетъ этотъ взглядъ и замƀчаетъ при этомъ, что и принимающiе его все жe таки должны остаться при постулированiи указаннаго различенiя и признать, что мы способны отдƀлять сознаваемое преемство отъ такого, которое чувствуется какъ одновремƀнность.

Рядомъ съ этимъ двоякимъ порядкомъ, свойственнымъ ощущенiямъ, Милль указываете еще и на порядокъ въ этомъ порядке, а имƀнно: ощущенiя бываютъ преемственны или одновремƀнны въ постоянныхъ комбинацiяхъ. Какое-нибудь ощущенiе, являясь, какъ предшествующее, сопровождается всегда однимъ и тƀмъ же послƀдующимъ ощущенiемъ; точно также складывается и ихъ одновремƀнность: извƀстному ощущенiю сосуществуетъ всегда одна и та же группа совмƀстныхъ ощущенiй. Все это совƀршается, впрочемъ, не съ тою простотою, которая очерчена здƀсь краткости ради: однообразiе порядка, о которомъ, идете здƀсь рƀчь, въ дƀйствительности гораздо сложнƀе. Послƀдующее ощущенiе не всегда дƀйствительно испытывается после предшествующаго, а одновремƀнныя ощущенiя не всегда испытываются всƀ имƀнно тогда, когда чувствуется одно изъ нихъ. Но всякое испытанное ощущенiе внушаетъ намъ основанную на опытƀ увƀренность, что каждое изъ остальныхъ ощущенiй данной группы, если и не испытывается въ настоящiй моментъ, можетъ быть испытано въ томъ случаƀ, когда

 

 

–  78  –

 

признанные его антецеденты окажутся въ наличности. Такъ, на примƀръ, я испытываю извƀстное цвƀтовое ощущенiе и вмƀстƀ съ тƀмъ зрительное – ощущенiе диска; оба эти ощущенiя извƀстны мнƀ при этомъ, какъ части ощущенiя, полученнаго отъ чугуннаго ядра. Я заключаю, что въ настоящее время, при соблюденiи извƀстныхъ условiй, я могъ бы испытывать и еще одно ощущенiе – ощущенiе твƀрдости. Но это послƀднее ощущенiе для настоящаго момента не является для мƀня неизбƀжнымъ. Почему? Потому, что – какъ мнƀ извƀстно то изъ опыта – послƀднее изъ этихъ ощущенiй не можетъ испытываться безъ предварительно испытаннаго другого ощущенiя – мускульнаго напряженiя и давленiя. Зрительное ощущенiе является такимъ образомъ одновремƀннымъ не съ дƀйствительно испытуемымъ ощущенiемъ твƀрдости, но лишь съ наличного его возможностью. Когда мы чувствуемъ одно, мы не испытываемъ непремƀнно въ то же время и другое, но намъ извƀстны тƀ условiя, при которыхъ ощущенiе это становится дƀйствительнымъ. Теперь намъ станетъ понятно выраженiе: тƀло есть группа одновремƀнныхъ возможностей ощущенiя (а не одновремƀнныхъ ощущенiй). Легко понять, почему такъ рƀдко случается, чтобы всƀ ощущенiя, входящiя въ данную группу, являлись бы осуществленными, точно такъ жe, намъ очевидно то, что констатированiе одного ощущенiя вызываетъ представленiе о всей группƀ. Нƀтъ надобности вдаваться въ бульшiя подробности для того, кто усвоитъ себƀ основной смыслъ психологической теорiи, и долго еще придется твƀрдить ее тƀмъ, которые окажутся не желающими, или неспособными, стать на ея точку зрƀнiя, бывшую до того времƀни имъ чуждой, и приложенiе которой по этой причинƀ остается для нихъ недоступнымъ.

Таково изложенiе психологической теорiи съ ея объективной стороны; оно – по словамъ Милля – не предполагаетъ ничего, что бы не было предварительно самымъ опредƀленнымъ образомъ постулировано и не постулируетъ ни одного изъ тƀхъ фактовъ, которые предстояло объяснить. Здƀсь постулируется также и «я», какъ чувствующiй субъектъ, какъ носитель ощущенiй, но сдƀлано это съ полнымъ на то правомъ, такъ какъ пока я

 

 

–  79  –

 

еще слƀжу за происхожденiемъ понятiя тƀла, а не «я», какъ то, конечно, и было ясно для вниматедьнаго читателя.

Перейдемъ теперь къ тƀмъ опровƀрженiямъ, которыя выставляетъ Милль противъ возраженiй на его толкованiя субъекта, какъ ряда возможностей чувствованiя.

Изложенiе той части психологической теорiи, которая относится къ этому пункту, привело къ тому результату, что единственнымъ фактомъ, заставляющимъ утвƀрждать существованiе «я», остается память (такъ какъ ожиданiе можно разсматривать какъ слƀдствiе памяти) и что фактъ этотъ притомъ же остается единственнымъ психологическою теорiею необъясненнымъ, такъ что, по убƀжденiю Милля, нƀтъ основанiя для утвƀржденiя, что познанiе нашего «я» возникаетъ ранƀе памяти. Истинное понятiе нашего «я» возникаетъ, по мнƀнiю Милля, изъ воспредставденiй[30] памяти, пробужденной единственнымъ фактомъ, способнымъ пробудить ее ранƀе образованiя какой бы то ни было ассоцiацiи, а имƀнно: появленiе ощущенiя, подобнаго испытанному ранƀе. Фактъ узнанiя ощущенiя, фактъ припоминанiя его, какъ обыкновенно говорится, является простƀйшимъ и элемƀнтарнƀйшимъ фактомъ памяти. Этотъ фактъ и слƀдуетъ разсматривать какъ необъяснимое звено, связующее сознанiе настоящей минуты съ сознанiемъ минувшимъ, которое онъ намъ припоминаетъ. Говоря такъ, мы устанавливаемъ то приблизительное положительное понятiе о «я», какое только намъ доступно. Въ этой связи, говоритъ далƀе Милль, заключается нƀчто реальное, столь же реальное, по крайней мƀрƀ, сколь реальны ощущенiя, и его нельзя разсматривать какъ продуктъ законовъ мышленiя, не имƀющiй за собою никакихъ соотвƀтствующихъ ему фактовъ, хотя можно много спорить, конечно, о томъ процессƀ, при помощи котораго мы достигаемъ этого познанiя, въ особенности же тогда, когда отъ опредƀленiя этого процесса потребуется значительная точность. Одно вƀрно, это

 

 

–  80  –

 

то, что этотъ самобытный элемƀнта, природа котораго не имƀетъ ничего общаго съ другими вещами, соотвƀтствующими имƀющимся въ нашемъ распоряженiи названiямъ, и долженствующiй имƀть названiе, собственно ему принадлежащее, есть именно то, что мы называемъ нашимъ «я». Въ этомъ смыслƀ я приписываю реальность этому «я», – моему собственному духу – различающемуся отъ постоянныхъ возможностей ощущенiя – этой единственной реальности, которую я признаю въ матерiи. Въ силу же наведенiя, основаннаго на опытƀ этого самого «я», мною приписывается реальность и другимъ «я».

«Опредƀливъ – говоритъ далƀе Милль – мой взглядъ на реальность нашего «я», поскольку вопросъ этотъ можетъ быть разсматриваемъ, какъ относящiйся къ онтологiи, я перехожу къ другому вопросу, а имƀнно къ вопросу объ относительности знанiя и утвƀрждаю, что какова бы ни была природа, приписываемая нами духу, духъ познается самъ собою только феномƀнально, какъ рядъ чувствованiй или цƀпь состоянiй сознанiя. Мы вынуждены признать, что каждое звено этой цƀпи связано съ другимъ звеномъ какою-то общею всƀмъ имъ связью, – связью, которую нельзя отождествить, впрочемъ, съ самими чувствованiями, которая остается неизмƀнною во всƀхъ отдƀльныхъ звеньяхъ цƀпи и которую мы поэтому называемъ постоянною. Вотъ все, что мы въ состоянiи утвƀрждать по отношенiю къ духу. Приписывая ему чувствованiя и состоянiя сознанiя въ настоящемъ и прошедшемъ и возможности повторенiя ихъ, мы исчерпываемъ всƀ тƀ его аттрибуты, которые мы можемъ считать положительными, за исключенiемъ постоянства, которое мы тоже можемъ признать за нимъ.» Употребляя поэтому безразлично термины: «духъ» и «состоянiе сознанiя», Милль настаиваетъ на необходимости для всякаго читателя постоянно помнить о тƀхъ разъясненiяхъ, которыя были имъ представлены.

Теперь намъ не трудно будетъ усвоить понятiе коррелативизма, какъ оно устанавливается у Милля, такъ какъ понятiе это вытекаетъ само собою изъ предшествующихъ разсужденiй. Всякое ощущенiе, какъ то и очевидно, неизбƀжно ассоцiируется съ постоянными возможностями – съ объектомъ, съ одной

 

 

–  81  –

 

стороны, и съ рядомъ чувствованiй – съ субъектомъ – съ другой. Объектъ, ощущаемый и субъектъ ощущающiй, связующiеся въ ощущенiи, должны бы были наложить печать своей соотносительности на терминъ, ее выражающiй, или, иначе говоря, понятiе ощущенiя должно бы выражаться двумя терминами, изъ которыхъ одинъ представлялъ бы ощущенiе въ его противопоставленiи субъекту, другой – въ противопоставленiи его объекту. Замƀтимъ, однако же, тотъ фактъ, что необходимость эта не была почувствована, и что потребность коррелативнаго термина для выраженiя понятiя относительности считалась удовлеренною въ данномъ случаƀ терминами объектъ и субъектъ самими по себƀ, при чƀмъ имƀлась въ виду прямая относительность объекта къ субъекту, а не та, которая существуетъ между объектомъ и ощущенiемъ, съ одной стороны, субъектомъ и ощущенiемъ – съ другой. Не подлежитъ сомнƀнiю, конечно, что соотношенiе между субъектомъ и объектомъ существуетъ, но существуетъ оно только при посредствƀ ощущенiя, или, иными словами, оно состоитъ изъ тƀхъ различныхъ и особенныхъ отношенiй, въ которыхъ каждая изъ сторонъ стоитъ къ ощущенiю. Субъектъ и объектъ, духъ и матерiя извƀстны намъ только какъ такое нƀчто, къ которому мы относимъ всƀ наши ощущенiя и чувствованiя; другого понятiя о нихъ мы не имƀемъ. Самое ихъ существованiе, поскольку оно намъ извƀстно, выражается въ одномъ только отношенiи каждаго изъ нихъ къ состоянiю нашихъ чувствованiй. Взаимное же ихъ отношенiе заключается въ отношенiи этихъ отношенiй. Непосредственными коррелативами является не пара: субъектъ, объектъ, но двƀ пары: объектъ, ощущенiя (разсматриваемыя объективно); субъектъ, ощущенiя (разсматриваемыя субъективно).

Таковъ принципъ коррелативизма, какимъ онъ является въ изложенiи Милля. Коррелативизмъ, согласно этому изложенiю, есть соотношенiе двухъ отношенiй: субъекта къ ощущенiю, съ одной стороны, и объекта къ ощущенiю – съ другой; ощущенiе же является его общимъ выраженiемъ; моменты же, изъ которыхъ онъ слагается, опредƀляютея такъ: объектъ есть

 

 

–  82  –

 

постоянная возможность ощущенiя, субъектъ – постоянная возможность чувствованiя.

Изъ трехъ этихъ тезисовъ послƀднiй оставленъ Миллемъ въ такомъ незаконченномъ видƀ, который самъ онъ считалъ не вполнƀ разрƀшающимъ относящуюся къ нему проблему, а потому нельзя не признать, что правильная его оцƀнка можетъ воспослƀдовать лишь при томъ условiи, когда будетъ принята во вниманiе оговорка Милля и вмƀстƀ съ тƀмъ не будетъ упущено изъ виду, что при всƀмъ несовƀршенствƀ или, пожалуй, невыполнимости обработки понятiя «постоянныхъ возможностей чувствованiя» – понятiе это никогда не переставало въ глазахъ самого Милля соотвƀтствовать не пустой фикцiи, a вполнƀ реальному, несомнƀнно существующему «субъекту».

Что касается второго тезиса, то тезисъ этотъ, какъ выработанный окончательно, особенно стойко былъ защищаемъ Миллемъ противъ цƀлой литературы самыхъ разнообразныхъ опровƀрженiй и возраженiй. Сила положенной въ основанiе этого тезиса мысли сказалась и въ этой поднятой имъ въ свое время бурƀ, и въ томъ живомъ интересƀ, который онъ не перестаетъ возбуждать даже и теперь: черезъ 17 лƀтъ послƀ смерти Милля не перестаютъ появляться изслƀдованiя его значенiя и состоятельности. Диссертацiя Штёрринга, книга Пиклера и статьи Стаута и Ганзена доказываютъ какъ нельзя убƀдительнƀе, что даже ошибки и слабости Милля способны еще въ наше время сильно волновать умы, заставляя ихъ вдумываться въ рƀшенiе тƀхъ вопросовъ, которые занимали Милля и ставили на ноги цƀлую онпозицiонную армiю тƀхь, «whose metaphysical opinions were already made up.».

Третiй, наиболƀе интересный намъ, тезисъ Милля можетъ, какъ то и очевидно, сохранить все свое значенiе при всякихъ поправкахъ, измƀненiяхъ и дополненiяхъ, какiя только опытъ, наблюденiя и методическое мышленiе могутъ внести въ два первые. При оцƀнкƀ этого тезиса надо имƀть въ виду не столько то, чту было достигнуто Миллемъ, сколько то, что было имъ намƀчено. Онъ стремился обосновать соотносительность субъекта и объекта, какъ двухъ реальностей, онъ искалъ для постановки

 

 

–  83  –

 

и рƀшенiя своего вопроса опору въ одной только области твердо установленныхъ фактовъ... Идя по этому пути, онъ сдƀлалъ, чту могъ; другiе, какъ увидимъ далƀе, указали на его ошибки и оплошности, нƀкоторые пошли далƀе, исправили его рƀшенiе, сдƀлали дƀло Милля лучше его самого; но заслугой Милля все же осталось возобновленiе въ новƀйшее время той анти-метафизической философiи, которая безъ его влiянiя долго бы еще не выработала своей теорiи познанiя и поэтому, можетъ быть, и до сихъ поръ не вышла бы на тотъ плодотворный путь критики и широкаго развитiя, на которомъ она теперь находится.

На совƀршенно ложный путь напалъ бы тотъ, кто сталъ бы призывать къ своему суду Милля, какъ систематика, какъ одного изъ тƀхъ созидателей мудреныхъ и сложныхъ построенiй, изъ которыхъ стоитъ только выдернуть одно звено, чтобы имƀть наслажденiе любоваться крушенiемъ всего зданiя и затƀмъ трубить о побƀдƀ. Милль, въ теченiе всей своей жизни, быль искателемъ истины, изслƀдователемъ, критикомъ, – такъ характеризуютъ его Джонъ Морли и Бельфортъ Баксъ и къ такой же точно формулировкƀ можетъ быть сведена и характеристика, сдƀланная Рибт[31]. Главною заслугою Милля, съ этой точки зрƀнiя, является то умственное возбужденiе, которое онъ сообщилъ соприкасавшимся съ нимъ умамъ, та сила убƀдительности, которая составляла тайну его влiянiя, – сила, не нуждавшаяся ни въ герольдахъ, ни въ апломбƀ импонирующаго авторитета, къ обаянiю котораго многiе успƀли ужъ очень попривыкнуть[32].

Самъ Милль, какъ человƀкъ въ высшей степени не тщеславный, скромный и добросовƀстный, не выставлялъ своей философiи оригинальною, а утвƀрждалъ, какъ мы уже упоминали, что эта философiя, какъ не составляющая чьего-либо единоличнаго достоянiя, была достоянiемъ вƀка, продолженiемъ, традицiй

 

 

–  84  –

 

великихъ умовъ науки, открытiя которыхъ сдƀлали родъ человƀческiй такимъ, каковъ онъ есть. Съ этой стороны Милль является представителемъ «поворота» къ Локку, Юму и Брауну, въ нƀкоторой мƀрƀ напоминающемъ тотъ «поворота» къ Канту, о которомъ намъ придется еще говорить въ одной изъ слƀдующихъ главъ.

Чтобы ясно представить себƀ соотношенiе между Ог.Контомъ и Миллемъ – этими двумя философами, черпавшими изъ одного и того же общаго источника, – обратимъ прежде всего вниманiе на различiе прiемовъ разграниченiя метафизики и положительнаго знанiя у перваго и у второго. Для Ог.Конта терминъ «философiя» означалъ «понятiе мiра» (une conception du monde), – понятiе, слагающееся изъ основныхъ понятiй шести абстрактныхъ наукъ его классификации и совƀршенно чуждое междунаучнымъ и всенаучнымъ принципамъ, для которыхъ въ его классификацiи не было и мƀста. Этому шестичленному «понятiю мiра» противополагалась метафизика, какъ пережитое мiроразумƀнiе, но противоположенiе это, къ несчастью для Контовой системы, было установлено крайне шатко: довольно сказать, что даже химическое сродство Контъ считалъ метафизическимъ положенiемъ и предполагалъ, что химики вƀрятъ въ какую-то таинственную сущность, обитающую въ тƀлахъ и влекущую ихъ другъ къ другу. Въ концƀ-концовъ невозможно было рƀшить, разумƀетъ-ли Контъ подъ метафизическими тƀ вопросы, которые имƀютъ въ виду фиктивные объекты – сущности, или имƀютъ въ виду тƀ, которые обрабатываются ложнымъ методомъ и даютъ фиктивные результаты, какъ мы и имƀли уже случай отмƀтить выше. Между понятiемъ «сродства», напримƀръ, соотвƀтствующаго извƀстнымъ фактамъ, и понятiемъ «теплорода», указывающаго на скрытый за фактами фиктивный объектъ, должно было установиться принципiальное различiе, а его-то у Конта и не оказывается.

Въ критикƀ системы Конта Миллю предлежала важная и трудная задача, и если бы онъ рƀшилъ ее вполнƀ, т.-е. если бы онъ окончательно поглотилъ Контовскiй позитивизмъ позитивизмомъ новымъ – въ широкомъ значенiи этого термина, то онъ отнялъ бы

 

 

–  85  –

 

всякiй «raison d'кtre» y послƀдующихъ недоразумƀнiй и сразу двинулъ бы дƀло на полъ-столƀтiя впередъ. Нельзя сказать, къ сожалƀнiю, что дƀло было имƀнно такъ. Критикуя Ог.Конта, Милль то подвигался впередь рука объ руку съ Контомъ, то въ большей или мƀньшей степени расходился съ нимъ. Оцƀнить значенiе этихъ взаимныхъ отношенiй двухъ мыслителей вƀсьма нетрудно въ настоящее время, такъ какъ ретроспективно ясно представляется всякому, чтт могло давать развитiю позитивныхъ воззрƀнiй поступательный ходъ и чтт могло задерживать это развитiе или даже извращать его. Все что подрывало догматичность Контовскихъ утвƀржденiй, что разрушало косность и узость схемы, то, несомнƀнно, должно быть отнесено къ явленiямъ первой категорiи, – таковы были поправки iерархизацiи наукъ; что же стушевывало характеристическiя черты установленныхъ Контомъ фазисовъ историческаго хода умственнаго развитiя, то неизбƀжно подпадаетъ подъ явленiя послƀдней категорiи, каковы были, напримƀръ, замƀчанiя Милля о «законƀ трехъ состоянiй», лишившiя этотъ законъ его основного гносеологическаго значенiя.

Великою заслугою Милля навсегда останется, конечно, сведете понятiя философiи съ онтологической почвы на гносеологическую. Литтри и другiе ученики Конта могли повторять впослƀдствiи до пресыщенiя наивныя разсужденiя о томъ, что самый объектъ изученiя iерархизованъ, и iерархизованъ имƀнно такъ, какъ то было высказано Контомъ, – для Милля и его послƀдователей утвƀржденiя эти разъ навсегда отлетƀли въ прошедшее, и философiя – какъ то твƀрдо установилъ Милль – стала научнымъ познанiемъ человƀка, какъ существа разумнаго, нравственнаго и общественнаго. И если бы этотъ тезисъ коррелативизма – этотъ первый шагъ осуществленiя Миллевƀкаго принципа не страдалъ нƀкоторыми недостатками, Милль могъ бы по справедливости занять въ исторiи развитiя позитивной философiи такое высокое положенiе, котораго не могли бы пошатнуть никакiя критики. Теперь же нельзя не признать, что дƀйствительная заслуга Милля вполнƀ соотвƀтствуетъ той общей оцƀнкƀ, которую дƀлаетъ Лаасъ, и которую мы привели выше. Какъ ни

 

 

–  86  –

 

старался удержаться Милль на почвƀ фактичности, ему не удалось, однако же, избƀгнуть нƀкоторыхъ роковыхъ ошибокъ, которыя подставили ему фикцiи вмƀсто фактовъ и лишили его той твƀрдой почвы, которую онъ такъ старался сохранить. Главнƀйшею его ошибкою, какъ показалъ Ганзенъ. слƀдуетъ считать неразличенiе понятiя возможности конкретной отъ понятiя возможности метафизической. Поскольку Милль сбивается на это постƀднее, постольку онъ вращается въ пустотƀ, т.-е. въ области метафизики, и постольку же является несостоятельнымъ и его опредƀленiе «постоянныхъ возможностей ошущенiя», мелькающее въ его аргумƀнтацiи часто безъ достаточной выдержки и отъ времƀни до времƀни измƀняющее свое значенiе.

Лаасъ, различающiй понятiя возможности эмпирической и возможности метафизической, справедливо можетъ считать терминъ Милля – «постоянныя возможности ощущенiя» – мƀткимъ для выраженiя понятiя «объективности», хотя онъ находитъ нужнымъ замƀтить при этомъ, что терминъ этотъ неполонъ, такъ какъ онъ не заключаетъ въ себƀ указанiя на тƀ нормирующiя условiя, при которыхъ должно быть мыслимо возможное ощущенiе, т.-е. не ставитъ рядомъ съ содержанiемъ каждаго личнаго сознанiя, содержанiе того сознанiя, которое Лаасъ называетъ «сознанiемъ вообще». Данное личнымъ сознанiемъ можетъ быть и продуктомъ лихорадочнаго бреда, а потому, утвƀрждаетъ Лаасъ, къ тƀмъ первоначальнымъ реальностямъ, которыми обладаетъ всякая единичная личность, слƀдуетъ добавить содержанiе того сознанiя, которое, согласно рацiонально обоснованнымъ нормамъ и методамъ, является какъ достоянiе или насъ самихъ, или же другихъ личностей въ какое бы то ни было время.

Остается упомянуть въ заключенiе, что терминъ «постоянныя возможности ощущенiя» вполнƀ совпадаетъ съ терминомъ Канта «возможное воспрiятiе», служащее у этого философа для опредƀленiя «объективныхъ явленiй». Заимствованiе у Канта, какъ мы будемъ еще имƀть случай пояснить далƀе, не означаеть еще само по себƀ перехода въ область метафизики; но черты этой для полноты картины пропустить тутъ было невозможно.

 

 

–  87  –

 

Окончивъ эту характеристику положенiя Милля та отношенiю къ позитивизму и показавъ, какъ намъ думается, что значительные недостатки, которые совремƀнная критика находитъ въ этомъ отношенiи у Милля, все же но отымаютъ у насъ права видƀть въ трудахъ этого мыслителя массу цƀнныхъ вкладовъ, принесшихъ значительную пользу развитiю позитивной философiи, мы перейдемъ теперь къ ознакомленiю съ другою оцƀнкою роли Милля въ позитивизмƀ, – оцƀнкою, рƀзко противоположною предыдущей.

Оцƀнка эта была сдƀлана В.С.Соловьевымъ въ 5-й книжкƀ философскаго журнала г. Грота (стр. 121). «Позитивная философiя Ог.Конта и Герб. Спенсера[33] – говорится здƀсь – есть, конечно, лишь первый шагъ на пути къ отчетливому критическому мiросозерцанiю. Относительность знанiя утвƀрждается здƀсь на томъ основанiи, что мы познаемъ только явленiе, a бытiе вещей самихъ въ себƀ остается недоступнымъ нашему уму. Но самое понятiе явленiя, которымъ опредƀляется все это воззрƀнiе, не подвƀргается въ немъ достаточному анализу и критикƀ. У позитивистовъ нƀтъ сколько-нибудь порядочной теорiи познанiя или гнозеологiи и такимъ образомъ основная мысль этого ученiя оказывается непровƀренною. Основатель школы, совсƀмъ ничего не понимавшiй въ спецiально философскихъ вопросахъ, повидимому обусловливалъ познаваемыя явленiя исключительно физiологическою дƀятельностью нервовъ и мозга; но такъ какъ нервы и мозгъ сами суть не болƀе какъ явленiя лишь относительно нами познаваемыя, то никакого толка съ этой стороны выйти не можетъ. Этотъ основной недостатокъ позитивизма Милль хотƀлъ восполнить на почвƀ англiйской эмпирической психологiи, но запутался тутъ въ еще худшихъ противорƀчiяхъ и долженъ былъ въ концƀ-концовъ придти къ образцово-нелƀпой теорiи абсолютнаго феномƀнизма, утвƀрждающей, что ничего не существуетъ, кромƀ состоянiй сознанiя самихъ по себƀ, безъ сознающаго и сознаваемаго».

 

 

–  88  –

 

Эта оцƀнка Милля высказана въ такой формƀ, которая исключаетъ всякiя опровƀрженiя. Мы ихъ и не станемъ предъявлять. Оставляемъ мнƀнiе г. Соловьева во всей его неприкосновенности рядомъ съ мнƀнiемъ Лааса въ подтвƀржденiе той характеристической совремƀнной разноголосицы о Миллƀ, на которую мы указали выше, и полагаемъ, что приведенныя нами сопоставленiя достаточно уяснили объективное положенiе вопроса, сочтемъ его на этотъ разъ исчерпаннымъ[34].

 

 

–  89  –

 

 

2. Бэнъ, Гёксли и др.

Дж.Ст.Милль, по словамъ Лааса, принадлежитъ къ числу владычествующихъ надъ вƀкомъ мыслителей, и въ самомъ дƀлƀ, рядомъ съ нимъ нельзя поставить другого англiйскаго философа, влiянiе котораго въ Европƀ могло бы сравниться съ влiянiемъ Милля. Ознакомивъ читателя съ отношенiемъ къ позитивизму такого писателя, какъ Милль, мы могли бы считать себя свободными отъ указанiя на другiя англiйскiя имƀна, какою извƀстностью и какимъ бы почетомъ они безотносительно ни пользовались, такъ какъ ни Льюисъ, ни Гёксли, ни кто другой не оказали на образованiе той научной философiи, о которой рƀчь впереди, никакого влiянiя. Если же мы тƀмъ не менƀе приведемъ въ настоящей главƀ нƀсколько отдƀльныхъ мыслей извƀстнƀйшихъ англiйскихъ позитивистовъ, то сдƀлаемъ это только затƀмъ, чтобы не потерять случая укрƀпить въ читателƀ тƀ взгляды, которые такъ или иначе выражаютъ все ту же нашу основную мысль. У нƀкоторыхъ изъ писателей, о которыхъ мы будемъ говорить, читатель замƀтитъ сведенiе философiи къ теорiи познанiя и въ этомъ фактƀ, согласно тому, что было пояснено выше, увидимъ тотъ неизбƀжный фазисъ, который должна была пройти научная философiя въ процессƀ своего установленiя, такъ какъ единственною силою, способною вытƀснить пустыя умозрƀнiя за предƀлы философiи, могла быть только гносеологiя. Если нƀкоторые мыслители остановились на этомъ фазисƀ, то эта остановка только оттƀняетъ шаги впередъ другихъ, пошедшихъ далƀе, и отмƀчаетъ то относительное значенiе, которое указанное отождествленiе отводитъ имъ въ рядахъ совремƀнныхъ представителей научной философiи. Замƀтимъ при этомъ однако же, что отождествленiе теорiи познанiя и философiи хотя и не даетъ простора той широкой формулƀ, о которой мы скажемъ въ своемъ мƀстƀ, все же таки фактически вытƀсняетъ уже метафизику, отбрасывая вовсе ту часть философiи, которая

 

 

–  90  –

 

состоить изъ безсодержательнаго умозрƀнiя, и перерабатывая остальное научнымъ методомъ. Извƀстная заслуга, какъ видно изъ этого, должна быть признана и за тƀми мыслителями, о которыхъ пойдетъ у насъ рƀчь далƀе.

Начнемъ съ изложенiя драгоцƀннаго совƀта Бэна, – совƀта, направленнаго противъ метафизики и мƀтящаго къ общему и окончательному упраздненiю безсодержательныхъ абстракцiй.

Мысль Бэна крайне проста: онъ совƀтуетъ разлагать абстракцiи высшаго порядка на соотвƀтствующiя частныя положенiя. Въ подкрƀпленiе своей мысли онъ указываете на замƀчанiе Сэмьюэля Бэли, преподавшаго изучающимъ философiю очень полезное правило – сводить во всƀхъ важныхъ случаяхъ отвлеченныя формы на конкретныя. «Поступая такимъ образомъ, – говоритъ Бэли, – изслƀдователи философскихъ вопросовъ прiобрƀтутъ могущественное орудiе для преодолƀнiя темныхъ и запутанныхъ метафизическихъ умозрƀнiй. Орудiе это дастъ имъ возможность ясно разглядƀть истинное значенiе той массы пустословiя, которое сходитъ за философiю».

Нƀкоторыя отвлеченныя понятiя, – замƀчаетъ при этомъ Бэнъ, – по сложности своей дƀйствительно представляютъ не малыя трудности. Таково, напримƀръ, понятiе «жизни».

Трудность анализа понятiя «жизнь» дƀйствительно является только тогда, когда его смƀшиваютъ съ болƀе общимъ понятiемъ – «существованiе». Это послƀднее, по словамъ Бэна, дƀйствительно требуетъ всƀхъ рессурсовъ, какими располагаетъ логика. Мы остановимся надъ его анализомъ термина «существованiе» Бэна, какъ ради интереса, представляемаго самимъ анализомъ, такъ и ради еще болƀе интереснаго его приложенiя къ знамƀнитой формулƀ Декарта «Cogito, ergo sum».

Бэнъ, прилагая къ этому термину указанный имъ выше методъ разложенiя на частныя понятiя, задается, прежде всего, вопросомъ: о какихъ вещахъ принято говорить, что онƀ существуютъ? «Не трудно найти такiя вещи, – говоритъ онъ. – Звƀзды, моря, горы, минералы, растенiя, люди, государства, города, торговля, – все это существуетъ. Итакъ, не по недостатку частностей затрудняемся мы опредƀленiемъ значенiя термина

 

 

–  91  –

 

ствованiе», а по причинƀ, прямо противоположной, – по причинƀ слишкомъ большого ихъ количества. Въ самомъ дƀлƀ, слово «существуетъ» означаетъ все, не исключаете ничего. Всƀ другiя понятiя предполагаютъ такую часть мiра, которая обладаетъ указываемымъ этимъ понятiемъ свойствомъ, и такую, которая лишена его; понятiе «жизни», напримƀръ, предполагаете указанное различенiе, тогда какъ «существованiе» относится ко всƀму космосу, протяженному и не протяженному, матерiи и духу (mind). Не рискуемъ-ли мы, мысля о всƀмъ, мыслить ни о чƀмъ?»

«Я утвƀрждалъ (Deductive Logic, p. 59), – говорить далƀе Бэнъ, – что понятiе «существованiя « есть понятiе не-реальное (an unreal notion), по той причинƀ, что оно лишено реальнаго противоположнаго утвƀржденiя. Согласно закону всеобщей относительности, двƀ вещи, по крайней мƀрƀ, должны быть взаимно-противопоставлены, какъ summa genera: положимъ, субъектъ и объекта, духъ и не-духъ. Мы можемъ подвƀсти эту двойственность къ общему итогу и назвать этотъ итогъ «существованiемъ»; но мы не можемъ вложить въ него новое значенiе. Два родовыя понятiя все же таки, попрежнему, сохранять свой обоюдный контрастъ. Абсолютное единство есть слово, лишенное всякаго значенiя.

«Полемизируя затƀмъ съ Миллемъ по поводу включенiя понятая «существованiя « въ число категорiй, я высказалъ ему, что никакая наука и никакая часть логическаго метода не обосновывается на изученiи этого понятiя. Въ самомъ дƀлƀ, всƀ предложенiя такого рода всегда болƀе или менƀе сокращены или эллиптичны; получая полное выраженiе, они подводятся или подъ понятiе существованiя, или подъ понятiе послƀдовательности. Когда мы говоримъ, что существуетъ уговоръ для такой-то спецiальной цƀли, то мы предполагаемъ, что въ настоящее время извƀстная группа людƀй соединилась для достиженiя означенной цƀли; а это сводится къ сложному положенiю, разлагаемому на положенiя сосуществованiя и послƀдовательности (причинности). Утвƀржденiе, что порода птицъ Додо болƀе не существуетъ, значить, что это животное, прежде извƀстное въ нƀкоторыхъ краяхь, исчезло или вывелось, что его

 

 

–  92  –

 

существованiе не связано болƀе съ извƀстною мƀстностью, – все это можетъ быть выражено безъ введенiя въ предложенiе глагола «существовать», и выражено лучше, чƀмъ при его посредствƀ. Опрашиваютъ: «существуетъ»-ли эфиръ? Но правильно было бы придать вопросу этому такую форму: распространяются-ли свƀтъ и теплота чрезъ посредство эфирной среды, наполняющей пространство? Такое предложенiе имƀло бы причинный характеръ. Точно также должны бы построяться и другiе подобные вопросы, не всегда облекаемые, однако же, имƀнно въ эту форму.

«Къ счастью, Милль отвƀчалъ на это замƀчанiе въ послƀднемъ изданiи Логики (Logic, vol. I, p. 113) слƀдующимъ образомъ: «Я вполнƀ; принимаю законъ относительности м-ра Бэна: но я не вижу необходимости утвƀрждать, что для разумƀнiя такого или иного факта необходимо противопоставленiе его другому положительному факту. Противоположенiе, необходимое сознанiю, не должно быть, какъ я думаю, противоположенiемъ двухъ положительныхъ фактовъ; оно можетъ имƀть мƀсто и между положительнымъ фактомъ, съ одной стороны, и отрицательнымъ – съ другой. Гоббсъ былъ, безъ всякаго сомнƀнiя, правъ, утвƀрждая, что всякое отдƀльное ощущенiе, продолженное на неопредƀленное время, перестаетъ сознаваться, и достаточно простого перерыва, чтобы сознаваемость его была возстановлена. Чтобы ощущать теплоту, нƀтъ необходимости въ переходƀ къ этому ощущенiю отъ отсутствiя всякаго ощущенiя или отъ ощущенiя другого рода. Относительная противоположность бытiя, разсматриваемаго какъ summum genus, есть небытiе или ничто; и намъ приходится время отъ времƀни разсматривать и обсуждать вещи при одномъ только противуположенiи ихъ небытiю.

«Я допускаю, что рƀшенiе вопроса о существованiи зависитъ обыкновенно, если не всегда, отъ предварительнаго вопроса о причинности и сосуществованiя. Но «существованiе», тƀмъ не менƀе, не одно и то же, чтт сосуществованiе и причинность, и можетъ быть утвƀрждаемо и помимо ихъ. Значенiе отвлеченнаго имƀни «существованiе» и конкретнаго имƀни «бытiе», также какъ и значенiе всƀхъ другихъ имƀнъ, заключается

 

 

–  93  –

 

въ ощущенiяхъ или состоянiяхъ сознанiя; особенность же ихъ состоитъ въ томъ, что они возбуждаютъ и способны возбуждать какое-нибудь ощущенiе или состоянiе; какое имƀнно – это все равно, но то или иное должно непремƀнно находиться въ наличности. Упустивъ изъ вида это обстоятельство, Гегель и принялъ бытiе за абстракцiю, выработанную мышленiемъ посредствомъ устраненiя всƀхъ частныхъ опредƀленiй, и пришелъ этимъ путемъ къ страдающему внутреннимъ противорƀчiемъ положенiю о тождествƀ бытiя и мышленiя, – положенiю, взятому имъ за основу всей его философiи. На самомъ дƀлƀ онъ принималъ понятiе чего-нибудь (of something) въ самомъ широкомъ значенiи этого слова».

«Я не могу согласиться съ мнƀнiемъ Милля о достаточности противопоставленiя данному понятiю понятiя небытiя для приложимости закона относительности, – возражаетъ Бэнъ, – но въ настоящее время я придаю бтльшее значенiе мнƀнiю Милля о положительной сторонƀ смысла разсматриваемаго термина, и имƀнно о соотношенiи къ нему возбудимости того или иного, но непремƀнно какого-нибудь ощущенiя или состоянiя сознанiя. Вы ражая это мнƀнiе Милля другими словами, можно сказать, что во всƀхъ случаяхъ, когда мы, имƀя въ виду что-либо, не можемъ рƀшить – субъектъ-ли это, или объектъ, и должны разсматривать это нƀчто только какъ реальность, – во всƀхъ этихъ случаяхъ мы прибƀгаемъ къ свƀрхъотносительному термину «существованiе», «вещь», «бытiе». Я признаю, что могутъ встрƀчаться случаи, когда приходится прибƀгать къ этому слову, когда является необходимость установить понятiе, недостаточно опредƀленное; но это совсƀмъ не то, что установленiе свойствъ, общихъ субъекту и объекту, и выработка родового понятiя, подъ которое можно было бы такимъ же образомъ подвƀсти понятiя того и другого, какъ подъ понятiе объекта подводятся понятая матерiи и пространства. Я разсматриваю терминъ «существованiе», употребляемый такимъ образомъ, какъ лишенный независимаго и оригинальнаго значенiя; терминъ этотъ – только сокращенный синонимъ для сложнаго противопоставленiя двухъ самыхъ высшихъ родовыхъ понятiй, какiя только

 

 

–  94  –

 

представляетъ дƀйствительность – понятiй субъекта и объекта. Я утвƀрждаю, словомъ сказать, что терминъ «существованiе» получаетъ смыслъ только при условiяхъ сведенiя его на другiя опредƀленiя вещей; взятый же безотносительно, онъ является лишеннымъ всякаго реальнаго значенiя».

Переходя затƀмъ къ формулƀ Декарта «Cogito, ergo sum», Бэнъ, на основанiи изложенныхъ выше соображенiй, спрашиваетъ: каково будетъ полное выраженiе эллиптическаго сужденiя» – «sum»? Если «sum» – «существую» значитъ «живу», и «жизнь» берется въ противоположность «смерти», формула получаетъ извƀстный смыслъ, но не тотъ, который имƀлся въ виду при ея установленiи. Если мы воспользуемся Миллевымъ терминомъ «нƀчто», то изреченiе Декарта получить такую форму: «я мыслю, слƀдовательно, я – нƀчто», а эта форма, въ силу приведенныхъ выше доводовъ, неизбƀжно перейдетъ въ слƀдующую: «я мыслю, слƀдовательно, я – или субъектъ, или объектъ». Заключенiе, получаемое этимъ путемъ, менƀе нежели неопредƀленно, такъ какъ всякiй, кому извƀстенъ смыслъ термина «мыслю», знаетъ, что онъ относится къ свойству духа, а поэтому оставленiе вопроса открытымъ, отсутствiе рƀшенiя между духомъ и не-духомъ, не только не расширяеть нашего познанiя, но съуживаетъ его.

Положенiе «я мыслю» даетъ право утвƀрждать, по крайней мƀрƀ, что «я – духъ», «я – не противоположность духа», «я – опредƀленное нƀчто». Такое заключенiе Бэнъ считаетъ предпочтительнƀе неопредƀленнаго утвержденiя «я нƀчто»; но заключенiе это, – говорить онъ, – не реально: значенiе термина «мыслю» содержитъ значенiе термина «духъ», если только намъ извƀстно, чту значитъ «мыслить», если мы употребляемъ это слово, сознавая его смыслъ. Реальное заключенiе могло бы сформулироваться такимъ образомъ: «я мыслю, – слƀдовательно, я чувствую и желаю», такъ какъ опытъ показываетъ, что ассоцiацiя трехъ этихъ данностей признается подводимою подъ понятiе «духъ».

Бэнъ приводить и еще одно реальное заключенiе: «я мыслю, слƀдовательно, я – не безсмысленное вещество». Заключенiе это, – говоритъ онъ, – есть продуктъ опыта, свидƀтельствующаго о

 

 

–  95  –

 

связи мысли и извƀстной организацiи. Анализъ предложенiя «я мыслю» показываетъ, однако же, всю нелогичность этого построенiя. Отдƀлимъ подлежащее отъ сказуемаго въ этомъ предложенiи и, точно опредƀливъ значенiе того и другого, посмотримъ, прибавляетъ-ли что-нибудь то же сказуемое къ содер-жанiю понятiя подлежащаго. Что такое «я»? Отвƀтъ можетъ быть только слƀдующiй: я – все то, что подводится подъ понянiе «человƀкъ», – всƀ части и функцiи тƀла и духа, из которыхъ слагается индивидуальный мужчина или индивидуальная женщина. Итакъ, сказать: «я мыслю» значить погрƀшить многословiемъ, такъ какъ всякiй, произносящiй слово «я», знаетъ уже ранƀе, что онъ «мыслить»; говоря такъ, придется только повторить одну часть подлежащаго даннаго предложенiя. Въ заключенiе Бэнъ находитъ, что формулу Декарта можно считать не болƀе, какъ словƀснымъ предложенiемъ. Можетъ быть, оно, – замƀчаетъ Бэнъ, – и годится на что-нибудь, но только никакъ не для полученiя заключенiя. «Я того мнƀнiя, – говорить онъ, – что пора положить конецъ напряженно, съ которымъ и до сихъ поръ стараются добыть солнечные лучи изъ этого огурца»[35].

Теперь обратимся къ указанiю на нƀкоторые взгляды извƀстнаго ученаго и рƀшительнаго врага Контовскаго позитивизма Генри Гёксли. Рƀзкiй приговоръ надъ узкимъ позитивизмомъ, произнесенный имъ въ свое время, произвелъ на привƀрженцевъ Конта большое впечатлƀнiе. Съ тƀхъ поръ для всякаго контиста, не считающаго себя pour un homme absurde, впечатлƀнiе это могло только подняться, такъ какъ взаимное отношенiе роста научной философiи и Контовскаго позитивизма постоянно оставались обратно пропорцiональными. Припомнимъ при этомъ случаƀ, что Гёксли настаивалъ на отрицанiи всякой научной стоимости тƀхъ частей Курса Конта, которыя могутъ считаться специфически-позитивными. Онъ даже находилъ въ нихъ многое противорƀчащее духу истинной науки. Мнƀнiе это, высказанное мимоходомъ въ эдинбургской рƀчи Гёксли (1868), было

 

 

–  96  –

 

обстоятельно изложено и подкрƀплено доказательствами въ отдƀльной статьƀ, посвященной изслƀдованiю «научнаго содержанiя позитивизма», напечатанной въ Fortnightly Review 1869 г.[36].

Не слƀдуетъ упускать изъ вида при этомъ, что Гёксли съ особенною силой указываеть на разграниченiе науки и метафизики и отстаиваетъ то самоотреченiе, ту резигнацiю, которая должна составлять характерную черту всякой трезвой мысли. Эта послƀдняя черта, какъ одинъ изъ главныхъ отличительныхъ признаковъ «новой», какъ ее иногда называютъ, философiи сдƀлался для многихъ, по природƀ своей особенно склонныхъ къ ассоцiацiямъ по созвучiю, великимъ камнемъ преткновенiя. Въ самомъ дƀлƀ, для такого рода мыслителей существуете дорожка, по которой отъ «самоограниченiя» до «ограниченности» – одинъ шагъ. Самоотреченiе, резигнацiя, границы познанiя, – все это для нихь, выросшихъ и состарƀвншхся на сказанiяхъ о всякаго рода «щучьихъ велƀнiяхъ», звучатъ дико. Если ужь Тэну случилось возвƀсти конюха Санчо въ позитивисты, то почему бы, въ самомъ дƀлƀ, не признать позитивистомъ Санчева осла? Оселъ ограниченъ, ergo, онъ – позитивистъ. Это такъ мƀтко, такъ глубокомысленно, такъ ƀдко и, главное, такъ сокрушительно для этихъ ненавистныхъ «истовъ»! Какое торжество! Лежа въ своемъ гробу, ликуетъ, конечно, сама покойная бабушка – старая Химера.

Въ ряду имƀнъ, которыми блещетъ научная философiя въ Англiи и которое по праву можетъ быть поставлено съ почтеннымъ имƀнемъ Гёксли, мы можемъ назвать имя старƀйшаго изъ поборниковъ научнаго метода и непримиримƀйшаго противника всякаго пустомыслiя и суемудрiя, талантливаго и честнаго Генри Маудсли, пользующагося и у насъ не малою извƀстностыо. Трудно преувеличить достоинства этого ученаго, богатство его познанiй, искусство и блескъ его изложенiя. Прибавить еще, что Маудсли, освƀщая вопросы своими спецiальными психiатрическими свƀдƀнiями, придаетъ имъ такую окраску, которая,

 

 

–  97  –

 

вскрывая самую глубокую основу изучаемаго явленiя, превращаетъ рƀшенiе вопроса въ жестокую и ƀдкую сатиру, заостренную мƀткимъ, удачнымъ словцомъ. Онъ не разъ уже очерчивалъ вƀрными штрихами несостоятельность метафизического умонастроенiя, но въ послƀдней своей книгƀ рƀшительно превзошелъ себя... Сколько жизни, сколько правды въ обрисовкƀ и, въ то же время, какая каррикатура!

Начнемъ съ коротенькаго наброска, характеризующаго увлеченiе метафизикой, сдƀланнаго Маудсли въ его курсƀ психологiи: «Въ настоящее время, – говоритъ онъ, – къ метафизикƀ, вообще говоря, относятся неблагосклонно и совƀршенно увƀрены, что она не приноситъ никакой пользы. Общее убƀжденiе заключается въ томъ, что она пользуется значенiемъ науки только у тƀхъ, которые несутъ обязательство поступать такимъ образомъ, которые не руководствуются указанiемъ запросовъ жизни, но, занимая оффицiальныя каɵедры, поглощены преподаванiемъ, или же имƀютъ другой родъ занятiй такого рода, который представляетъ мало случаевъ для усидчивыхъ наблюденiй и много досуга для самосозерцанiя. Есть еще мнƀнiе, что метафизикой увлекается пылкая молодежь, которая претерпƀваетъ метафизическiе приступы точно такъ же, какъ дƀти – корь, прiобрƀтая чрезъ то, къ счастью для нихъ, неуязвимость по отношенiю къ этому патологическому состоянiю на всю остальную жизнь. Утвƀрждаютъ, наконецъ, что метафизика поражаетъ дƀятельные и способные умы тƀхъ философовъ, которымъ не удалось пройти школу научнаго изслƀдованiя природы и которые поэтому не научились подчинять своего разума силƀ фактовъ и привыкли жить въ болƀе или менƀе идеальномъ мiрƀ мыслей»[37].

Въ книгƀ, вышедшей въ 1886 году, Маудсли посвящаетъ одну главу критической оцƀнкƀ метафизики и, доказывая сродство ея метода съ методомъ теологическимъ, противополагаетъ ихъ методу научному. Онъ говоритъ, что интуитивный путь познаванiя обыкновенно примƀняется къ дƀлу тƀмъ успƀшнƀе,

 

 

–  98  –

 

чƀмъ свободнƀе умъ метафизика отъ благодƀтельнаго влiянiя положительнаго познанiя природы и жизненнаго опыта и чƀмъ болƀе онъ привыкъ къ экстатическому самопогруженiю и безсодержательному мышленiю. Нƀтъ ничего удивительнаго, что теологи и метафизики всегда находились въ тƀсномъ союзƀ и до настоящаго времƀни всегда разсчитываютъ другъ на друга въ оборонительной и наступательной войнƀ. На ихъ несчастiе, однако же, союзъ этотъ бытъ всегда союзомъ неизмƀнно-безплоднаго сожительства.

Всякая система, теологическая или метафизическая, – говорить Маудсли, – не охватывая явленiй дƀйствительности, не имƀя фактическаго содержанiя, будь она наивозвышеннƀйшая и наиспиритуальнƀйшая въ мiрƀ, должна быть признана стоящею внƀ живого организма истиннаго познанiя, не можетъ считаться неотъемлемою его частью. Для правильной ея оцƀнки надо принимать во вниманiе не одни только согласующiеся съ нею факты, но и тƀ, которые вдуть съ нею въ разрƀзъ. Пусть она будетъ результатомъ интуитивнаго познанiя, плодомъ чистƀйшаго и выработаннƀйшаго искусства умозрительныхъ построенiй, – все же никто не можетъ обезпечить ее отъ тяжелой необходимости провƀрки, ни благiя намƀренiя, ни величiе замысла, ни привƀрженность адептовъ. Все это не можетъ возмƀстить ея несостоятельности въ томъ случаƀ, если она окажется безсильною выдержать испытанiе.

Прочное основанiе плодотворныхъ идеаловъ и здраваго умственнаго развитая заключается не въ бƀтствƀ изъ нƀдръ природы, не въ экстазƀ перенапряженнаго идеализма, но въ широкомъ взаимодƀйствiи съ природой, съ человƀческою природой во всƀхъ ея видахъ, особенностяхъ и отношенiяхъ. Старанiе стимулировать и возбуждать какую бы то ни было отдƀльно взятую сторону умственной дƀятельности свƀрхъ возможной достижимости и далƀе требованiй, обусловливаемыхъ соотносительными явленiями внƀшней природы, – старанiе придать избранной сторонƀ умственной дƀятельности независимое значенiе обнаруживаетъ, конечно, направленiе, идущее въ разрƀзъ трезвому и спасительному методу, благодаря которому выработалось

 

 

–  99  –

 

нƀчто прочное въ прошедшемъ и вырабатывается въ настоящемъ». Умозрительный философъ, не накопившiй соотвƀтственнаго запаса положительнаго опыта и выдумывающiй системы мiра въ своемъ кабинетƀ, большею частью предается, очевидно, мало чƀмъ лучшему занятiю сравнительно съ поэтомъ стараго времƀни, придумывавшимъ остроумныя объясненiя естественныхъ явленiй посредствомъ миɵовъ. Такой философъ обнаруживаетъ признаки психелепсiи, которая ведетъ къ преувеличенiю значенiя самосознанiя, но не поддерживаетъ въ равной мƀрƀ силу и здоровье ума[38].

Другой вƀсьма талантливый и разнообразный писатель, Лесли Стивенъ, не разъ останавливался надъ характеристикой того умонастроенiя, которое мы разумƀемъ подъ названiемъ научно-философскаго, или позитивнаго, и которое онъ считаетъ по преимуществу англiйскимъ, при чƀмъ онъ занимался и вопросомъ разграниченiя присущихъ этому умонастроенiю воззрƀнiй отъ метафизическихъ.

Лесли Стивенъ видитъ въ философiи Юма поворотный пунктъ въ исторiи мысли и утвƀрждаетъ, что направленiе, данное англiйской философiи этимъ мыслителемъ, получитъ болƀе справедливую оцƀнку, когда будетъ признано ничтожество тƀхъ заоблачныхъ построенiй, которыя оно разрушило. Этотъ процессъ можетъ совƀршаться, впрочемъ, вƀсьма медленно, такъ какъ исторiя мысли идетъ путемъ борьбы и предполагаете разрушительную работу, соотвƀтствующую созидательной. Такимъ образомъ, ходъ развитiя мысли представляетъ постепенное освобожденiе разума отъ ошибокъ, неизбƀжно возникшихъ въ эпоху первобытныхъ, ребяческихъ попытокъ умозрƀнiя. Ученiя, которыя сперва представлялись простыми выраженiями непосредственнаго наблюденiя, оказались содержащими гипотетическiй элемƀнтъ. Этотъ элемƀнтъ и исчезаетъ мало-по-малу подъ влiянiемъ изученiя дƀйствительности. Такое изученiе успƀло уже достигнуть въ нƀкоторыхъ областяхъ значенiя научнаго познанiя. Оно

 

 

–  100  –

 

можетъ уже считаться систематическимъ укладомъ истинъ совƀршенно установившихся. Истины эти достовƀрны и взаимно согласованы. Первичныя аксiомы уже обладаютъ устойчивостью, недосягаемою для скептицизма, такъ что если какое-нибудь явленiе оказывается не согласующимся съ установленными истинами, то мы должны приписать несогласiе это не несостоятельности научныхъ теорiй, а недостаточности даннаго наблюденiя, пропуску какого-нибудь производящая пертурбацiю элемƀнта. Всякое же новое, достодолжно веденное наблюденiе непремƀнно должно дать въ результатƀ открытiе, вполнƀ сливающееся съ установленною научною системой; оно и санкцiонируетъ ее, и санкцiонируется ею, въ одно и то же время. Мы можемъ подводить наши основоначала подъ какое-нибудь высшее обобщенiе, но мы не можемъ подвƀргать измƀненiю которую-либо изъ основныхъ истинъ. Мы можемъ смотрƀть на науки математически какъ на типъ гармонически развивающагося знанiя. Если бы разумъ переходилъ отъ извƀстнаго къ неизвƀстному – такъ, какъ это совершалось въ математикƀ, если бы при каждомъ новомъ поступательномъ движенiи операцiонный базисъ оставался твƀрдо-неизмƀннымъ, – вся исторiя умозрƀнiя имƀла бы одинъ и тотъ же типичный характеръ. Исторiя показываетъ, однако же, что дƀло шло иначе. Ранƀе выработки положительнаго знанiя шли догадки, не всегда согласныя съ истиной и всегда не легко устранимыя. Для успƀшнаго движенiя познанiя далƀе впередъ необходимо, какъ требовалъ еще Беркли, разсƀять пыль, взбитую нами же самими, убрать лƀса, которые служили для возведенiя зданiя, и убƀдиться, что лƀса эти не составляютъ необходимой части постройки, – словомъ сказать, возвƀсти всю нашу умственную дƀятельность до самосознанiя и разрушить заблужденiя, и до сихъ поръ служащiя обманчивою опорой всякой логической процедуры. Это – дƀло здравой метафизики; ее Лесли Стивенъ отождествляетъ съ теорiей познанiя. Теорiя познанiя, какъ заявляетъ онъ, должна остерегаться прибƀгать къ объясненiю познанiя терминами, заимствованными внƀ области самаго познанiя. Идя по этой стезƀ, здравая метафизика, или теорiя познанiя, станетъ въ разрƀзъ

 

 

–  101  –

 

съ «такъ-называемою онтологiей», мысль о состоятельности которой давно уже пора бросить. «Онтологiя» это – безплодная область, населенная призрачными химерами, чистƀйшими тƀнями, небытiемъ, прикрытымъ словƀсными хитросплетенiями, не свойственными жизни даже настолько, чтобы возможно было назвать ихъ ложными. Нельзя же, въ самомъ дƀлƀ, допустить, для кого бы то ни было, способность выжать изъ своего разума объясненiе конечныхъ причинъ всƀхъ вообще вещей. Прямая аргументацiя противъ такихъ системъ не менƀе убƀдительна, чƀмъ ничтожество предполагаемыхъ заключенiй. Защитники онтологiи всегда доказываютъ что-либо при помощи безконечной затраты логическихъ доводовъ; но если и допустить, что имъ и удалось что-нибудь доказать, то тотъ же часъ придется убƀдиться въ безполезности такой уступки: на дƀлƀ окажется, что мы не подвинулись ни на шагъ впередъ. «И если въ такихъ словахъ звучитъ дерзость, – говоритъ Стивенъ, – то я все же скажу, что только такое сужденiе и можетъ согласоваться съ подобающимъ философу уваженiемъ. Въ самомъ дƀлƀ, если я остановлюсь надъ обширными системами, поддерживаемыми самыми знамƀнитыми мыслителями, и оцƀню ихъ неустойчивость, ихъ безнадежную неспособность выдерживать критику и разрƀшать дƀйствительныя затрудненiя, то мнƀ останется только придти къ заключенiю», что авторы ихъ были или безумными, – что ужъ будетъ чрезвычайною дерзостью, – или что они брались за разрƀшенiе задачъ, переходящихъ за предƀлы того, чтт доступно для разума. Ведичайшiй атлетъ оказывается, вƀдь, безсильнымъ, если вздумаетъ устранить отъ себя свою собственную тƀнь». По этой причинƀ, всякiй, ведущiй научное изслƀдованiе, – будь то область той или этой науки, этики, напримƀръ, какъ то и имƀетъ мƀсто у Лесли Стивена, – не имƀетъ никакой надобности переступать границъ науки и искать въ трансцендентной области рƀшенiя своихъ вопросовъ. Сохраненiе прочной почвы дƀйствительности должно быть для него всего дороже; на ней долженъ онъ возводить свое зданiе, предоставляя метафизику полную свободу добираться до слона и до черепахи[39].

 

 

–  102  –

 

Имƀя въ виду по возможности полнƀе прослƀдить за характеристикой научной философiи и отграниченiе ея области отъ области метафизики у англiйскихъ новƀйшихъ писателей, намъ нельзя пропустить и извƀстнƀйшаго изъ совремƀниыхъ англiйскихъ психологовъ научной школы – Джемса Сёлли. Его монографiя «Объ иллюзiяхъ» можетъ составить драгоцƀнную главу въ научной теорiи познанiя и представляетъ достойный pendant упомянутой выше книгƀ Mayдсли «О естественныхъ причинахъ и свƀрхъестественныхъ кажимостяхъ». Сёлли, какъ и перечисленные выше писатели, считаетъ интуитивное познанiе мнимымъ, безсодержательнымъ, и видитъ въ опытƀ единственный источникъ познанiя дƀйствительнаго, прочнаго, устойчиваго. По вопросу объ объемƀ и содержанiи наукъ онъ держится того мнƀнiя, что всƀ изучаемые факты какъ внƀшняго, такъ и внутренняго мiра распредƀляются между отдƀльными, самостоятельными научными дисциплинами, въ число которыхъ Сёлли включаетъ и психологiю. Подъ психологiей онъ разумƀетъ при этомъ науку, изслƀдующую процессъ познаванiя съ одной только его субъективной стороны. Что же касается стороны объективной, т.-е. вопроса о томъ, насколько познанiе истинно или состоятельно, то этотъ вопросъ, по мысли Сёлли, вƀдаетъ уже не психологiя, a философiя, или теорiя познанiя, которая заключаетъ въ себƀ и логику[40].

Принявъ во вниманiе изложенные нами факты, нельзя будетъ не согласиться съ Александромъ Мэномъ, что англичане разумƀютъ подъ позитивизмомъ не сводъ ученiя (corps de doctrine), a методъ. Методъ этотъ, по мнƀнiю Мэна, можно разсматривать какъ энергическiй протестъ противъ ложной и безплодной метафизики, такъ долго имƀвшей власть надъ умами и доселƀ еще не лишившейся своихъ поклонниковъ. Смƀшенiе этого «позитивизма» съ «системою» Ог.Конта – не только ошибка, но дерзость: позитивный методъ восходитъ къ тому

 

 

–  103  –

 

времƀни, когда первый, достодолжно констатированный фактъ былъ отчетливо воспринять и вƀрно обслƀдованъ, тогда какъ приложенiе позитивнаго метода, сдƀланное Контомъ, почти вполнƀ возникло чуть не вчера и можетъ завтра же быть уличено въ несостоятельности. «Мы не можемъ достаточно сильно протестовать, – говоритъ Мэнъ, – противъ зловредной тенденцiи, прицƀпляющей къ великому философскому теченiю ярлычокъ одного человƀка и похваляющейся вслƀдъ затƀмъ, что теченiе это всецƀло имъ схвачено и усвоено»[41].

Мэнъ не оставляетъ безъ осужденiя тотъ позитивизмъ, который не даетъ мƀста чувству и, по словамъ Мэна, едва-ли подымается выше точки замерзанiя. Вслƀдъ за Льюисомъ, Мэнъ вооружается противъ всƀхъ исключительныхъ отрицанiй и обремƀнительныхъ ограниченiй; онъ вполнƀ симпатизируетъ безпрепятственности самыхъ высшихъ умозрƀнiй. По его мнƀнiю, истинно-позитивный методъ не оправдываетъ такой замкнутости и замурованности.

Мы еще будемъ имƀть случай взглянуть ближе на тƀ условiя, при которыхъ самыя высшiя умозрƀнiя возможны и осуществимы, а теперь замƀтимъ только, что у нƀкоторыхъ англiйскихъ писателей протестъ противъ резигнацiи, могущей, впрочемъ, какъ то и само собою разумƀется, имƀть свои крайности, мƀтитъ только на провозъ стараго груза подъ новымъ флагомъ. Поскольку поправка Мэна соотвƀтствуешь имƀнно этой сторонƀ дƀйствительнаго положенiя вещей, постольку надо признать, что англiйскiй позитивизмъ стоитъ ниже того уровня, на который онъ былъ поставленъ Юмомъ. Уже у Милля есть опасныя оговорки; но есть писатели, которыхъ только потому и нельзя включить въ число позитивныхъ, что въ этомъ направлены они идуть слишкомъ ужъ далеко.

Говоря объ этихъ писателяхъ, мы не имƀемъ, однако же, въ виду Герберта Спенсера, сопричисляемаго къ позитивной школƀ только по недоразумƀнiю. Еще Милль выражалъ

 

 

–  104  –

 

удивленiе, встрƀчая со стороны Макъ-Коша увƀренiе, будто Спенсеръ повиненъ въ заимствованiяхъ у него, Милля[42]; въ настоящее же время просто смƀшно принимать мистико-метафизическое построенiе Спенсера за позитивное. Когда мы уяснимъ въ слƀдующихъ главахъ основныя положенiя научной философiи, намъ станетъ совƀршенно ясно, почему въ основоначалахъ философiи Спенсера, – блещущей, впрочемъ, отдƀльными глубокими и мƀткими истинами, – можно видƀть повторенiе по-Кантовскихъ натурфилософскихъ паренiи и на какомъ основанiи приложимо къ Спенсеру прозванiе его «англiйскимъ Гегелемъ». Для насъ выяснятся тогда какъ его скачки и противорƀчiя, такъ и заднiя мысли далеко не научнаго пошиба и всƀ вообще «блƀдные призраки мыслей въ царствƀ тƀней», какъ называетъ умозрƀнiя Спенсера неутомимый преслƀдователь его – Малькольмъ Гёзри[43].

Какъ ни значительно влiянiе Спенсера и какъ ни глубоки въ извƀстной средƀ мотивы этого влiянiя[44], оно, конечно, идетъ все же таки въ сторонƀ отъ трезвыхъ научно-философскихъ работъ, и можно съ увƀренностью утвƀрждать, что пока на стражƀ англiйскаго позитивнаго движенiя стоятъ такiе люди, какъ Гёксли, Маудсли, Лесли Стивенъ, Сёлли, дальнƀйшее успƀшное развитiе этого движенiя вполнƀ обезпечено.

«Если бы кто-нибудь спросилъ мƀня, – сказалъ вƀсьма внушительно Гёксли въ своей эдинбургской рƀчи, – какая политика господствуетъ у жителей луны, и я отвƀтилъ бы, что ничего о томъ не знаю, что ни мнƀ, ни кому-либо другому ничего объ этомъ предметƀ и не можетъ быть извƀстно, и что поэтому я прошу не докучать мнƀ подобными вопросами, то вопрошавшiй не имƀлъ бы права, конечно, почесть мƀня за скептика. Напротивъ того, отвƀтомъ своимъ я бы показалъ, что я просто-напросто откровененъ и честенъ и знаю цƀну времƀни. Сильный

 

 

–  105  –

 

и тонкiй умъ Юма ставить множество проблемъ, естественнымъ образомъ интересующихъ насъ, и затƀмъ показываетъ, что онƀ по содержанiю своему имƀютъ то же значенiе, что и вопросы о лунной политикƀ, что они но природƀ своей не подлежать отвƀту и поэтому не заслуживаютъ вниманiя людƀй, которымъ приходится, живя на свƀтƀ, дƀлать свое дƀло». И Юмъ оканчиваетъ одинъ изъ своихъ Опытовъ такими словами: «возьмемъ въ руки какое-нибудь теологическое или мистико-схоластическое произведете и спросимъ: содержитъ-ли оно какое-нибудь изслƀдованiе о количествƀ или числƀ? Нƀтъ. Содержитъ-ли какое-нибудь опытное изслƀдованiе эмпирическихъ фактовъ? Нƀтъ. Ну, такъ бросимъ же книгу въ огонь, такъ какъ въ ней ничего иного, кромƀ софистики и обмана, и быть не можетъ»[45].

 

 

–  106  –

 

 

–  107  –

 

 

Глава IV. Нъмецкая научная философiя

Теперь мы перейдемъ къ расмотрƀнiю развитая понятая научной филоcофiи въ Германiи и остановимся сперва на краткомъ обзорƀ оцƀнки Контовскаго позитивизма въ этой странƀ, a затƀмъ приступимъ къ ближайшему ознакомленiе съ воззрƀнiями главныхъ представителей собственно-нƀмецкой научной философiи или, пожалуй, нƀмецкаго позитивизма. Здƀсь, какъ то и было уже замƀчено выше, мы найдемъ самое полное, опредƀленное и ясное рƀшенiе занимающаго насъ вопроса.

 

1. Оцƀнка Контовскаго позитивизма въ Германiи

Въ Германiи, гордой своею славною философскою традицiей, позитивизмъ Конта, какъ то и само собою разумƀется, не могъ утвƀрдиться и найти авторитетныхъ сторонниковъ. Къ нему, правда, очень сочувственно отнеслись нƀкоторые видные представители нƀмецкой философiи: Ланге, Дюрингъ, Гёрингъ, Эйкенъ, но между его послƀдователями нƀтъ громкихъ имƀнъ. Если назвать мало извƀстныхъ писателей – Твƀстена и Шпрингера, то ими и исчерпается все число адептовъ, которыхъ Конту, удалось найти въ странƀ философовъ. Теперь можно сказать съ увƀренностью, что самый благопрiятный для позитивизма момƀнтъ уже пережить Германiей, хотя нельзя не признать, что

 

 

–  108  –

 

моментъ этотъ прошелъ не безъ косвеннаго воздƀйствiя на нƀмецкую мысль: и онъ несомнƀнно привходилъ въ тотъ комплексъ влiянiй, которыя все болƀе и болƀе влекли умы къ идеƀ научности въ области философiи. Самый терминъ остался даже у нƀкоторыхъ писателей новой школы, хотя писатели эти и развивали свои воззрƀнiя совƀршенно независимо отъ «системы» Ог.Конта и внƀ всякой связи съ нею.

Не надо упускать изъ вида, что имƀнно въ то время, когда статьи Милля и Спенсера выводили философiю Ог.Конта изъ той неизвƀстности, въ которой она находилась, въ Германiи происходилъ знамƀнитый «поворотъ къ Канту», оказавшiй на эволюцiю нƀмецкой философской мысли въ послƀднее время такое могущественное влiянiе, что даже противники трансцендентальной философiи не остались внƀ ея сферы дƀйствiя, и даже въ полемикƀ съ нею обнаруживали тотъ несомнƀнный фактъ, что ранƀе преодолƀнiя основныхъ тезисовъ Канта они проходили его школу, и проходили не безъ пользы для вновь выработанныхъ ими воззрƀнiй.

Въ теченiе перiода, длившагося около десяти лƀтъ, послƀ выхода въ свƀтъ извƀстнаго сочиненiя Либмана «Kant und die Epigonen» (1865), влiянiя Канта не избƀгло ни одно философское направленiе и, по словамъ Файингера, не было даже возможности писать о философiи, не касаясь значенiя основныхъ принциповъ Канта и не истолковывая такъ или иначе значенiя «поворота» къ нему[46].

Положенiя Канта, сдƀлавшiяся основами теорiи познанiя или теорiею опыта, стали обязательными для изученiя всякаго философа, особенно же со времƀни упомянутаго выше «поворота». Изученiе это, въ свою очередь, такъ глубоко внƀдрило въ умы значенiе теорiи познанiя въ философской системƀ, что всякой философiи, отвƀргающей или не выработавшей ее, неизбƀжно приходилось считаться неполною и несостоятельною. Собственно Кантову теорiю можно было принимать условно, критиковать,

 

 

–  109  –

 

или даже совсƀмъ отвƀргать, – въ послƀднее десятилƀтiе многiе нƀмецкiе мыслители и преодолƀли ее окончательно, – но не видƀлось и не видится возможности преодолƀть самый принципъ, ставящiй теорiю познанiя во главу угла; не видƀлось и не видится возможности противопоставлять одно догматическое положенiе другому и, оперируя cъ элемƀнтами познанiя, оставлять самое познанiе безъ изученiя и наивно орудовать понятiями, какъ бы вещами. Нечего и говорить, что прошедшiе школу Канта смотрƀли свысока на ученiе Ог.Конта, считали ее одною изъ формъ наивнаго реализма и не обнаруживали никакого желанiя видƀть его процвƀтанiе на почвƀ, вспаханной критическою филоcофiей.

Такъ было десять, пятнадцать лƀтъ тому назадъ; но и теперь, когда «поворотъ къ Канту», увлекавшiй нƀмцевъ въ семидесятыхъ годахъ, можетъ уже считаться пережитымъ[47], воззрƀнiе на значенiе теорiи познанiя для философiи нисколько не ослабƀло, и не рƀдкостыо стало и сведете всей философiи къ теорiи познанiя[48]. Оцƀнка «системы» Конта не могла, конечно, миновать этой точки зрƀнiя, какъ опорнаго пункта, а затƀмъ уже никакое безпристрастiе, никакое благорасположенiе, никакая симпатiя самого критика къ личности Конта и его ученiю не могли предотвратить окончательнаго вƀрдикта и найти для доктрины Конта мƀсто среди живыхъ проявленiй дƀятельности совремƀнной философской мысли.

Лучшимъ выраженiемъ такого имƀнно отношенiя нƀмецкой философской критики къ системƀ Конта можетъ служить статья Эйкена, появившаяся въ сборникƀ, изданномъ въ 1887 году но случаю чествованiя пятидесятилƀтняго юбилея Целлера.

Эйкенъ отдаетъ полную дань справедливости «духовной силƀ человƀка», поставившаго себƀ такую цƀль, какую поставилъ Ог.Контъ въ своей системƀ позитивной философiи. По мнƀнiю

 

 

–  110  –

 

Эйкена, не найдется человƀка, который могъ бы равнодушно отнестись къ усилiямъ создать строй идƀй, охватывающiй всƀ отрасли познанiя въ однородное цƀлое и, такимъ образомъ, вдвигающiй философiю въ самое русло жизни. Но, восхваляя глубоко-жизненное значенiе стремленiй Ог.Конта, Эйкенъ находитъ, однако же, что позитивная система не достигла предположенной творцомъ ея цƀли, что ей не удалось охватить всей шири живой дƀйствительности и коснуться самыхъ жгучихъ вопросовъ сложной борьбы, совƀршающейся въ совремƀнномъ общественномъ строƀ. По мнƀнiю Эйкена, человƀческое сознанiе и тƀ различныя его состоянiя, которыя обусловливаются столкновенiями, наполняющими общественную и политическую жизнь, оставлены Контомъ почти совƀршенно въ тƀни[49]. Его глаза слишкомъ устремлены на внƀшнюю сторону жизни, на всякаго рода регуляризацiю, но въ душу человƀческую онъ заглядываетъ мало, недостаточно заботится о ея тревогахъ и волненiяхъ. Эйкенъ находитъ дƀйствительную жизнь гораздо болƀе богатою и подвижною, чƀмъ она представлена въ системƀ Ог.Конта, а потому и отвƀргаетъ возможность для нея плодотворной жизненной роли, хотя признаетъ, въ то же время, что болƀе широкому и глубокому позитивизму будущаго придется, однако же, сохранить полное уваженiе къ нравственной силƀ и цƀлямъ такого мыслителя, какъ Ог.Контъ.

Если мы станемъ искать у Эйкена объясненiя тƀхъ блужданiй мысли и недосказанностей, которыя онъ отмƀчаетъ у Конта, то только и найдемъ ихъ въ указанiи на отсутствiе въ позитивной доктринƀ теорiи познанiя, которая должна преподать правило и сообщить направленiе предоставленному всякимъ случайностямъ мышленiю. При всей важности такой орiентировки, теорiю познанiя слƀдуетъ считать во всƀхъ отношенiяхъ важною частью совремƀнной философiи, – болƀе того, надо признать ее средоточiемъ этой послƀдней, главнымъ объектомъ всƀхъ споровъ. Она можетъ быть развита здƀсь больше, тамъ –

 

 

–  111  –

 

мƀньше, но совсƀмъ отсутствовать она ни въ какомъ случаƀ не можетъ. Не отсутствуетъ она совƀршенно и у Конта. Но то, что вкрадывается тайкомъ и дƀйствуетъ вопреки сознательному намƀренiю автора, не подымется до полнаго обладанiя всƀми своими правами. По этой причинƀ, – заключаетъ Эйкенъ, – Ог.Контъ не поднялся до той высоты, на которую поставлена проблема эта въ новƀйшее время, особенно же со времƀнъ Канта. Тогда какъ время требуетъ критической постановки, система Конта осталась въ основныхъ чертахъ своихъ догматическою.

Наконецъ, Эйкенъ дƀлаетъ еще одно замƀчанiе: онъ требуетъ, чтобы истинный позитивизмъ, «позитивизмъ будущаго», отрƀшился отъ непосредственнаго опыта и поднялся до высшихъ обобщенiй. Какъ слƀдуетъ намъ отнестись къ такому требованiю: не слƀдуетъ-ли усмотрƀть въ немъ нƀкоторое притязанiе метафизики? Едва-ли, – отвƀтимъ мы на этотъ вопросъ, – такъ какъ Эйкенъ признаетъ, что «философiя не допускаетъ теперь возможности полета нашего познанiя за предƀлы нашего бытiя и перемƀщенiя въ глубь вещей иного мiра. Если прежде и существовала метафизика такого рода, то она уже пала». Итакъ, у Эйкена мы можемъ констатировать то же различенiе истинной и ложной метафизики, которое мы замƀтили у нƀкоторыхъ англiйскихъ философовъ и которое идетъ традиционно еще отъ Юма. Такъ какъ споръ можетъ идти, во всякомъ случаƀ, не о словахъ, то для характеристики понятiя Эйкена о ложной метафизикƀ отмƀтимъ, что онъ открываетъ ее у самого Ог.Конта и тƀмъ особенно сильно вƀкрываетъ послƀдствiя некритичности его системы. Эйкенъ указываетъ, что, по идеƀ Ог.Конта, законъ трехъ состоянiй получаетъ свое дƀйственное научное значенiе только подъ условiемъ признать за нимъ болƀе чƀмъ простое эмпирическое обобщенiе, болƀе чƀмъ простой общiй фактъ (simple fait gйnйral); и далƀе, законъ этотъ долженъ строить главныя свойства отдƀльныхъ эпохъ почти a priori, и, наконецъ, Эйкенъ указываетъ еще и на ту мысль Ог.Конта, что мы должны понимать такiе народы, какъ греческiй и римскiй, не какъ случайныя и частныя общественныя группы, но какъ необходимыя общiя

 

 

–  112  –

 

положенiя (Comte. «Cours», IV, 466; V, 274). При встрƀчƀ съ такими взглядами, – говорить Эйкенъ, – не приходитъ-ли намъ на мысль скорƀе Гегель, нежели Ог.Контъ?[50].

Послƀднее замƀчанiе – не единственное въ нƀмецкой философской литературƀ. Уже болƀе десяти лƀтъ назадъ Робертъ Циммерманъ сближалъ построенiя Конта съ метафизическими системами по-Кантовской эпохи. Въ новƀйшее время такое же сближенiе сдƀлалъ и представитель нƀмецкаго позитивизма Эрнстъ Лаасъ[51].

Съ этими же замƀчанiями можно поставить рядомъ и ту оцƀнку Контовскаго позитивизма, которую даетъ Максимилiанъ Брютъ въ недавно вышедшемъ сочиненiи своемъ «Der Positivismus nach seiner ursprьnglichen Fassung dargestellt und beurteilt» (Hamburg, 1889). Брютъ находитъ, что если Контъ считалъ метафизическими всƀ тƀ понятiя, которыя не обосновываются на опытƀ, а возникаютъ въ процессƀ мышленiя подъ воздƀйствiемъ потребности знанiя, не уяснившей себƀ границъ своихъ, то ему невозможно было не заняться предварительнымъ опредƀленiемъ этихъ границъ и уясненiемъ такимъ образомъ тƀхъ основанiй, опираясь на которыя онъ отрицалъ извƀстныя способности ума. Нƀкоторыя изъ критическихъ замƀчанiй Брюта могутъ быть прiурочены къ этому признанiю необходимости предварительныхъ логическихъ изысканiй, и въ числƀ ихъ на первомъ планƀ слƀдуетъ поставить указанiе на метафизическiй характеръ нƀкоторыхъ понятiй, незамƀтно вкравшихся въ систему, а также и обнаруженiе неполноты и шаткости нƀкоторыхъ опредƀленiй; другiя, какъ вƀсьма спорныя, лишены, по нашему мнƀнiю, большого значенiя, хотя и небезынтересны для того, кто захотƀлъ бы блiже ознакомиться съ совремƀнною литературою о позитивизмƀ[52].

 

 

–  113  –

 

Такова судьба Контовой доктрины въ Германiи. Ее расхвалили, но не приняли, и отпустили съ отмƀткой, долженствующей свидƀтельствовать, что позитивизмъ этотъ не подходитъ подъ имъ же самимъ установленное мƀрило. Для полноты фактической стороны вопроса объ отношенiи нƀмецкой критики къ ученiю Ог.Конта, слƀдуетъ отмƀтить еще, что Лаасъ считаетъ основныя положенiя Конта «отчасти справедливыми», а К.Гёрингъ, не высказываясь по вопросу о классификацiи наукъ, въ общемъ одобряетъ законъ трехъ состоянiй, находя, однако же, что онъ не охватываетъ всего разнообразiя соотносящихся фактовъ и не соотвƀтствуетъ нƀкоторымъ изъ нихъ[53].

Затƀмъ, прямое и непосредственное отношенiе сттящей нашего вниманiя нƀмецкой философской критики системы Конта можетъ считаться исчерпаннымъ. Вмƀстƀ съ тƀмъ заканчивается и наше обозрƀнiе соотношенiй, существующихъ между позитивизмомъ Ог.Конта и научно-философскимъ движенiемъ или позитивизмомъ въ широкомъ смыслƀ. Теперь мы уже исключительно займемся этимъ послƀднимъ. «Новый позитивизмъ» извƀстнымъ образомъ примыкаетъ къ позитивизму английскому, но у него есть не мало особенностей, къ характеристикƀ которыхъ намъ и предстоитъ перейти. Онъ, наконецъ, представляетъ и выходъ изъ тƀхъ положенiй, съ которыми мы познакомились при обозрƀнiи англiйскаго позитивизма, къ дƀйствительному новому и важному обобщенiю, которому мы посвятимъ остальную часть нашей работы.

 

 

–  114  –

 

 

2. Карлъ Гёрингъ

Мы сказали уже, что первымъ шагомъ въ ходƀ рƀшенiя вопроса о томъ, чƀмъ должна быть научная философiя, неизбƀжно является поднятiе теорiи познанiя до высоты самостоятельной и положительной науки. Очевидно однако же, что, вслƀдъ за принципiальнымъ установленiемъ необходимости этого шага, новая наука должна была выработать свое содержанiе при помощи твƀрдо установленной опытной психологiи, данныя которой служатъ для нея основою. По этой причинƀ, при первомъ же шагƀ къ осуществленiю задачи научной теорiи познанiя, мы встрƀчаемся съ вопросомъ о соотношенiи ея къ психологiи и зависимости ея развитiя отъ успƀховъ послƀдней.

Исходною точкой рƀшенiя этого вопроса служить различенiе мышленiя отъ познаванiя и признанiе за «мышленiемъ» значенiя «познаванiя» только при условiи доказательности каждаго шага, совƀршаемаго стремящеюся къ познанiю мыслью. Опираясь на это очевидное положенiе, развилъ свои взгляды на интересующiй насъ вопроcъ одинъ изъ значительнƀйшихъ представителей научной философiи, къ несчастiю, слишкомъ рано умершiй, Карлъ Гёрингъ. Его неоконченный капитальный трудъ Система критической философiи надолго еще останется руководящимъ для многихъ первостепенныхъ научно-философскихъ вопросовъ и въ нƀкоторыхъ своихъ частяхъ пока еще никƀмъ не превзойденнымъ.

Мы не разъ уже говорили о Гёрингƀ въ нашихъ прежнихъ работахъ и имƀемъ основанiе полагать, что нƀкоторые изъ нашихъ читателей раздƀляютъ теперь съ нами уваженiе къ этому мыслителю. Мы чтимъ въ Гёрингƀ одного изъ первыхъ по времƀни и по значенiю представителей научной философiи и считаемъ нужнымъ еще разъ обратиться къ богатому источнику, представляемому его сочiненiями, надƀясь найти въ немъ многiя положенiя, пропускъ которыхъ оставилъ бы въ нашемъ

 

 

–  115  –

 

очеркƀ совремƀннаго состоянiя вопроеа о томъ, что такое научная философiя, слишкомъ важные пробƀлы.

Замƀтимъ прежде всего, что, назвавъ главное свое сочиненiе «Системою критической философiи» и избравъ для него эпиграфомъ изреченiе Канта, Гёрингъ съ первыхъ же строкъ предупреждаетъ читателя, что его систему отнюдь не слƀдуетъ смƀшивать съ историческимъ критицизмомъ или Кантiанствомъ. Называя систему свою критическою, Гёрингъ хотƀлъ только показать, что общею основою ея служитъ критика въ общемъ научномъ смыслƀ этого слова. И далƀе онъ настаиваетъ на той мысли, что имƀнно послƀ того, какъ было обнаружено ничтожество всякаго трансцендентнаго умозрƀнiя, философiя стала преимущественно критическою, a теорiя познанiя – тƀмъ полемъ, на которомъ стали производиться попытки обоснованiя законовъ научной философiи.

Задачею теорiи познанiя, по мысли Гёринга, должно быть раскрытiе всƀхъ неизбƀжныхъ для обыденнаго мышленiя ошибокъ и доведенное до очевидности доказательство грубаго самообмана, скрывающагося подъ предполагаемыми высшими знанiями. Какъ наука, переживающая еще процессъ возрастанiя, философiя должна искать поученiя у наукъ уже признанныхъ, – идти по ихъ стопамъ. Но чƀмъ же обезпечивается наукƀ достовƀрность ея круга познанiй? Онъ обезпечивается ея методомъ. Единственный же критерiй метода заключается въ томъ, что при его посредствƀ могла установиться наука. Философiи и предстоитъ поэтому не тратить силъ на доказательства вƀрности своего метода, а оправдать его фактически и стать, такимъ образомъ, внушительною и для обыденныхъ умовъ. Вступивъ на этотъ путь, философiя ставитъ себя въ вƀсьма выгодныя условiя: являясь послƀ цƀлаго ряда установившихся наукъ, она можетъ прибƀгнуть къ сравненiю различныхъ ихъ методовъ и, такимъ образомъ, выработать отвлеченное понятiе о методƀ вообще, или, выражаясь иначе, воспользоваться методомъ этихъ наукъ въ формальномъ отношенiи. Основное положенiе, получаемое благодаря такому прiему, и заключается въ различенiи

 

 

–  116  –

 

познаванiя и мышленiя, на которое было нами указано выше.

Съ этого момента выступаетъ на сцену теорiя, познанiя. Цƀль ея, по мысли Геринга, заключается въ установленiи руководительныхъ началъ для мышленiя. Она не занимается описанiемъ процесса мышленiя и, слƀдовательно, не даетъ его законовъ, но она установляетъ правила, соблюдая которыя, слƀдуетъ мыслить, если желаютъ достигнуть познанiя. Задаваясь такою цƀлью, она, какъ то и очевидно, предполагаетъ, что натуральный процессъ мышленiя ведетъ къ заблужденiямъ, а потому, конечно, предполагаетъ предварительное знакомство съ этимъ процессомъ, т.-е. знакомство съ наукою, изучающею естественные законы мышленiя, съ психологiей. Психологiя должна быть разсматриваема поэтому, какъ необходимый ея базисъ. Само собою разумƀется, что при томъ отношенiи теорiи познанiя къ психологiи, на которое мы указали выше, нƀтъ надобности привлекать послƀднюю во всей ея полнотƀ, а достаточно ограничиться только тою ея частью, которая соотвƀтствуетъ опредƀленнымъ выше цƀлямъ правильно-установленной теорiи познанiя, а имƀнно: изученiемъ естественнаго процесса мышленiя и указанiемъ тƀхъ воздƀйствiй, которыя оказываютъ на него другiя стороны психической дƀятельности, при чƀмъ степень изученiя самихъ воздƀйствующихъ факторовъ опредƀляется тою мƀрой, которая оказывается необходимою для рƀшенiя задачи, предположенной теорiею познанiя.

Осуществляя затƀмъ намƀченный въ предшествовавшихъ строкахъ планъ, Гёрингъ, слƀдуя общепринятому различенiю трехъ сторонъ психической дƀятельности – ума, чувствованiя и воли, – опредƀляетъ сперва соотношенiя, существующiя, по его мнƀнiю, между чувствованiями и волей, и затƀмъ занимается уже вопросомъ о воздiйствiи ихъ на дƀятельность ума.

По мнънiю Гёринга, чувствованiя (Gefьhle) не составляютъ самостоятельнаго момента психической жизни, а представляютъ явленiе соотносительное съ основнымъ явленiемъ этой жизни – хотƀнiемъ (Begehren), обозначаемымъ обыкновенно терминомъ «воля» (Wille). Подъ волей здƀсь не слƀдуетъ разумƀть

 

 

–  117  –

 

никакой «сущности», такъ, какъ Гёрингъ, «тщательно стараясь ограничить себя индуктивнымъ методомъ и удаленiемъ отъ всякихъ метафизическихъ влiянiй», видитъ въ «волƀ» только общее обозначенiе извƀстныхъ всякому психологическихъ фактовъ. Итакъ, чувствованiя и воля разсматриваются Гёрингомъ какъ явленiя соотносительныя: гдƀ есть одно, тамъ, навƀрное, есть и другое; гдƀ есть причина – водя, тамъ непремƀнно есть и дƀйствiе – чувствованiя. Эти послƀднiя, какъ такiя состоянiя, съ которыми всегда связано сознанiе удовольствiя или страданiя, наслажденiя или боли, радости или горя, даютъ намъ указанiе на существованiе явленiй воли – тƀхъ хотƀнiй, удовлетворенiе или неудовлетворенiе которыхъ и выражается удовольствiемъ или страданiемъ, но которыя, независимо отъ этихъ состоянiй, всегда остались бы для нихъ неизвƀстными, т.-е. никогда не дошли бы до нашего сознанiя. Многочисленныя и остроумныя наблюденiя, надъ которыми мы, къ сожалƀнiю, не можемъ теперь остановиться, приводятся Гёрингомъ для того, чтобы выяснить безсознательность и слƀпоту воли. Гёрингъ доказываетъ, что воля возникаетъ и развивается совƀршенно независимо отъ нашей умственной дƀятельности, въ тƀхъ темныхъ глубинахъ нашего существованiя, куда не проникаетъ сознанiе, но что она, несмотря на это, пропитываетъ собою всю нашу психическую дƀятельность, вплетается во всƀ ея стороны. Она является какъ хотƀнiе знать, какъ любопытство, любознательность и т.д. И хотя, такимъ образомъ, она служить первоначально какъ стимулъ къ познаванiю, но неизбƀжно воздƀйствуетъ на ходъ познавательнаго процесса самымъ вреднымъ образомъ. Недоброе ея влiянiе особенно ярко сказывается на первыхъ стадiяхъ познавательнаго стремленiя: она тянется къ удовлетворенiю неудержимо, слƀпо, безъ разбора средствъ; только путемъ труднаго и продолжительнаго дисциплинированiя становится она способною подчиняться уму и безмолвствовать передъ предписываемыми имъ законами. Вообще говоря, побужденiе къ познанiю имƀетъ, по мнƀнiю Гёринга, тƀ же свойства, что и другiя наши побужденiя, которымъ оно первоначально уступаетъ въ силƀ; и оно

 

 

–  118  –

 

тоже получаетъ вполнƀ самостоятельное значенiе, только совƀршается это сравнительно позже, когда другiя побужденiя успƀютъ уже найти извƀстное удовлетворенiе. Эта особенность хотƀнiя познавать не можетъ, однако же, вести къ тому заключенiю, что побужденiе къ знанiю разумнƀе другихъ человƀческихъ побужденiй. На самомъ дƀлƀ и оно также подчиняется тому всеобщему закону, согласно которому воля, – въ томъ случаƀ, когда она сосредоточивается на одномъ какомъ-нибудь пунктƀ, – прiобрƀтаетъ чрезвычайную силу и интенсивность и, при полномъ отсутствiи какого-либо воздƀйствiя свƀта критики, стремительно кидается къ своей цƀли, не обращая никакого вниманiя на предостереженiя трезвыхъ мыслителей, голоса которыхъ раздаются при такихъ случаяхъ, какъ вопль въ пустынƀ. Весьма своеобразно выразилась эта первобытная слƀпота любознательности у Леесинга, который, какъ извƀстно, заявлялъ, что онъ предпочелъ бы безконечное стремленiе къ истинƀ полному обладанiю ею. Лессингъ, подобно многимъ другимъ мыслителямъ, не зналъ другого высшаго наслажденiя, какъ исканiе истины; въ то же время, онъ зналъ, конечно, что наслажденiе его исчезнетъ вмƀстƀ съ исчезновенiемъ порождающаго его побужденiя, а потому онъ и отказывался отъ полнаго удовлетворенiя этого побужденiя и разсчитывалъ на сохраненiе единственнаго наслажденiя въ жизни посредствомъ постепеннаго удовлетворенiя любознательности. Такимъ рƀшенiемъ онъ свидƀтельствовалъ, конечно, о преобладанiи слƀпого побужденiя надъ разумомъ. И въ самомъ дƀлƀ, побужденiе его не можетъ назваться разумнымъ, такъ какъ онъ отклонялъ достиженiе цƀли, этому побужденiю присущей, и дƀлалъ побужденiе само для себя цƀлью. Если же человƀкъ такой рƀдкой ясности и силы ума, какъ Лессингъ, подчинялся естественной слƀпотƀ хотƀнiя познавать, то нечего удивляться, что образъ дƀйствiя стремящихся къ знанiю людƀй вообще представляется, хотя и на иной ладъ, лишеннымъ всякой критичности.

Развивая далƀе свою мысль, Гёрингъ говорить, что естественное побужденiе къ знанiю стремится, прежде всего, ко всеобщему и полному удовлетворенiю; по этой причинƀ оно

 

 

–  119  –

 

никогда не можетъ довольствоваться методическимъ научнымъ изслƀдованiемъ, опредƀляющимъ границы, за которыя знанiе переходить не можетъ. Не довольствуясь же путями науки, оно, само собою, создаетъ свои пути и средства, имƀя въ виду достиженiе невозможнаго. Примƀры такихъ блужданiй мысли имƀются въ исторiи въ преизбыткƀ, и если формы всƀхъ этихъ мнимодостиженiй и мƀняются, то ихъ основы и содержанiе остаются и по настоящее время все тƀми же.

Эти условiя развитiя знанiя, по справедливому мнƀнiю Геринга, сильно задерживаютъ прогрессъ научной мысли; прогрессъ этотъ по указанной причинƀ и не можетъ выдерживать сравненiя съ прогрессомъ въ сферƀ матерiальной. Воля, когда она направляется къ цƀлямъ матерiальнымъ, находитъ неизбƀжно свои естественныя границы во внƀшней средƀ, – границы, реальность которыхъ часто не можетъ быть преодолƀна даже и при самой высокой степени необузданности воли, ибо «сурово сталкиваются предметы въ пространствƀ». Не даромъ же и житейская мудрость пришла къ убƀжденiю, что на всякое хотƀнiе есть терпƀнiе. Совсƀмъ не то замƀчается тогда, когда воля направляется къ достиженiе познанiя; познанiю недостаетъ корректива дƀйствительности: оно легко можетъ создать себƀ свой собственный мiръ и, при его помощи, выбросить за бортъ своего умственнаго обихода неудобную для себя дƀйствительность, если она становится преградой къ полному удовлетворенiю его хотƀнiя знать. Довольствуясь словами и мыслями, оторванными отъ дƀйствительности, побужденiе къ знанiю находить свое удовлетворенiе и представляетъ намъ картину «мирнаго совмƀщенiя мыслей», подчасъ самыхъ противорƀчивƀйшихъ и безсвязнƀйшихъ.

Вообще говоря, – разсуждаетъ Гёрингъ, – когда цƀли познанiя достигаются при преобладанiи воли въ процессƀ достиженiя, то онƀ обыкновенно считаются достигнутыми, когда наступаетъ чувствованiе удовольствiя, неразрывно связанное съ удовлетворенiемъ всякаго хотƀнiя, и устраняется чувствованiе неудовольствiя, сопряженное съ неудовлетворенiемъ. По этой причинƀ дƀятельность воли всегда представляется индивидуальною, и

 

 

–  120  –

 

только неразсудительные люди имƀютъ притязанiе на обязательность ихъ личныхъ хотƀнiй и чувствованiй для всƀхъ остальныхъ людƀй. Чтобы сбить человƀка съ позицiи его хотƀнiя, надо допустить существованiе интеллектуальнаго момента въ сферƀ чувствованiй, но для такого утвƀржденiя нельзя найти реальныхъ основанiй.

Принимая во вниманiе все вышеизложенное, можно вполнƀ согласиться съ указанiемъ Гёринга на постепенное возрастанiе самомнƀнiя въ процессƀ мышленiя, заправляемаго» волей. Считая себя всегда правою, воля доходитъ, наконецъ, до того, что начинаетъ отстаивать даже и такiя положенiя, ложь которыхъ была уже показана теоретически. Изъ этого же источника проистекаетъ скрываемая иногда, но часто и открыто высказываемая ненависть противъ всякой критики, которая и выражается обычно въ извƀстныхъ жалкихъ словахъ, направляемыхъ по адресу критики: разрушительная, всеотрицающая, бездушная, безсердечная и т.д. И это происходитъ вовсе не тогда только, когда критика входитъ въ столкновенiе съ проявленiями воли, имƀющими матерiальный характеръ; даже и въ практически-безразличныхъ вопросахъ выказывается обычное предпочтенiе субъективнаго удовлетворенiя любознательности познанiю объективному. Отъ всякаго, обличающаго заблужденiя, требуется, чтобъ онъ ранƀе такого обличенiя поставилъ на мƀсто отвƀргаемаго нƀчто положительное и не осуждалъ хотƀнiя на тягостное чувствованiе неудовлетворенiя.

Изложенныя нами разсужденiя Гёринга даютъ ему возможность обосновать то главное положенiе его теорiи познанiя, которое имƀетъ уже значенiе руководительнаго начала при обозначенiи раздƀлительной черты между научными знанiями и метафизическими фикцiями. Главное положенiе это заключается въ различенiи знанiя отъ пониманiя, дающемъ возможность прослƀдить за тƀми средствами, при помощи которыхъ хотƀнiе знать легко и скоро раздƀлывается съ представляющимися ему задачами и мнимымъ рƀшенiемъ ихъ старается забƀжать впереди медленно подвигающагося методическаго изученiя и критики и пытается предвосхитить ихъ результата. Тогда какъ

 

 

–  121  –

 

знанiе принимаетъ своею исходною точкой представленiя, изъ которыхъ сперва образуется, первая, непосредственная его ступень, а потомъ формируются понятiя разныхъ степеней отвлеченности, общая совокупность которыхъ можетъ быть распредƀлена на группы, соотвƀтствующiя тƀмъ или инымъ группамъ явленiй, – пониманiе замƀняетъ всю эту длинную постепенность однимъ скачкомъ: оно сводитъ предлежащее явленiе на другое, очень часто неизвƀстное или просто предполагаемое, и въ этомъ сведенiи находитъ полное удовлетворенiе стимулирующей ее воли. Подмƀна знанiя пониманiемъ и создала тƀ внƀопытныя, трансцендентныя сущности, темныя рƀчи о которыхъ всегда считались у метафизиковъ превыспреннимъ паренiемъ мысли въ сферƀ какого-то высшаго разумƀнiя. Произволъ въ нанизыванiи звеньевъ, имƀнуемыхъ сущностями, и произволъ обрыванiя получаемой такимъ путемъ цƀпи указывали, однако же, на совƀршенное отсутствiе объективнаго обоснованiя такого процесса. Такъ, если сущность какого-нибудь явленiя считалась какимъ-нибудь х, то, очевидно, можно ставить вопросъ о сущности этого х и сводитъ его на у, a затƀмъ сущностью у признавать какой-нибудь z; но можно остановиться и на у, такъ же точно, какъ и идти далƀе z. Знанiе, вторгаясь въ эту область, требуетъ, прежде всего, объективнаго основанiя для сведенiя одного явленiя на другое и затƀмъ не допускаетъ сведенiя на явленiя неизвƀстныя и фиктивныя, т.-е. заопытныя; оно требуетъ, чтобы всякое привлекаемое для цƀлей пониманiя явленiе было реальнымъ, всегда сохраняло бы свою связь съ представленiями, а черезъ ихъ посредство – съ мiромъ дƀйствительнымъ, и такимъ образомъ пониманiе низводится къ его истинному значенiю и ему указываются границы его годности и приложимости. Изъ всего этого видно, что установленiемъ своего главнаго тезиса Гёрингу удалось положить совƀршенно опредƀленное различiе между методически-образованными понятiями науки и призрачными, произвольно-объективированными понятiями той философiи, которую мы обыкновенно называемъ метафизическою.

Здƀсь будетъ умƀстно, какъ мы полагаемъ, вспомнить о

 

 

–  122  –

 

нƀкоторыхъ нашихъ философахъ и показать, какое значенiе имƀетъ у нихъ принципъ пониманiя (соотносительно – объясненiя) и какъ рƀшительно они его выставляютъ, разсчитывая на «простоту» читателя. Такъ, г. Лопатинъ, напримƀръ, мечтаетъ о такомъ идеальномъ состоянiи знанiя, когда «со всею точностью доказанные законы явленiй сочетаются съ глубокимъ, пониманiемъ внутренней природы вещей, опредƀляющей собою эти законы къ бытiю, а сама эта природа найдетъ свое окончательное объясненiе въ идеƀ разумно-духовнаго абсолютнаго начала». Читатель можетъ при помощи Гёринга оцƀнить это двухъ-ярусное, глубокое и окончательное пониманiе, которое еще заостряется идеей абсолюта, не справляющеюся съ условiями философской критики и какъ бы издƀвающейся надъ читателемъ, знакомымъ съ требованiями этой критики. Другой философъ – г. Милославскiй – въ двухъ объемистыхъ сочиненiяхъ iе перестаетъ твƀрдить о пониманiи, о познанiи (?) сущностей, какъ самомъ цƀнномъ для человƀка, и, наконецъ, о чистотƀ сердца, необходимомъ для всего этого лже-познавательнаго процесса. Третiй – г. Гротъ – хвалится, что «противоположилъ позитивной наукƀ вполнƀ законный философскiй синтезъ, основанный на чувствƀ»[54]. Итакъ, пониманiе, объясненiе, разысканiе сущностей, абсолютовъ, и, рядомъ, импульсирующiе факторы: сердце, чувство...

Приведенный выше сжатый очеркъ взглядовъ Гёринга даетъ намъ, какъ мы полагаемъ, возможность придти къ тому общему заключенiю, что раздƀлительная черта между метафизикой и наукой проводится исключительно однимъ только методомъ, благодаря которому тƀ или другiе вопросы получаютъ метафизическiй характеръ. Въ прежнее время такого характера не лишены еще были вопросы физики, химiи, физiологiи и другихъ наукъ;

 

 

–  123  –

 

въ настоящее время многiе желаютъ сохранить его хоть за вопросами теорiи познанiя. Съ приложенiемъ научнаго метода ко всƀмъ областямъ познанiя, метафизическiй фазисъ ихъ развитiя проходитъ окончательно и становится ясно до очевидности, что терминъ «метафизика» оказывается лишеннымъ всякаго содержанiя, хотя, сомнƀнiя въ томъ нƀтъ, «хотƀнiе, неутолимая жажда» останутся, и поэты въ душƀ никогда не перестанутъ толковать о пустотƀ, «qui s'ouvre par delа de toute science humaine»...

 

Tandis qu'obstinйment le Dйsir qu'on exile

Revient errer autour du gouffre dйfendu.

 

 

–  124  –

 

 

3. Гаральдъ Гёфдингъ

Вƀрно намƀтивъ разграничительную черту научной и не-научной философiи и правильно опредƀливъ значенiе теорiи познанiя въ общемъ строƀ наукъ, Гёрингъ, какъ мы думаемъ, слишкомъ съузилъ роль психологiи по отношенiю къ вопросу о воздƀйствiи ея на обоснованiе научной гносеологiи. Рƀшая свою задачу, Гёрингъ полагалъ, что онъ могъ вовсе и не касаться даже теорiи такъ-называемыхъ «способностей», помощью которыхъ еще сравнительно недавно старались объяснить психическую дƀятельность, хотя при этомъ ее и дробили на слишкомъ разрозненныя части. Разсужденiе Гёринга о взаимодƀйствiи ума, чувствованiй и воли несомнƀнно показываетъ, что онъ предполагалъ вопросъ рƀшеннымъ не въ пользу подраздƀленiя психической дƀятельности на «способности»; но нельзя не признать, что одно предполагаемое рƀшенiе вопроса такой важности отняло у Гёринга поводъ идти далƀе общей помƀты той разграничительной черты, прослƀдить которую мы теперь стараемся. И если общее направленiе этой черты и проложено у Гёринга правильно, то нельзя не признать, что обработка ея въ отдƀльныхъ частяхъ лишена той полноты, которая ни въ какомъ случаƀ не можетъ почесться лишнею.

И прежде всего бросается въ глаза то, что если бы Гёрингъ не пренебрегъ указываемымъ нами вопросомъ, то онъ, конечно, не упустилъ бы случая остановиться на привлеченiи «способностей» къ объясненiю (соотносительно – пониманiю) психической дƀятельности, какъ на очень поучительную иллюстрацiю установленнаго имъ различенiя пониманiя отъ знанiя. Иллюзорность этого объясненiя была въ недавнее время очень удачно указана Гаральдомъ Гёфдингомъ въ его трактатƀ о психологiи. Иллюзорность эта, какъ замƀчаетъ Гёфдингъ, совƀршенно подобна той, которая осмƀяна Мольеромъ въ столь извƀстномъ объясненiи дƀйствiя опiума (virtus dormitiva). Распредƀляя психическую

 

 

–  125  –

 

дƀятельность на различныя способности, упускали изъ вида чисто-отвлеченный характеръ этого распредƀленiя. На самомъ дƀлƀ распредƀленiе это установляетъ только, что между извƀстными психическими состоянiями существуютъ извƀстныя различiя. Изъ этого не слƀдуетъ, однако же, – заявляетъ Гёфдингъ, – чтобы каждое изъ этихъ состоянiй слƀдовало выдƀлить въ особую рубрику. Необходимо только изслƀдовать: не содержатся-ли въ каждомъ данномъ психологическомъ состоянiи одни и тƀ же элемƀнты, и не обусловливается-ли различiе между этими состоянiями преобладанiемъ въ томъ или другомъ изъ нихъ однихъ элемƀнтовъ рядомъ съ подчиненностью другихъ? На этомъ основанiи группировкƀ должны подлежать не явленiя или состоянiя сознанiя, а элемƀнты, которые мы, при ближайшемъ разсмотрƀнiи, открываемъ въ нихъ; подъ психическими же элемƀнтами мы разумƀемъ различныя стороны или свойства состоянiй сознанiя. Такъ, если мы противопоставляемъ, напримƀръ, познанiе чувствованiю, то при этомъ можемъ предполагать только преобладанiе элемƀнтовъ познанiя, въ одномъ случаƀ, и преобладанiе элемƀнтовъ чувствованiя – въ другомъ. О чистомъ же познанiи и чувствованiи, допускаемомъ умозрительною философiей, по мнƀнiю Гёфдинга, не можетъ быть и рƀчи.

При такой постановкƀ вопроса о соотношенiи между психическими элемƀнтами, Гёфдингъ не обособилъ соотносительности воли и чувствованiя и не изслƀдовалъ влiянiя этихъ элемƀнтовъ на познанiе совмƀстно, какъ то сдƀлалъ Гёрингъ, a прослƀдилъ каждый родъ влiянiя въ отдƀльности. Благодаря этому прiему, картина воздƀйствiя чувствованiй и воли на незнанiе оказалась у Гёфдинга особенно богатою и въ высшей степени поучительною.

Гёфдингъ, какъ и Гёрингъ, приписываетъ волевымъ элемƀнтамъ первый толчокъ къ поискамъ за неизвƀстнымъ, первый импульсъ любознательности, первый мотивъ интереса къ окружающимъ человƀка явленiямъ. По этой-то причинƀ начальные шаги познанiя имƀютъ практическiй характеръ. Задачею первоначальнаго познанiя является открытiе средствъ къ удовлетворенiю стремленiй, хотƀнiй, инстинктивныхъ побужденiй. Только

 

 

–  126  –

 

мало-по-малу развƀртывается чистое хотƀнiе познанiя, стремленiе знать ради самаго знанiя. Долго еще практическiе интересы ложатся въ этомъ процессƀ тƀнью на возникающiя высшiя стремленiя, и даже тогда, когда человƀкъ становится уже способнымъ къ созерцательно-восторженному состоянiю, замƀтно еще воздƀйствiе практическихъ мотивовъ, придающихъ попыткамъ мысли этого перiода телеологическiй пошибъ. Самоотреченiе чувствованiй, рƀшимость ихъ открыть мысли свободный путь совƀршается лишь цƀною упорной борьбы, наполняющей собою исторiю отдƀльныхъ личностей, также какъ и исторiю человƀческаго рода. Человƀкъ хочетъ познать природу такою, какова она есть; но онъ хочетъ, въ то же время, чтобы его собственныя цƀли были и цƀлями природы. Въ послƀдней инстанцiи, законъ причинности является для него только средствомъ осуществленiя высшаго, согласно его разумƀнiю, блага. Форма, въ которую облекается это разумƀнiе, всецƀло зависитъ отъ той стадiи общественнаго развитiя, къ которой она относится. Такъ, австралiецъ, напримƀръ, видя смерть товарища и не открывая ея причины въ ряду извƀстныхъ ему внƀшнихъ воздƀйствiй: выстрƀла изъ лука и т.п., относитъ эту причину къ влiянiю колдовства, а самаго колдуна открываетъ по направленiю, принятому первымъ попавшимся ему на глаза насƀкомымъ: кто первый встрƀтился на этомъ пути, тотъ и признается отыскиваемымъ убiйцей. Мышленiе такого рода, какъ согласное со своими предпосылками, надо счесть, конечно, добропорядочнымъ рацiональнымъ мышленiемъ. Что же касается живучести подобныхъ предпосылокъ, то нельзя упускать изъ вида, что и въ настоящее время онƀ еще, хотя бы отчасти, допускаются: миллiоны людƀй въ высоко-цивилизованныхъ странахъ и теперь приписываютъ такъ-называемыя спиритистическiя явленiя влiянiю духовъ. Пока такiя или иныя миɵологическiя существа представляются сознанiю, какъ дƀйствительно существующiя, до тƀхъ поръ удовлетворенiе указанныхъ выше стремленiй нахо-дитъ въ высшей степени легкое и подходящее средство. Причинная связь создается фантазiей, и вводимые въ нее моменты построяются въ рядъ, прохожденiе двухъ, трехъ ступеней

 

 

–  127  –

 

котораго признается уже фантазiей, какъ достиженiе намƀченной ею цƀли; рядъ считается замкнутымъ, и удовлетворенная фантазiя ищетъ покоя. Такъ, греки признавали боговъ своихъ за виновниковъ естественныхъ явленiй, a происхожденiе самихъ боговъ выводили, согласно теогонiи Гсзiода, изъ Хаоса, не спрашивая затƀмъ, откуда произошелъ Хаосъ. Этотъ, какъ и другiе подобные факты приводить Гёфдинга къ заключенiю, что ошибочно бы было считать миɵологическiя объясненiя природы способными постепенно перейти въ научныя. Разрывъ между этими двумя рядами Гёфдингъ видитъ въ нарушенiи антропоморфической формы, которая оказывается безсильною устоять противъ возрастанiя убƀжденiя въ постоянствƀ среднихъ терминовъ ряда и независимости ихъ отъ какого бы то ни было личнаго произвола. Характеристическiя черты научнаго понятiя причинности заключаются въ томъ, что объясненiе естественныхъ явленiй сводится къ естественнымъ же явленiямъ.

Природа получаетъ объясненiе въ самой себƀ, т.-е., какъ сказалъ бы Гёрингъ, пониманiе переходитъ въ знанiе. До-научное мышленiе, развившееся подъ воздƀйствiемъ указанныхъ выше стимуловъ, остается несоизмƀримымъ съ научнымъ на всƀхъ своихъ стадiяхъ: какъ грубый фетишизмъ, такъ и возвышенное паренiе идеалистической философiи сходятся между собою въ этомъ отношенiи. На этихъ различныхъ ступеняхъ умственнаго развитiя содержанiе и значенiе чувствованiй, конечно, очень различны; но психологическое отношенiе между чувствованiями и познаванiемъ остается на протяженiи всего ряда неизмƀннымъ.

Продолжая очерчивать влiянiе чувствованiй на познаванiе, Гёфдингъ останавливается еще на томъ обстоятельствƀ, что и понятiе необходимости первоначально имƀетъ практическiй характеръ: мысль ищетъ только тƀ условiя, безъ которыхъ цƀли, ставимыя человƀкомъ, остались бы недостижимыми. Мышленiе получаетъ, такимъ образомъ, по отношенiю къ чувствованiю отрицательный характеръ: чувствованiе сангвинично и нетерпƀливо; оно прямолинейно стремится къ намƀченной цƀли и лишь наперекоръ самому себƀ принуждено признать

 

 

–  128  –

 

противодƀйствiе со стороны того сродства, безъ помощи котораго цƀли придется получить характеръ недостижимости. Въ этой неразрывности связи средства и цƀли, въ этой неуступающей никакому аффекту послƀдовательности этихъ двухъ моментовъ, въ этомъ желанiи получить А, неустранимо влекущемъ къ полученiю В, заключается первое столкновенiе человƀка съ необходимостью. Когда такая необходимость переживается повторительно, мысль приходитъ къ заключенiю, что въ ней, въ этой необходимости, она, мысль, встрƀчаетъ извƀстную частицу всякой данной дƀйствительности. Вслƀдъ за этимъ заключенiемъ возникаете самостоятельная задача – предметъ непосредственнаго интереса: объяснить законъ этой необходимости и самоотреченно погрузиться въ великое взаимодƀйствiе явленiй. Отношенiе причины и слƀдствiя будетъ поставлено тогда на мƀсто прежняго отношенiя и, какъ показываетъ намъ исторiя наукъ, совƀршится постепенный переходъ отъ «телеологизма» къ «механизму». Чувствованiя не перестанутъ оказывать сопротивленiе и дƀлать препятствiя процессу этого перехода на каждомъ шагу. И даже тогда, когда наука въ своихъ законахъ дастъ объясненiе всƀму мiрозданiю, она будетъ не въ силахъ воспретить чувствованiямъ считать подосновою всего мiроразумƀнiя, всей системы причинъ и слƀдствiй, нƀкую высшую и непостижимую телеологiю.

Таково одно изъ главнƀйшихъ влiянiй чувствованiй на умственную дƀятельность, по взгляду Гёфдинга; влiянiе это, какъ онъ думаетъ, обусловливаетъ ту настоящую почву, на которой произрастаетъ всякая мистика и метафизика, вплетающiяся въ работу мысли, производящiя въ ней всякаго рода извращенiя и дающiя въ результатƀ тƀ сбивчивыя системы, которыя инсинуируются, какъ мудрƀйшiя рƀшенiя труднƀйшихъ проблемъ. На самомъ дƀлƀ, системы эти возникаютъ и развиваются только благодаря могущественному воздƀйствiю чувствованiй на подчиняющееся имъ мышленiе.

Все, только что изложенное, показываетъ съ достаточною ясностью, какъ мы полагаемъ, что черты, подмƀченныя Гёфдингомъ, вполнƀ подтвƀрждаютъ изложенныя ранƀе мысли

 

 

–  129  –

 

Гёринга и совƀршенно послƀдовательно дорисовываютъ сдƀланный этимъ послƀднимъ общiй абрисъ влiянiя хотƀнiй (соотносительно – чувствованiй) на процессъ познаванiя. Для насъ особенно важно въ настоящую минуту остановить вниманiе читателя на той особенности, которая присуща воздƀйствiю чувствованiй на мышленiе и въ томъ случаƀ, когда они становятся въ оппозицiи мыслительной дƀятельности, и въ той, когда они вплетаются въ нее и проникаютъ и переполняютъ ее всю, – мы разумƀемъ слƀпоту чувствованiй. Какое мы ни возьмемъ сочетанiе мыслей и чувствованiй, мы всегда увидимъ, что не достовƀрность познанiя, не истина составляютъ притягательную силу для чувствованiй, что для нихъ этою силой всегда является одно только то, что составляетъ основу хотƀнiя – цƀледостиженiе. Чувствованiя никогда не бываютъ въ силахъ различать подмывающее ихъ стремленiе къ цƀледостиженiю отъ идеи цƀледостижимости и провƀрить первое послƀднею, – это всегда было и навсегда останется дƀломъ опыта, по отношенiю къ которому чувствованiя неизмƀнно сохраняютъ враждебное настроенiе. Тогда какъ мышленiе не перестаетъ поучаться изъ опыта, чувствованiя, оставаясь слƀпыми, стоятъ только за одно: за намеченную ими цƀль. И если они иногда и сплетаются съ такими воззрƀнiями, которыя могутъ выдержать критику и дать отчетъ въ своей raison d'кtre, то такая комбинацiя, могущая являться результатомъ тƀхъ или иныхъ данныхъ, представленныхъ личностью или средою, никогда не обусловливается, однако же, сознательнымъ шагомъ со стороны чувствованiй. Не теряя изъ вида это важное обстоятельство, мы можемъ дать правильную оцƀнку тƀмъ указанiямъ Гёфдинга, въ которыхъ онъ обращаетъ наше вниманiе на благодƀтельный характеръ воздƀйствiя чувствованiй на мысль, на приносимую иногда общественному прогрессу пользу самою непослƀдовательностью, на которую оно иногда наталкиваетъ, и, въ особенности, на значенiе его, какъ возбудительной силы, какъ стимула пытливости и элемƀнта устойчивости, придаваемыхъ имъ мысли. Только благодаря чувствованiямъ, – говоритъ Гёфдингъ, – являются у мысли глубоко идущiе въ душу корни, только благодаря имъ

 

 

–  130  –

 

мысли эти становятся для личности собственнымъ достоянiемъ въ полномъ значенiи этого слова.

Эта чисто-психологическая сторона воздƀйствiя чувствованiй на мышленiе – истинное или ложное – не должна была остаться незамƀченною нами, такъ какъ въ нƀкоторыхъ случаяхъ она получаетъ очень важное гносеологическое значенiе. Не слƀдуетъ упускать изъ вида и то, что указываемая здƀсь роль чувствованiй, возводя такiе или иные взгляды и мнƀнiя на высоту убƀжденiй, придаетъ имъ въ жизни такую важность, какую не можетъ имƀть самая высокая или самая неоспоримая истина, если она по какой бы то ни было причинƀ не выходитъ за предƀлы круга кабинетныхъ пренiй. Люди, которымъ довелось знать одни только словƀсныя препирательства, считаемыя ими цвƀтами, заполнявшими пустоту ихъ досуга, – люди, уровень жизни которыхъ никогда не поднимался до истинно-драматическихъ моментовъ и вƀчно оставался несоизмƀримымъ съ трагическими положенiями, способны иногда къ бахвальству, когда имъ приходится высказываться объ «убƀжденiяхъ» въ тотъ моментъ, когда ходъ развитiя этихъ убƀжденiй переливаетъ ихъ въ дƀйствiя и не даетъ мƀста академическимъ словоизлiянiямъ. Носясь съ идеею науки, чуждой духа жизни, они хотƀли бы такого собранiя мертвыхъ теоремъ, дебатамъ о которыхъ невозможно было бы предвидƀть конца. Но самый ростъ и расцвƀтъ жизни произноситъ надъ ними свое осужденiе. Гармонiя мысли и дƀйствiя, какъ осуществленiе полноты психической жизни, непрестанно добиваясь возможно полнаго и возможно прочнаго теоретическаго обоснованiя, не останавливается однако же на немъ и вƀчно стремится къ возведенiю всякой истины до высоты полнаго жизнью убƀжденiя.

Въ высшей степени ярко развивается намƀченное выше противопоставленiе въ цитированной уже нами статьƀ г. Владова о Дж.Ст.Миллƀ. Есть писатели, говорить г. Владовъ, «которые смотрятъ на свою умственную дƀятельность какъ на органическое отправленiе, необходимое для каждаго человƀка, желающаго жить всƀми сторонами своего существа. Мiровоззрƀнiе этой фракцiи заключается въ томъ, что всƀ отправленiя

 

 

–  131  –

 

человƀка должны совƀршаться нормально, слƀдовательно и мозгомъ нужно работать и для здоровья, и для удовольствiя. Намъ даны глаза, они должны наслаждаться прекраснымъ; намъ данъ мозгъ, онъ долженъ функцiонировать; намъ данъ языкъ, онъ долженъ упражняться и т.д. Такъ говоритъ эгоистъ XIX столƀтiя, индифферентистъ, въ сущности, развитое животное XIX вƀка. Какiя идеи производитъ мозгъ этого развитого животнаго, это мало его заботитъ. Область мысли представляется ему шахматного доской, и кто ловчƀе сдƀлаетъ ходъ, тотъ вызываете больше похвалъ. Ловкая аргумƀнтацiя, интересная философская система, красивая женщина, старое вино, новый физiологическiй фактъ, классическая музыка – все это одинаково хорошiя упражненiя жизни, по воззрƀнiю развитого животнаго, и прислушиваясь къ мнƀнiямъ его, трудно замƀтить, чтобы онъ ставилъ серьезное различiе между прiятно возбуждающею умственною работою, куренiемъ хорошей сигары и слушанiемъ хорошей сонаты. Развитое животное, какъ писатель, наноситъ существенный вредъ человƀческой мысли, обращая ее въ праздную забаву, въ орудiе, которое можетъ служить какому угодно идеалу. Если писатель такого разряда сидень, то это – сила вредная; если онъ и пользуется эрудицiею, то только для подавленiя противника и для проведенiя какой-нибудь идеи, вƀсьма часто парадоксальной. Въ сущности, какъ ни странно выраженiе, его умственная дƀятельность – кулачное право въ области мысли, гдƀ для того, чтобы не вредить человƀчеству, требуется еще больше добросовƀстности и справедливости, чƀмъ въ обыкновенной жизни, въ которой возможны грубыя гарантiи; въ области же мысли такiя гарантiи невозможны, она – настоящая республика, которая только тогда можетъ правильно развиваться, когда люди, ее составляющiе, обладаютъ добродƀтелью».

Этой категорiи пошлыхъ мыслителей г. Владовъ противополагаетъ истинныхъ мыслителей, для которыхъ мысль – задача жизни, сама жизнь. «Они вкладываютъ въ нее свою душу; они не нуждаются въ одобренiи, не боятся порицанiя. Они учатъ»... «Они – апостолы извƀстной идеи, поэтому послƀдняя проводится съ такою силою, съ такимъ увлеченiемъ, которое исключаетъ

 

 

–  132  –

 

все фальшивое, всякую пустую эрудицiю, всякiя парадоксальныя блестки»... «Они очищаютъ умственную и нравственную атмосферу отъ мiазмовъ политическихъ и моральныхъ доктринъ. При изученiи ихъ идƀй, необходимо остановиться на ихъ характерƀ для того, чтобы вполнƀ понять ихъ внутреннюю жизнь, всегда богатую, служащую источникомъ ихъ ученiй».

Если бы потребовалась историческая иллюстрацiя къ послƀдней общей характеристикƀ, то какая можетъ быть выразительнƀе и ярче той, которую даетъ Ренанъ въ своемъ послƀднемъ трудƀ – «Исторiя израильскаго народа». «Израиль никогда не могъ примириться съ мыслью о конечномъ торжествƀ зла, – говоритъ Ренанъ. – Мудрые люди этого народа пылали гнƀвомъ къ неправдƀ, которою кишитъ мiръ. Мысль о зломъ человƀкƀ, доживающемъ старость въ довольствƀ и покоƀ, приводила ихъ въ ярость. Начиная съ IX вƀка до Р. X. пророки возводятъ идею эту въ догматъ. Израильскiе пророки это – пылкiе поборники общественной справедливости, къ которымъ въ настоящее время не замедлили бы прiурочить ходячiе шаблонные эпитеты. Они фанатически преданы идеƀ общественной справедливости и громко провозглашаютъ, что если мiръ не знаетъ правды и не способенъ познать ее, то пусть онъ лучше будетъ разрушенъ – точка зрƀнiя вƀсьма ошибочная, но и вƀсьма плодотворная, такъ какъ, подобно всƀмъ увлеченiямъ, она порождаете героизмъ и великiй подъемъ человƀческихъ силъ. Прямые продолжатели проповƀди пророковъ, предрекая конецъ мiра, преобразуютъ мiръ»[55].

Пора, однако же, намъ возвратиться къ изложенному выше взгляду Гёфдинга на чисто-гносеологическое воздƀйствiе чувствованiй на познаванiе; мы можемъ замƀтить, что выдающимся послƀдствiемъ этого воздƀйствiя является, по Гёфдингу, стремленiе познанiя переступить предƀлы дƀйствительности, искать объясненiя ея явленiй въ творчествƀ фантазiи, выступить, какъ говорить философы, изъ имманентности и погрузиться въ трансцендентность. Но если мысль, обуздавшая преобладанiе напора

 

 

–  133  –

 

сангвиничноети чувствованiй, становится научною только при условiи имманентности, т.-е. при объясненiи явленiй природы посредствомъ ихъ же самихъ, то самая эта идея имманентности указываетъ уже на тƀ столь ненавистныя метафизикамъ границы познанiя, за которыми начинается трансцендентность, отвƀрзающая уста для нескончаемаго празднословiя.

Гёфдингъ, обосновавшiй, какъ мы знаемъ, имманентность философiи на понятiи причинности, распространяетъ значенiе этого понятiя, какъ одного изъ частныхъ случаевъ болƀе общаго понятiя относительности, показываетъ неизбƀжность относительности въ процессƀ познаванiя. Онъ утвƀрждаетъ, что сведете явленiй къ абсолютному единству, не знающему различенiя субъекта и объекта, не ведетъ и не можетъ вƀсти къ познанiю, и потому рƀшительно выдƀляетъ метафизическiя гипотезы за его предƀлы и усматриваешь въ нихъ исходныя точки для «системъ» философовъ-субъективистовъ, дающихъ въ этихъ системахъ одни продукты своего чисто произвольнаго творчества.

Если же послƀ такихъ заявленiй, Гёфдингъ, основываясь только на фактƀ ненасытности стремленiя человƀческаго духа къ открытiю послƀднихъ началъ бытiя и завƀршенiю мiросозерцанiя какимъ-нибудь объединяющимъ его тезисомъ, допускаетъ для метафизики возможность подвигаться по направленiю, указываемому опытомъ, и опираться при этомъ на общее для нея и эмпирическаго знанiя основанiе, то онъ, какъ мы думаемъ, попадаетъ на такое внутреннее противорƀчiе, которое не можетъ найти себƀ никакого оправданiя. Въ самомъ дƀлƀ, какое значенiе можетъ имƀть указываемая Гёфдингомъ послƀдняя заключительная метафизическая гипотеза? Если имманентное, то, значить, доказательное и, слƀдовательно, научное, а не метафизическое. Если же гипотеза будетъ трансцендентная, то кому она нужна? Не наукƀ, конечно. Если же метафизическое отойдетъ метафизикамъ, то объ этомъ, разумƀется, никто спорить не станетъ; но едва-ли только значенiе новой гипотезы будетъ больше, чƀмъ значенiе тƀхъ, придумыванiе которыхъ Локкъ приравнивалъ игрƀ дƀтей въ куклы.

 

 

–  134  –

 

 

4. Алоизъ Риль

До сихъ поръ мы слƀдили за работами по разграниченiю области научной философiи отъ области метафизики тƀхъ писателей, которые, согласно сдƀланнымъ нами ранƀе разъясненiямъ, относятся къ числу представителей позитивизма въ широко мъ значенiи этого термина. Писатели эти, какъ намъ извƀстно, не называли себя и не называютъ позитивистами, и если бы разработка научной философiи ограничивалась работами однихъ только этихъ писателей, то, конечно, были бы правы тƀ, которые утвƀрждаютъ, что названiе позитивистовъ присвоиваютъ сeбƀ только одни послƀдователи Ог.Конта. На несчастье этого рода поборниковъ метафизики, позитивная арена, даже и по названiю, гораздо обширнƀе, чƀмъ того требуютъ условiя ихъ полемическихъ прiемовъ, такъ что, вооружаясь противъ позитивистовъ и не принимая съ ними боя по всей линiи, наши ратоборцы поневолƀ становятся въ такое положенiе, которое само по себƀ уже предрƀшаетъ дƀйствительное значенiе ихъ бранныхъ подвиговъ.

Замƀтимъ еще, что, приступая къ ознакомленiю читателей съ писателемъ, называющимъ себя позитивистомъ, но къ Ог.Конту не примыкающимъ, мы остаемся чужды и того позитивизма, послƀдователи котораго, по мнƀнiю г. Лопатина, по большей части только повторяютъ уже сказанное ихъ вождями и которые будто бы боятся метафизики[56], а также и того позитивизма, который имƀлъ въ виду г. Гротъ, когда «еще въ 1883 году отвƀргъ законность позитивнаго террора», царившаго среди общества по отношенiю къ философiи[57], и, наконецъ, того, вƀсь смыслъ котораго, согласно увƀренiю г. Розанова, сводится къ тезису: «лучше плохо думать, чƀмъ хорошо; мысли

 

 

–  135  –

 

бываютъ истиннƀе, когда онƀ не развиты и не согласованы другъ съ другомъ, мышленiе правильнƀе, когда оно безсвязно»[58]. Всƀ эти на разный ладь осƀненные благоволенiемъ нашихъ философовъ позитивизмы остаются внƀ нашего разсмотрƀнiя.

Мы начинаешь съ профессора Фрейбургскаго унивƀрситета, Алоиза Риля, уважаемаго въ Германiи ученаго и мыслителя, оказавшаго новой постановкƀ позитивной доктрины большiя услуги и несомнƀнно отнявшаго у всƀхъ антипозитивистскихъ разглагольствiй о законƀ трехъ состоянiй и классификацiи наукъ всякiй смыслъ и всякое значенiе.

По исходной точкƀ своего главнаго труда – Der philosophische Kriticismus und seine Bedeutung fьr positive Wissenschaft (2 B-de, 1876–87) – Риль примыкаетъ къ Канту. Въ первомъ томƀ названнаго сочиненiя онъ заявляетъ, что задачею своей онъ, между прочимъ, считаетъ и дальнƀйшее развитiе Кантовой философiи. Черезъ десять лƀтъ, въ третьемъ томƀ, Риль уже рƀшительно высказывается противъ Канта: онъ заявляетъ, что захватъ понятiя метафизики былъ у Канта недостаточенъ и много пострадалъ отъ намƀренiя этого мыслителя замƀнить теоретическую метафизику другою – практически-догматическою. Притомъ же Риль утвƀрждаетъ, что Кантъ критикуетъ собственно не метафизику, a метафизическiя науки – рацiональную психологiю, космологiю и теологiю, въ томъ виде, который приданъ имъ былъ Вольфомъ. Самъ Кантъ, – говорить Риль, – разумƀлъ, какъ извƀстно, свою критику въ смыслƀ обоснованiя или плана для будущей системы чистаго разума, т.-е. для такой метафизики, «которая смогла бы выступить наукой. Поистинƀ же онъ, конечно, отнялъ почву у подобной науки однимъ уже опровƀрженiемъ онтологическаго довода. Вƀдь, каждое метафизическое доказательство опирается на умозаключенiе изъ понятiй о существованiи объектовъ, вполнƀ совпадающихъ съ понятiями. Кажется, самъ онъ не доглядƀлъ этой,

 

 

–  136  –

 

болƀе общей, стороны онтологичеекаго довода, такъ какъ критики онъ подвƀргаетъ одно схоластическое его употребленiе»[59]. Общее заключенiе Риля то, что «Кантъ не прорвалъ волшебнаго круга метафизическихъ измышленiй даже и тамъ, гдƀ онъ прямо противъ нихъ ратуетъ. Онъ сдƀладъ еще слишкомъ много уступокъ и прiемамъ, и духу школьной метафизики, на которые онъ всего болƀе нападаетъ».

Но еще ранƀе такого вƀрдикта по отношенiю къ Кантовой философiи, Ридь былъ убƀжденъ, что «критицизмъ есть разрушенiе трансцендентнаго, обоснованiе позитивной философiи. Его позитивное направленiе отличаетъ его отъ простого скептицизма. Онъ сомнƀвается не ради разрушенiя, а ради созиданiя. Самому ему не свойственно творчество, но онъ освобождаетъ творческiя силы. Онъ пробуждаетъ духъ отъ метафизическихъ грезъ къ бодрой жизни при свƀтƀ дня и въ средƀ живой дƀйствительности. Онъ открываетъ философiи путь прогрессирующей науки. И на этомъ основанiи была бы уже противна духу критицизма остановка на томъ пунктƀ, котораго достигъ Кантъ, хотя на методъ Канта и слƀдуетъ смотрƀть какъ на заслугу, и понынƀ сохраняющую свое значенiе».

Для насъ и не важно, впрочемъ, гоняться за разысканiемъ тƀхъ нитей, которыя связываютъ «позитивную филоcофiю» Риля съ «историческимъ критицизмомъ» Канта. Твƀрдое положенiе Риля по отношенiю къ Канту, такъ ярко намƀченное во второмъ томƀ его большого сочиненiя, важно намъ для обрисовки независимаго характера философiи Риля и для констатированiя наличности тƀхъ данныхъ, которыя могли бы въ достаточной мƀрƀ воспрепятствовать смƀшенiю Риля съ тƀми ново-кантiанцами, которые, – какъ увƀряетъ г. Лопатинъ, – по своимъ окончательнымъ выводамъ, за исключенiемъ нƀкоторыхъ частностей, почти неразличимо сливаются съ позитивизмомъ. Точкой отправленiя этихъ ново-кантiанцевъ, – по мнƀнiю г. Лопатина, – служитъ теорiя разума Канта, принимаемая на вƀру и безъ

 

 

–  137  –

 

критики даже въ самыхъ темныхъ и сомнительныхъ своихъ пунктахъ, повидимому, наиболƀе нуждающихся въ доказательствахъ и провƀркƀ[60]. Оставляя на отвƀтственности г. Лопатина самую мысль о возможности существованiя такого nonsens'a, какъ слiянiя до безразличiя позитивистовъ и слƀпыхъ поклонниковъ «теорiи разума» Канта, мы твƀрдо стоимъ на констатировании того только факта, что мƀтить на Риля г. Лопатинъ не могъ даже и по недоразумƀнiю.

Посмотримъ же теперь, какъ разрƀшитъ Риль поставленный нами вопросъ, – какъ различаетъ онъ научную философiю отъ ненаучной.

Уже въ первой части II тома своего большого труда, Риль сводилъ понятiе метафизики къ теорiи познанiя и рƀзко противопоставлялъ «ученiе о свƀрхчувственномъ» «системƀ принциповъ познанiя чувственнаго». Черезъ нƀсколько же лƀтъ послƀ выхода въ свƀтъ упомянутой книги, Риль выдƀлилъ вопросъ «о различiи научной философiи отъ ненаучной» и придалъ рƀшенiю особенно важное значенiе, взявъ его предметомъ своей вступительной рƀчи въ Фрейбургƀ[61]. Эта рƀчь, обратившая на себя большое вниманiе всƀхъ интересующихся философiей и очень непонравившаяся блюстителямъ старины, явилась теперь въ видƀ первой главы заключительной части II тома и заставила говорить о себƀ еще разъ. Теперь же, благодаря появленiю русскаго перевода этой части, она стала доступна и для русскаго читателя.

Риль утвƀрждаетъ, что терминъ «философiя» вводитъ теперь въ большое заблужденiе тƀхъ, которые смƀшиваютъ философiю древнихъ – метафизику – и философiю нашего времƀни – науку. «На вопросъ: что такое философiя? – древнiе отвƀтили бы просто: наука. Въ древности, оставляя математику въ сторонƀ, не было вƀдь, ни подлƀ, ни внƀ философiи иной, кромƀ нея, науки; да и на математику Платонъ смотрƀлъ только какъ на подготовку

 

 

–  138  –

 

къ дiалектикƀ или къ философiи, чƀмъ и подчинялъ ее, какъ служительницу послƀдней». «Философiя – вотъ наука грековъ, наука греческой эпохи вообще, тогда какъ новƀйшiя науки въ своей совокупности составляютъ, философiю новыхъ народовъ и времƀнъ». Что же отличаетъ старую науку отъ новой? Методъ, – отвƀчаетъ Риль; – у древнихъ господствовалъ умозрительный (основанный на догадкахъ) методъ, въ наше время господствуетъ методъ опытный; но цƀль науки и тогда и теперь остается та же: познанiе природы и человƀка, уразумƀнiе движенiй небесныхъ тƀлъ и процессовъ жизни, разсмотрƀнiе нравственныхъ соотношенiй и выясненiе законовъ общественнаго строя. Но если цƀли и были однƀ, а пути достиженiя ихъ различны, то и результаты были неизбƀжно тоже различны. Греки, прежде всего, старались начертать всеобъемлющую систему цƀлой совокупности вещей, – систему, которая своимъ единствомъ и своею замкнутостью производила эстетическое впечатлƀнiе, но которая, при недостаточности знанiя, при отсутствiи предварительнаго изученiя фактовъ, была достижима только тƀмъ, что мiръ и природа насильно втискивались въ одну изъ формъ человƀческаго духа. Метафизическiя системы древнихъ были непосредственнымъ продолженiемъ космогонiй поэтовъ; вслƀдъ за поэтическимъ миɵомъ идетъ миɵъ философскiй. Напротивъ того, новƀйшiя науки смотрятъ на «систему», какъ на послƀднiй, крайнiй результатъ ихъ общей изыскательной работы, – результата, къ которому онƀ близятся шагъ за шагомъ, путемъ детальныхъ изслƀдованiй. И вмƀсто того, чтобы истолковывать природу изъ человƀческаго существа, наоборотъ, стараются понять человƀческую жизнь изъ всеобщихъ законовъ природы.

Греческая форма науки въ XVII вƀкƀ замƀнилась новою, но античная форма не дала вытƀснить себя за одинъ разъ, а продолжала долго еще держаться о бокъ съ новоразвившимися. Такимъ образомъ произошла средневƀковая схоластическая философiя и «системы» философiи новаго времƀни. О распаденiи же философiи съ наукою до совƀршенной противоположности ихъ между собою Риль считаетъ возможнымъ говорить лишь относительно того перiода, который наетупилъ въ Германiи послƀ

 

 

–  139  –

 

Канта. Только въ эту пору возникло мнƀнiе, будто возможно философствовать и совсƀмъ безъ науки или даже въ явномъ противорƀчiи съ ней. Можно различно судить объ общемъ духовномъ значенiи поэтическихъ системоизмышленiй этой эпохи, но нельзя оспаривать вƀрности приговора о ихъ научной малоцƀнности, утвƀрдившагося теперь уже непреложно. Теперь мы смотримъ на эти системы, какъ на возвратъ къ образу мысли того времƀни, когда поэзiя и наука еще не ясно отдƀлились одна отъ другой.

Итакъ, можно сказать, что противоположность существуетъ не между наукою и философiею, а только между ветхою, отжившею формой и тƀмъ новымъ, полнымъ жизни видомъ, какой приняла она въ ХVII столƀтiи. Философiя, въ широкомъ смыслƀ слова, просто совпадаетъ теперь съ наукою и, взятая въ болƀе тƀсномъ значенiи, образуетъ извƀстную особую науку на ряду со всƀми прочими. Въ этомъ тƀсномъ своемъ значенiи философiя является какъ критика познанiя. Отрицательною задачей ея становится изслƀдованiе метафизическихъ измышленiй и вообще борьба противъ метафизики – не только явной, широко излагающейся въ цƀлыхъ системахъ, но и скрытой, незамƀтно примƀшивающейся къ наукƀ и не устранимой безъ критики понятiй; положительною же задачей ея Риль считаетъ разсужденiе объ условiяхъ познанiя природы или объясненiе научнаго познанiя.

Разъясняя далƀе значенiе философiи въ самомъ общемъ смыслƀ этого термина, Риль говорить, что въ этомъ смыслƀ философiя составляетъ одно и сознаетъ себя за одно съ возможно-полнымъ научнымъ вƀдƀнiемъ, она – синтезъ въ наукƀ и по духу, и по прiемамъ. Разсматривая философiю съ этой точки зрƀнiя, Риль утвƀрждаетъ, что «нашъ научный вƀкъ съ его идеями о неистребимости силы, съ его объясненiемъ органическихъ процессовъ изъ всеобщихъ законовъ матерiи, съ его соединенiемъ психологiи съ физiологiей есть вƀкъ въ высокой степени философскiй, и, конечно, ужъ болƀе философскiй, чƀмъ натурфилософская пора Шеллинга и Гегеля, несмотря на то или, вƀрнƀе, благодаря тому, что ни одна такъ-называемая

 

 

–  140  –

 

философская система не смогла присвоить себƀ господства надъ наукой. Чтт метафизическая система всегда только обƀщаетъ и не выполняетъ никогда, чего ей хочется и что ей не подъ силу, то дƀйствительно достигается постройкою научныхъ системъ. На основанiи совокупнаго научнаго опыта, на основанiи все болƀе и болƀе полнаго анализа явленiй, постройка эта вырабатываетъ мало-по-малу и общую связь всƀхъ познанiй между собою».

Затƀмъ Риль обращается къ «совремƀннымъ любителямъ философской алхимiи», все еще ищущимъ какихъ-то мудрецовъ, какого-то единственнаго мiрообъяснительнаго понятiя, и подвƀргаетъ ихъ измышленiя всесторонней критикƀ, которую одинъ изъ рецензентовъ книги Риля справедливо назвалъ всесокрушающею. Риль говорить, что явные признаки крушенiя метафизики побуждаютъ совремƀнныхъ любителей философской алхимiи радоваться уже и тому, если за свƀрхнаучными ихъ идеями возможно было бы признать хоть относительное, гипотетическое значенiе. На нелƀпость этой мысли указывалъ еще Кантъ. Риль видитъ въ этой вынужденной умƀренности затаенное признанiе начала конца для всякой метафизики, такъ какъ гипотетическая и относительная метафизика – не метафизика уже вовсе. Метафизика, лишенная аподиктической увƀренности, не имƀетъ никакого смысла и никакого значенiя. Разбирая значенiе метафизическихъ гипотезъ, Риль приходитъ къ заключенiю, что онƀ – «настоящiе опiаты для нашего разсудка; онƀ приводятъ его въ безчувствiе, вмƀсто того, чтобы оживлять и прояснять его. Онƀ порождаютъ видъ всеобъемлющаго знанiя, которое нетрудно, впрочемъ, и прiобрƀсть, если только считать желанiе и исполненiе за одно и то же».

Мысль, заключающуюся въ послƀднемъ остромъ замƀчанiи, Риль развиваетъ вƀсьма полномƀрно, приводя цƀлый рядъ доводовъ, разоблачающихъ субъективный пошибъ всƀхъ метафизическихъ умствованiй. Послушный голосу своихъ побужденiй, – говоритъ онъ, – метафизическiй мыслитель хочетъ познать начало вещей по ту сторону явленiя, но, отвлекшись отъ явленiй, онъ, вмƀсто начала вещей, находитъ только начало своей мысли.

 

 

–  141  –

 

Инымъ путемъ идетъ наука. Она не смƀшиваетъ желанiя и исполненiя и не довольствуется собою самимъ занимающимся, собою самимъ удовлетворяющимся мышленiемъ. Систематическую потребность субъекта старается она удовлетворить, разыскивая мƀру въ объектахъ и руководясь ею. Она знаетъ и умƀетъ пустить въ дƀло средство, невƀдомое метафизикамъ, – эксперимƀнтъ или, общƀе говоря, провƀрку. Только одинъ этотъ шагъ, – замƀчаетъ Риль, – даетъ наукƀ возможность опередить чистое умозрƀнiе и отдƀлиться отъ метафизики. Метафизика остается непровƀреннымъ и по природƀ своей непровƀримымъ знанiемъ, – областью гадательнаго соображенiя и субъективнаго творчества мысли, эксперимƀнтальная же или, вообще, провƀряющая себя наука, соединяя въ себƀ умозрƀнiе и опытъ, носитъ въ себƀ всƀ задатки жизни и развитiя. Философiя же, являющаяся синтезомъ науки, всегда обладаетъ возможностью доказать свои положенiя, и, притомъ, не соображенiями, выведенными только изъ понятiй, т.-е. чисто лишь логическимъ путемъ, а прямымъ указанiемъ на ходъ событiй.

Неудивительно послƀ этого, если между великолƀпными обƀщанiями метафизики и ея скромнымъ довольствомъ при исполненiи ихъ на дƀлƀ обнаруживается разительная несоразмƀримость. Метафизики всегда въ основу объясненiя кладутъ какое-нибудь отвлеченное понятiе. Этотъ прiемъ метафизика вмƀняетъ себƀ въ неоспоримую заслугу. «И право, – замƀчаетъ Риль, – трудно было бы лишить ее этой заслуги, еслибъ и въ наукƀ добрая воля и доброе намƀренiе могли считаться за самое дƀло».Къ несчастью для метафизики, нельзя указать ни на одно «объясненiе», которое метафизика не заимствовала бы у науки съ тƀмъ, чтобы, извративъ его истинное значенiе, насильственно приспособить къ своимъ унивƀрсальнымъ задачамъ. Обозрƀвая метафизическiя системы въ этомъ отношенiи, Риль вскрываетъ ихъ роковую несостоятельность и еще разъ возвращается къ характеристикƀ метафизики, какъ древняго, устарƀлаго типа мысли, отжившаго, первобытнаго уклада науки.

«И подобно тому, какъ раннiе начинатели науки, – говорить

 

 

–  142  –

 

онъ, – такъ и теперь философы – систематически все ищутъ какой-то первичной вещи, какого-то вƀрховнаго родового понятiя бытiя, которое должно содержать въ себƀ его виды, какъ бы ни называли они, впрочемъ, первичную эту вещь, матерiей или духомъ; или же хотятъ вывƀсти всякое въ мiрƀ совƀршенiе изъ одного общаго закона, какъ Гегель, напримƀръ, который думаетъ объяснить его изъ дiалектической саморазвивчивости понятiя, или Гербертъ Спенсеръ, прибƀгающiй для этого ко всеобщей формулƀ развитiя, которая должна потомъ измƀнять значенiе составляющихъ ее словъ для каждой группы явленiй, потому что иначе она остается къ ней непримƀнимою. Уже и по однимъ формально-логическимъ основанiямъ цƀль метафизической постройки системъ можно искать или въ вƀрховномъ родовомъ понятiи, или въ понятiи о высшемъ, всеобщемъ законƀ»... «Метафизическiй мыслитель, исходящiй отъ понятiя о вƀрховномъ родовомъ бытiи, воспользуется для изложенiя своей системы схемою пространственнаго представленiя», «а тотъ, кто, напротивъ, всƀ законы природы возьмется вывƀсти изъ одного мiрового закона, тотъ необходимо долженъ держаться схемы времƀни въ преемственномъ развитiи явленiй изъ первоначальной основы». Метафизики никогда не обходятся при этомъ безъ помощи аналогiй, держащихся на чисто-субъективныхъ основанiяхъ. Указывая на несостоятельность метафизическихъ системъ въ этомъ отношенiи, Риль дƀлаетъ вƀсьма вƀское замƀчанiе о значенiи пониманiя или – соотносительно – объясненiя въ этихъ системахъ. «На повƀрку выходить, – говорить онъ, – что мы должны систематизировать природу для того, чтобы понимать ее. Но понятiя, которыми мы дƀлаемъ ее для себя вразумительной, – только степени абстракцiи нашего мышленiя о природƀ, а вовсе не причины или основанiя ея собственнаго хода или процесса. Поэтому нƀтъ возможности апрiори рƀшить, какъ далеко идетъ единство самихъ объектовъ, систематика всего содержанiя опыта».

Наука не менƀе метафизики ревностно ищетъ единства и связности между познанiями, но она не увлекается ни аналогiя ми, ни непровƀряемыми гипотезами, а потому и можетъ

 

 

–  143  –

 

утвƀрждать единство между вещами лишь по стольку, по скольку открываетъ ихъ фактически и установляетъ эксперимƀнтально. Поэтому-то науки и не дали еще никакого всепониманiя, никакого унивƀрсальнаго тезиса, ничего предназначаемаго слыть, а не быть дƀйствительнымъ познанiемъ природы.

Итакъ, приходится повторить еще разъ, что метафизическая философiя, какъ по пониманiю предмета систематического изслƀдованiя, такъ и по способу построенiя своихъ системъ, представляетъ, сравнительно съ наукой, устарƀлый, отсталый типъ мышленiя. «Существуетъ только единственный родъ системостроенiя, – говорить Риль, – имƀнно тотъ, который служить не на время, не срочнымъ заполненiемъ пробƀла между двумя несвязанными еще областями знанiя, но который совƀршается въ силу прогресса точныхъ наукъ, который неудержимо идетъ въ ширь и глубь и оставляетъ все менƀе и менƀе простора системамъ метафизиковъ».

Подводя итогъ своему осужденiю метафизической философiи, Риль говорить, что убƀжденiе въ ея невозможности онъ считаетъ однимъ изъ важнƀйшихъ результатовъ всеобщей теорiи науки. «Это убƀжденiе не допуститъ впередъ тратить умственныя силы на обсужденiе неразрƀшимыхъ, да и невƀрно поставленныхъ, проблемъ. Но оно открываетъ, вмƀстƀ съ тƀмъ, и новые пути для самого научнаго изслƀдованiя. Убƀжденiе, что наука и теоретическая филоcофiя – одно и то же, что существуетъ только одна система познанiя, а не двƀ, ставитъ существенно высшую цƀль наукƀ. На основƀ этого убƀжденiя наука исполнится сознанiемъ своего философскаго призванiя, своей систематической задачи. Въ своемъ раздƀленiи труда увидитъ она не цƀль, а только средство для достиженiя цƀли – синтеза познанiя, – средство, споспƀшествующее и совƀршенно необходимое. Не станутъ уже слишкомъ высоко цƀнить изслƀдованiе мелкихъ подробностей, какъ дƀлалось и должно было дƀлаться прежде, пока наука не сознавала высшей своей задачи, а, напротивъ, предоставляла ее фантастическому мышленiю метафизиковъ. Возведенiе самой науки въ философiю – вотъ философская задача нашего времƀни, – высшая и

 

 

–  144  –

 

многообъятнƀйшая задача, какую только можно поставить въ области познанiя».

Сказаннымъ могло бы исчерпаться понятiе философiи въ тƀсномъ смыслƀ, если бы значенiе философiи могло ограничиться одною только теоретическою областью. А такъ какъ рядомъ съ нею существуетъ еще область практическая, то и возникаетъ новая задача – задача этики. Обращаясь къ ней, Риль указываете на то, что исторiя и сравнительная психологiя доставляютъ этикƀ матерiалъ и методъ, и что поэтому этика, съ извƀстной своей стороны, должна неоспоримо считаться наукою; но, вмƀстƀ съ тƀмъ, Риль полагаетъ, что другою стороной своей, имƀнно тою, которою этика обращается къ будущности и разсуждаетъ не о фактахъ, а о тенденцiяхъ, не о томъ, что есть и совƀршается, а о томъ, что должно быть и должно совƀршаться, – она, конечно, выступаетъ за раму науки въ строгомъ смыслƀ слова.

Мысль эту Риль поддерживаетъ еще и тƀмъ соображенiемъ, что «этика выставляетъ нормы бытiя и дƀйствiя». «Наука въ собственномъ смыслƀ, – говоритъ онъ, – чужда понятiя какого бы то ни было долженствованiя. То, чтт, съ практической точки зрƀнiя полезности, живучести, красоты, мы называемъ ненормальнымъ, для науки такъ же важно, часто, пожалуй, и важнƀе нормальнаго. Научныя положенiя, правильно понимаемыя, никогда не могутъ стать предметомъ нашего нравственнаго и эстетическаго одобренiя или порицанiя. Они ни нравственны, ни безнравственны, а просто лишь вƀрны или невƀрны. Они не то, чтобъ были истинны, – они становятся истинными тƀмъ, что мы вƀруемъ въ нихъ и по нимъ поступаемъ. Истинность не придаетъ никакому закону природы авторитета нравственнаго, такъ какъ авторитетъ или обязательность всякой нравственной нормы происходитъ исключительно изъ ея общественнаго значенiя. Противорƀчiе между научными понятiями и практическими идеями возможно только кажущееся, мнимое, при смƀшенiи между собою ихъ областей, когда мы теряемъ изъ вида, что они принадлежать двумъ различнымъ направленiямъ духа, что они должны служить различнымъ его интересамъ».

 

 

–  145  –

 

Риль обращаетъ еще вниманiе и на то, что «теоретическiй взглядъ на вещи уже и въ психилогическомъ своемъ корнƀ разнится отъ практическаго. Теоретическiй взглядъ идетъ отъ ощущенiй, дающихся сознанiю извнƀ, тогда какъ практическiй взглядъ вырастаетъ изъ чувствованiй, которыми сознанiе воздƀйствуетъ наружу. Цƀль перваго – уразумƀнiе явленiй, основанiе второго – ихъ оцƀнка». Изъ этого видно, что «областью практической философiи слƀдуетъ считать не дƀйствительно сущее, а то возможное, что человƀкъ долженъ еще создать своею волей и энергiей. Практическая философiя возвƀщаетъ будущiя совƀршенства, которыя еще не существуютъ какъ объекты теорiи, но которыя могутъ возникнуть. Средство, какимъ ведетъ она на это духъ человƀческiй, вовсе не доказательство, a возбужденiе вƀры въ то лучшее, которое человƀкъ долженъ осуществить».

Резюмируя всƀ эти разсужденiя, Риль приходитъ къ тому окончательному выводу, что философiя должна быть понимаема въ двоякомъ значенiи: какъ общее ученiе о наукƀ и какъ учете о практической мудрости и выработкƀ общихъ человƀческихъ идеаловъ. Это послƀднее призванiе исполняетъ она тƀмъ, что сознанiе идеальныхъ стремленiй изъ неопредƀленнаго и только сердечнаго, легко ведущаго къ мечтательности, обращаетъ въ опредƀленное и здравомыслящее и связываетъ его прямо съ человƀческимъ благоразумiемъ и съ наукой.

На этомъ мы окончимъ передачу взглядовъ Риля на занимающiй насъ вопросъ. Имƀя въ виду, что та часть большого сочиненiя Риля, которою мы руководствовались, переведена теперь на русскiй языкъ, мы старались ввƀсти наше изложенiе въ возможно-тƀсныя рамки. Мы имƀли въ виду, главнымъ образомъ, заинтересовать читателя превосходною, достойною самаго серьезнаго вниманiя книгой и побудить его къ прямому, непосредственному съ нею знакомству.

 

 

–  146  –

 

 

5. Эрнстъ Лаасъ

Когда, двадцать лƀтъ тому назадъ, вышло первое большое сочиненiе страсбургскаго профессора Эрнста Лааса «Kants Analogien der Erfahrung», и философская позицiя этого мало еще извƀстнаго тогда ученаго опредƀлилась съ достаточною ясностью, Файингеръ привƀтствовалъ его, какъ проницательнаго изслƀдователя философiи Канта, ясно намƀтившаго свою цƀль и идущаго къ ней твƀрдо и неуклонно. Въ этой работƀ Лааса Файингеръ констатировалъ не одно только намƀренiе коммƀнтировать и опровƀргать Кантовы Аналогiи опыта, но и попытку подорвать изъ этого центральнаго пункта всю трансцендентальную философiю и заложить на ея разваливать фундамƀнтъ новаго зданiя. «И если вƀрный глазъ инженера, – говоритъ Файингеръ, – сказывается уже въ удачномъ выборƀ мƀста, гдƀ слƀдуетъ заложить мину для взорванiя какой-нибудь громадной камƀнной глыбы, то надо признать, что настоящiй трудъ Лааса попалъ имƀнно въ этотъ важный пунктъ»[62].

На томъ фундамƀнтƀ, о которомъ говорилъ здƀсь Файингеръ, Лаасъ сталъ вскорƀ возводить то новое зданiе Позитивной философiи, надъ которымъ онъ неустанно работалъ съ 1879 по 1884 годъ. «Idealismus und Positivismus» Лааса, появившийся въ трехъ томахъ въ теченiе означеннаго выше срока и оконченный незадолго до смерти автора, представляетъ несомнƀнно одно изъ самыхъ выдающихся сочиненiй во всей философской литературƀ послƀдняго времƀни и заслуживаетъ, конечно, самаго серьезнаго вниманiя всƀхъ интересующихся философiей. Лаасъ, въ полной независимости отъ Ог.Конта, заново обосновываете позитивизмъ; онъ создаете такой новый типъ его, который представляетъ собой

 

 

–  147  –

 

расширенiе и углубленiе русла научно-философской мысли, работающей со времƀнъ Юма и все болƀе и болƀе отодвигающей на заднiй планъ заносчивыя и обманчивыя идеалистичегкiя системы, не перестающiя еще дƀлать попытки возстановленiя своего стародавняго влiянiя на умы, но встрƀчающiя такiя препятствiя, для преодолƀнiя которыхъ недостаточно одного историческаго обаянiя.

Обозрƀнiе главныхъ пунктовъ Позитивной философiи Лааса даетъ намъ случай познакомиться еще съ однимъ рƀшенiемъ занимающаго насъ вопроса и, такимъ образомъ, еще болƀе расширить наблюденiя наши въ области совремƀнной философской литературы и насколько возможно приблизиться къ тому общему рƀшенiю нашей задачи, которое возможно установить въ настоящее время.

Вопросъ объ опредƀленномъ и ясномъ отграниченiи научной или позитивной философiи отъ ненаучнаго или идеалистическаго мiросозерцанiя возникаетъ у Лааса на первыхъ же страницахъ его труда. Указавъ на пестроту, представляемую картиной развитая философiи, Лаасъ замƀчаетъ, что пестрота эта усиливается еще разнообразiемъ тƀхъ точекъ зрƀнiя, которыя являются руководящими при группировкƀ различныхъ философскихъ направленiй: такъ, наприм., тотъ строй воззрƀнiй, который Лаасъ подводить подъ наимƀнованiе идеализма, съ точки зрƀнiя логики является какъ реализмъ, съ точки зрƀнiя теорiи познанiя – какъ апрiоризмъ или рацiонализмъ, а съ точки зрƀнiя онтологiи – какъ спиритуализмъ. Не легко распознаться среди путаницы, вносимой этою номƀнклатурой съ ея далеко не для всƀхъ извƀстнымъ и понятнымъ происхожденiемъ. Можно замƀтить, однако же, что и во всƀхъ этихъ обыденныхъ классификацiяхъ указывается постоянно на два главныхъ типа, подъ которые подводятся всƀ философскiя направленiя. Такъ какъ начало всей этой пестроты наимƀнованiй восходить къ Платону, такъ какъ Платонъ является, притомъ же, и самымъ яркимъ выразителемъ идеалистическаго типа и имƀетъ противъ себя всƀ оттƀнки типа ему противоположнаго, то Лаасъ его и избираетъ представителемъ этого типа и вокругъ него,

 

 

–  148  –

 

какъ перваго его провозвƀстника, группируетъ всƀхъ послƀдующихъ его выразителей. Изучая вслƀдъ затƀмъ характеристическая черты этого философскаго типа, Лаасъ находить и въ группƀ его противниковъ столько общихъ чертъ, что считаетъ возможнымъ и ихъ всƀхъ свƀсти къ одному антиплатоновскому или позитивному типу, къ которому и самъ примыкаетъ.

Пестрая картина, представляемая историческимъ ходомъ развитiя философской мысли, чрезвычайно упрощается такою группировкой и является, какъ полагаетъ Лаасъ, надежда, что историческiя изысканiя, которыми такъ богата философская литература, дадутъ, наконецъ, плодъ, и получится руководящее основанiе для всякаго ищущаго свƀта въ этой области знанiя. Отдавая справедливость личнымъ достоинствамъ и генiю Платона, Лаасъ имƀетъ въ виду показать, что, «выспренность, генiальность и благородство души не могутъ еще служить порукою истины, что, напротивъ того, они чаще ослƀпляли людƀй, а не освƀщали имъ путь, чаще лишали ихъ трезваго взгляда, чƀмъ укрƀпляли умственно». Что же касается собственно платоновскихъ принциповъ и платоновскаго метода, то сомнительная сторона ихъ обнаруживала себя уже не разъ; учете Платона тƀмъ опаснƀе, чƀмъ привлекательнƀе его изложенiе, чƀмъ обаятельнƀе является оно для ума, чƀмъ сильнƀе подкрƀпляетъ естественную его склонность къ духовному опьяненiю.

Чары громкихъ словъ – вотъ бƀдствiе, противъ котораго направлены нредостереженiя Лааса. Трезвый мыслитель этотъ настаиваетъ на возможности высоко чтить идеалъ человƀчества, не подпадая, однако же, подъ гнетъ той философiи, на которой, какъ воображалъ Платонъ, только будто бы и возможно обосновать ихъ. Въ разрƀзъ такому воззрƀнiю, Лаасъ утвƀрждаетъ, что для выполненiя своего назначенiя методъ Платона совсƀмъ недостаточенъ. Въ общемъ, характеръ Платона, но мнƀнiю Лааса, есть характеръ романтическiй, т.-е. узкiй, неплодотворный и нездоровый. Платона, вслƀдь за Льюисомъ, можно, пожалуй, какъ думаетъ Лаасъ, назвать софистомъ; но, назвавъ его мистикомъ или романтикомъ, не придется уже принимать

 

 

–  149  –

 

его подъ защиту по поводу обвиненiя въ софистикƀ: всякая мистика, всякая романтика полны какъ наивныхъ, такъ и искусственныхъ, т.-е. измышленныхъ софизмовъ. Источникъ всƀхъ ихъ – сердце. Не забудемъ, что въ натурƀ Платона существовала не одна только дiалектическая, но и поэтическая, и художественная жилка. Платонъ, какъ утвƀрждаетъ Лаасъ, пользовался своею дiалектическою способностью вовсе не безпристрастно, вовсе не ради ея самой, но подъ влiянiемъ импульса совƀршенно опредƀленныхъ идƀй, – идƀй чисто романтическихъ, характеризируемыхъ объективною безпочвенностью, съ одной стороны, и субъективною, изъ сердца проистекающею необходимостью – съ другой.

Сттитъ только, – замƀчаетъ Лаасъ, – осмотрƀться кругомъ, чтобы убƀдиться въ громадномъ влiянiи на умы этой романтической философiи. Оно было и остается и широкимъ, и глубокимъ. Нƀкоторые изъ ея догматовъ проницаютъ наше мышленiе и нашъ языкъ; они образуютъ какъ бы подпочву обыденнаго мiровоззрƀнiя, а также и нƀкоторыхъ важнƀйшихъ учрежденiй. Сравнивая въ этомъ отношенiи платоновскiй типъ съ типомъ ему противоположнымъ, мы можемъ замƀтить, до какой степени громадно различiе между ними по отношенiю интенсивности и охвата ихъ влiянiя. Въ наше время даже еще замƀтно, что платоновскiй типъ пережилъ нƀкогда перiодъ полной побƀды. И, однако же, у платонизма есть хоть одна сторона, по отношенiю къ которой онъ долженъ быть поставленъ ниже своего соперника: платонизму не выпало на долю установить и развить свои основоположные тезисы послƀдовательно, органически, научно, такъ чтобы въ наше время типъ этотъ могъ бы представиться въ болƀе роскошномъ и богатомъ ростƀ, чƀмъ первоначально. Участь его была совƀршенно иная: послƀ того, какъ нƀкоторыя стороны его, выродясь въ аскетическiя и экстатическiя проявленiя, возымƀли частью тлетворное, частью безобразное влiянiе на умы, другiя были до такой степени очищены и съужены критикой, что въ настоящее время все, могущее въ платоновскомъ типƀ получить научное значенiе, производитъ своею туманностью и расплывчатостью вƀсьма скудное

 

 

–  150  –

 

впечатлƀнiе сравнительно съ картиной, представленной типомъ противоположнымъ. Бтльшая часть платониковъ держатся лишь той или другой изъ сторонъ общей совокупности платоновскаго ученiя, и рƀдко встрƀчается такой, который могъ бы возстановить всего Платона или двинуть доктрину его къ новому фазису развитiя. Поэтому-то платонизирующая философiя издавна обнаружила склонность удаляться отъ научныхъ пренiй въ полумракъ мистическихъ вƀрованiй, которыя, переходя въ легенды и миɵы, какъ у самого Платона, вƀсьма затрудняютъ отвƀтъ на вопросъ о томъ, гдƀ оканчиваются образы и игра фантазiи и гдƀ начинаются серьезная мысль и истина. Если же обратимся только къ тƀмъ представителямъ платонизма, которые по праву могутъ считаться философами, то хотя и встрƀтимъ въ нихъ основныя черты платоновскаго характера, но сейчасъ же замƀтимъ, что черты эти являются въ связи съ разнообразными измƀненiями и вƀянiями, съ приспособленiями ко времƀни, обстоятельствамъ, индивидуальностямъ, съ многоразличными уступками противоположной точкƀ зрƀнiя, такъ что эта внƀшняя сторона дƀла производить впечатлƀнiе и возбуждаетъ предположенiе, будто постоянный импульсъ и тенденцiя, шедшiе отъ Платона, хотя и обладали большою духовною силой, отстаивали, однако же, свои положенiя противъ критики, и фактически, и логически, не безъ затрудненiя. Вникая въ мотивы, руководившiе ученiемъ при противопоставленiи его воззрƀнiямъ противоположнымъ, мы въ состоянiи разглядƀть, скрываетъ-ли оно въ себƀ здоровое научное зерно, или же силы его коренятся не въ объективныхъ фактахъ и оправдываемыхъ критикою задачахъ, а въ субъективныхъ и даже фантастическихь хотƀнiяхъ.

Такъ какъ такая генiальная и поэтическая личность, какъ, Платонъ, по влiянiю своему на вƀсь длинный рядъ философовъ-идеалистовъ, имƀетъ громадное значенiе, то слƀдуетъ признать очень важнымъ раскрытiе тƀхъ причинъ, которыя побуждали Платона противоборствовать воззрƀнiямъ, представителемъ которыхъ является, по Платону же, Протагоръ, и заботиться о созданiи ученiя, могущаго совмƀстить самостоятельность и необоримость. Платону казалось, что однимъ изъ главныхъ затрудненiй,

 

 

–  151  –

 

оказавшихся для Протагора непреодолимыми, заключалось въ обманчивости чувствъ, какъ орудiй воспрiятiя. Онъ считалъ послƀдствiя этой обманчивости пагубными для достоинства науки и настаивалъ на необходимости подчинить ихъ какому-нибудь высшему неизмƀнчивому принципу; затƀмъ, онъ, разумƀется, отвƀргал, годность воспрiятiя, какъ достовƀрнаго основанiя для познанiя, и проводиль ту мысль, что объективно-существующiя и соотвƀтствующiя понятiямъ реальности никогда не могутъ подпасть воспрiятiю, хотя и играютъ въ процессƀ познаванiя первенствующую роль; и далƀе, онъ утвƀрждалъ, что такъ какъ наука имƀетъ своимъ предметомъ истину, истина же высказывается не въ страдательныхъ состоянiяхъ воспрiятiя, а въ сужденiяхъ – продуктахъ категорiи чисто-духовнаго характера, то сенсуалистическая теорiя Протагора, какъ явно несостоятельная, должна быть отвƀргнута. Наконецъ, воспрiятiе, по его убƀжденiю, не могло представить достаточно прочной, объективной гарантiи истины, а потому онъ и искалъ для нея устойчивое объективное обоснованiе. Такое обоснованiе могла дать, по его воззрƀнiю, идея блага, сама въ себƀ покоющаяся, не нуждающаяся въ дальнƀйшемъ обоснованiи, абсолютная. Утвƀрждая на ней не только познанiе, но и бытiе, Платонъ думалъ положить такимъ образомъ предƀлъ всƀму произвольному, измƀнчивому и противорƀчивому, разсчитывая при этомъ на возможность окончательнаго и прочнаго установленiя науки.

Чтобы имƀть возможность представить себƀ со всею ясностью воздƀйствiе Платоновой философiи какъ на его сторонниковъ, такъ и на противниковъ, Лаасъ считаетъ необходимымъ войти въ ближайшее разсмотрƀнiе различныхъ сторонъ или мотивовъ этой философiи. Особенность воздƀйствiя Платоновой философiи на ея посдƀдователей заключалась въ томъ, что ни одинъ изъ нихъ не воспроизвелъ всƀхъ ея сторонъ во всей ихъ полнотƀ; по этой причинƀ является необходимость въ различенiи мотивовъ и ихъ сопоставленiи. Само собою разумƀется, что намъ возможно привƀсти здƀсь только резюми того обширнаго и тщательно-обработаннаго анализа, который

 

 

–  152  –

 

читатель можетъ найти въ первомъ томƀ Лаасова Идеализма и позитивизма.

Главныхъ мотивовъ (или сознательно-ясно, или въ формƀ смутныхъ побужденiй), влiявшихъ на установленiе основныхъ положенiй платонизма, Лаасъ считаетъ всего пять. Первымъ изъ нихъ Лаасъ выставляетъ чрезмƀрное переоцƀненiе математическихъ образцовъ и несообразное дƀйствительности подражанiе имъ, какъ строго сцƀпленному (силлогистическому) веденю доказательствъ. Все, приложимое къ наглядно представляемымъ и, вмƀстƀ съ тƀмъ, постояннымъ и всегда однообразно обозначаемымъ понятiямъ математики, представляется приложимымъ и ко всякаго рода понятiямъ вообще. Почему, казалось бы, не допустить, что бытiе, взятое во всей его совокупности, не скрываетъ цƀлую систему вƀчныхъ онтологическихъ истинъ, подобно тому, какъ пространство – систему истинъ математическихъ? Какое имƀемъ мы основанiе отвƀргать возможность разложенiя всякаго рода понятiй дедуктивнымъ путемъ на систематически расчлененные предикаты, содержащiеся въ этихъ понятiяхъ и изъ нихъ выводимые, подобно тому, какъ то имƀетъ мƀсто по отношенiю понятiй треугольника или круга? Таковы предположенiя и цƀли, къ которымъ влеклись умы не въ силу одной только индивидуальной склонности или личнаго предположенiя философовъ. Инстинктивныя стремленiя ихъ несомнƀнно подкрƀплялись влiянiемъ состоянiя наукъ во времƀна Платона. Ни одна наука той эпохи не могла посягать на сравненiе съ математикой по, отношенiю научной законченности. Притомъ же, не только тогда, но и теперь еще не рƀдко видятъ въ математикƀ образецъ всякой дедуктивной науки. Подъ этимъ обаянiемъ математики и сложилось мнƀнiе, что истинною наукой можно считать только такую, которая можетъ усвоить себƀ прiемы математики. Изъ предпосылки, заключающейся въ такомъ мнƀнiи, вытекало само собою: 1) что дедукцiя и систематизацiя были неотмƀнимо-обязательны; 2) что во всƀхъ тƀхъ случаяхъ, когда для нихъ не оказывалось почвы, не могла быть констатирована и истинная наука; 3) что онтологическiя понятiя подлежатъ такой же строгой систематизацiи, какъ и

 

 

–  153  –

 

математическiя, и, наконецъ, ко всƀму этому примыкало то наивное и роковое мнƀнiе: 4) что такiя «понятiя» могутъ просто-на-просто быть заимствуемы изъ обыденной рƀчи, причемъ допускалась мысль о безполезности изслƀдованiя генезиса, многосмыслiя и растяжимости заимствованныхъ обозначенiй. Послƀдующее время дало подтвƀржденiя въ широкомъ распространенiи того умонастроенiя, которое обусловливало возникновенiе и развитiе этого мнƀнiя. Въ заключенiе своей характеристики этой стороны платоновскаго типа Лаасъ находить, что, принимая во вниманiе ея позднƀйшую исторiю, ее слƀдуетъ назвать математизирующею или схоластическою.

Къ математическому мотиву тƀсно примыкаетъ уже у Платона и еще тƀснƀе у нƀкоторыхъ его послƀдователей и тотъ, на который Лаасъ считаетъ нужнымъ обратить особенное вниманiе и который въ его изложенiи является какъ второй мотивъ платонизма, а имƀнно: стремленiе къ сведенiю всякаго научнаго познанiя и всякаго нравственнаго дƀянiя къ такимъ абсолютнымъ принципамъ или даже къ единому понятiю или положенiю, которыя не нуждались бы въ дальнƀйшемъ обоснованiи, да и не были бы способны къ нему. Послƀднимъ этимъ принципомъ у Платона является, какъ и было уже замƀчено выше, идея блага; она и ееть тотъ «безусловный», «всеобщiй принципъ», который почитается краеугольнымъ основоначаломъ всей философiи. Пользуясь терминомъ самого Платона, Лаасъ называетъ этотъ мотивъ идеализма стремленiемъ къ абсолюту. Дiаметральною противоположностью этому стремленiю является самоограниченiе, самоотреченiе, резигнацiя вообще; самое же стремленiе, по замƀчанiю Лааса, принимаетъ у различныхъ мыслителей различныя формы: поэтическiй пошибъ – у однихъ, мистико-сантимƀнтальный складъ – у другихъ, соединенiе того и другого – у самого Платона.

Какъ третью характеристическую черту, отличающую платоновскiй типъ, Лаасъ считаетъ убƀжденiе въ существованiи для нашей дƀятельности и для «бытiя» вообще извƀстныхъ руководящихъ или нормативныхъ законовъ. Законы эти, согласно такому убƀжденiю, имƀютъ свои корни не въ нашей

 

 

–  154  –

 

чувственности, не въ фактахъ дƀйствительности, а въ иной области, – области, называемой, согласно платоновскому словоупотреблению, «духомъ», «разумомъ». Они потому уже должны представляться свƀрхчувственными и апрiорными, что имƀнно они сообщаютъ всƀму чувственному бытiю и всякому стремленiю снабженнаго органами чувствъ существа форму и устойчивость, назначенiе и направленiе. Все дƀйствительное познается только при ихъ посредствƀ, все желаемое только благодаря имъ получаетъ санкцiю. Эту сторону платонизма Лаасъ называетъ рацiоналистическою или апрiористическою.

Въ связь съ третьимъ мотивомъ Лаасъ вводить четвƀртый и пятый. Четвƀртый онъ формулируетъ такъ: наши воспрiятiя и чувствованiя, такъ же какъ и образующiеся изъ нихъ продукты памяти, чувственныхъ побужденiй и страстей, являются такими психическими состоянiями, которыя въ послƀднемъ итогƀ обусловливаются извнƀ, чрезъ посредство организма, и должны считаться чисто-пассивными состоянiя ми сознанiя. Рядомъ съ ними необходимо признать «чистыя» проявленiя нашей «высшей» самобытности, – проявленiя, имƀющiя свою исходную точку не внƀ этой самобытности, а внутри ея. Они, какъ то указалъ уже Платонъ, обозначаются уже въ актƀ сужденiя; мы подмƀчаемъ ихъ и въ формированiи и упорядоченiи пассивно-усвоеннаго матерiала воепрiятiй, обнаруживаемъ во всƀхъ нашихъ «дƀйствiяхъ»; въ нихъ мы видимъ активныя движенiя нашего я, вскрытiе присущей намъ самопобудительности (спонтанейности), подтвƀржденiе нашей «свободы»; они и мыслятся поэтому какъ нƀчто специфически-отличное отъ чувственно-естественнаго механизма, они поэтому и противопоставляются ему. Высказанной этою формулировкой мысли Лаасъ придаетъ названiе мотива самопобудительности (Spontaneitдts-Motiv) и считаете его тƀмъ мотивомъ, который хотя и можете быть уже подмƀченъ у самого Платона, но который только въ позднƀйшее время достигъ своего полнаго развитiя.

Тƀмъ за то полнƀе, сильнƀе и опредƀленнƀе обозначается у самого Платона пятый мотивъ. Лаасъ усматриваете его въ

 

 

–  155  –

 

горячей вƀрƀ въ «духовный» принципъ, который «мыслитъ» и «познаетъ», ставитъ себƀ практическiе идеалы и вызываетъ къ жизни нашу дƀятельность, – принципъ, формы и законы котораго соизмƀримы познаваемому бытiю, но самое бытiе котораго должно быть отнесено не къ этому мiру воспрiятiй, гдƀ онъ времƀнно проявляется, а къ мiру свƀрхчувственному. Этотъ мотивъ Лаасъ называетъ свƀрхчувственнымъ или трансцендентнымъ.

Представивъ въ общихъ чертахъ характеристику мотивовъ, вскрываемыхъ Лаасомъ у всего математизированнаго, рацiонализированнаго, спиритуализированнаго и, вообще говоря, метафизицированнаго мышленiя, мы можемъ обратиться теперь къ общему характеру этого самаго мышленiя и представить хоть бƀглый абрисъ его основныхъ чертъ.

Уже ранƀе читатели могли замƀтить и отчасти оцƀнить значенiе, придаваемое Лаасомъ роли хотƀнiя въ экономiи нашего мышленiя. Возвращаясь не разъ къ этому вопросу въ разныхъ мƀстахъ своего сочиненiя, Лаасъ пополняетъ приведенное выше указанiе и констатируетъ, что хотƀнiе, потребность, интересъ обусловливаютъ то «безпокойство», которое испытывается всякимъ, кто замƀчаетъ отсутствiе предмета, могущаго доставить ему удовольствiе. Полученiе такого предмета и обладанiе имъ замƀняетъ безпокойство «удовлетворенiемъ», а когда идетъ рƀчь о сферƀ умственной дƀятельности – объясненiемъ, или, соотносительно, пониманiемъ. Лаасъ припоминаетъ при этомъ, что уже Милль показалъ, какое громадное разнообразiе способовъ объясненiя было и остается въ ходу у разныхъ народовъ и какъ часто «объясненiе» подъ влiянiемъ внушенiй обыденной жизни, обыкновенно преодолƀвающихъ внушенiя научнаго методическаго мышленiя, замƀняютъ только одну тайну, еще кажущуюся странною, другою, переставшею уже казаться такою. Примƀры, могущiе иллюстрировать перипетiи разнаго рода объясненiй, такъ обильны въ исторiи философiи и такъ общеизвƀстны, что долго останавливаться надъ ними нƀтъ никакой надобности. Всякому извƀстны объясненiя, предъявляемыя, наприм., тƀми, которые искали и находили утоленiе своего

 

 

–  156  –

 

безпокойства въ свeденiи всƀхъ явленiй къ водƀ, воздуху, огню и т.д. Особенное вниманiе при этомъ слƀдуетъ обратить только на то обстоятельство, до какой степени твƀрдо принималась та или иная «потребность» за совƀршенно достаточный мотивъ и какъ пестры, подчасъ противоположны, были способы удовлетворенiя этой потребности. Такъ, напримƀръ, общая причинная связь явленiй, представляющая для стремящагося къ «объясненiю», какъ regressus in infinitum, возбуждаетъ въ умƀ метафизика потребность завƀршенiя или замкнутiя этой цƀпи. Лейбницъ находитъ, напримƀръ, что послƀднее звено должно непремƀнно быть «hors de suite des choses contingentes»... «autrement on n'auroit pas encore une raison suffisante, oщ l'on pыt finir». Лаасъ замƀчаетъ по этому случаю, что едва-ли одно хотƀнiе покончить съ сознанною потребностью достаточно для того, чтобъ избƀгнуть причиняемаго ею безпокойства, и приводить при этомъ на память читателю, что Аристотель допускалъ вƀчное движенiе; Лейбницъ же считаетъ необходимымъ сослаться на свой «принципъ достаточнаго основанiя».

Таковъ въ его основныхъ чертахъ характеръ «объясненiя» въ исторiи метафизики, и въ этомъ его смыслƀ и значенiи и называетъ его Лаасъ «такъ-называемымъ объясненiемъ» – «Sogenannte Erklдrung». Въ прямой зависимости отъ такого «объяененiя» находится, конечно, и «познанiе» у всƀхъ метафизически настроенныхъ мыслителей. Всƀ они смƀшиваютъ обыкновенно «познанiе» (Erkennen) съ «объясненiемъ» (Erklдren) и требуютъ и для познанiя сведенiя къ абсолютнымъ реальностямъ, къ разысканiю основанiя, принципа, сущности даваемыхъ опытомъ фактовъ и ихъ законовъ.

Ложные пути, которые принимала и принимаетъ мысль, гоняющаяся за этими химерами, очень разнообразны. Влекомая указанными выше мотивами, она принимаетъ то ту, то другую изъ «фикцiй» объясненiя за высочайшее проявленiе истины и строитъ при ея помощи тƀ воздушные замки, которыми полна исторiя метафизики. Было бы слишкомъ долго слƀдить за всею тою разрушительною работой, благодаря которой и Лаасъ въ свою очередь справедливо заслужилъ названiе

 

 

–  157  –

 

Alleszermalmer'а, мы остановимся только на нƀкоторыхъ особенно важныхъ пунктахъ. Обратимъ, прежде всего, наше вниманiе на понятiе «субстанцiи». Терминъ этотъ, какъ извƀстно, принадлежитъ къ числу самыхъ ходкихъ изъ всего нашего мысленнаго инвентаря по отношенiю къ вопросамъ онтологическимъ. Онъ иногда служить мостомъ для перехода въ трансцендентные регiоны; но, какъ замƀчаетъ Лаасъ, только для тƀхъ, которые не думаютъ предварительно о многоемысленности этого выраженiя. а также и о явныхъ слƀдахъ его эмпирическаго происхожденiя, замƀчаемыхъ при разсмотрƀнiи каждаго, отдƀльно взятаго, его значенiя.

«Субстанцiя, – какъ мƀтко замƀчаетъ Лаасъ, – есть только разсчитанная на внушительность замƀна простого термина «вещь», т.-е. связанной въ конкретное единство и прiуроченной къ одному и тому же мƀсту совокупности свойствъ и силъ. Изъ всей этой суммы, подъ внушенiемъ логическаго сужденiя и влiятельныхъ интересовъ, обыкновенно выдƀляется нƀчто среди измƀненiй постоянное, сосуществующее, въ противоположность послƀдовательному, и получаетъ значенiе «субстанцiи». Такимъ образомъ, понятiе вещи, извƀстнаго конкретнаго единства, распалось на двƀ части: субстанцiю и акциденцiи. Затƀмъ оставалось еще сдƀлать шагъ къ присвоенiю субстанцiи новаго свойства – самостоятельности. Мало-по-малу самостоятельность эта получила то опредƀленное значенiе, которое она имƀетъ у Спинозы, стала тƀмъ, «quod in se est et per se concipitur». И вотъ, и въ наше время подъ субстанцiей разумƀютъ то, чту независимо отъ чего бы то ни было другого остается неизмƀннымъ при всƀхъ окружающихъ его перемƀнахъ. Мы будемъ еще имƀть случай представить нƀкоторыя разъясненiя взгляда Лааса на понятiе субстанцiи, а теперь замƀтимъ только, что Лаасъ не считаетъ возможнымъ выжать изъ понятiя субстанцiи какiя бы то ни было заключенiя, годныя для перехода къ трансцендентному. Образованiе понятiя субстанцiи и пользованiе имъ очень натуральны; но не слƀдуетъ видƀть въ немъ какого-то откровенiя и не увлекаться

 

 

–  158  –

 

химерическою надеждой чрезъ его посредство проникнуть въ область «an sich».

Спиритуалисты, какъ извƀстно, не стƀснялись многосмысленностью и текучестью термина «субстанцiя», но пользовались зыбкостью почвы, представляемою этимъ терминомъ, и старались возвƀсти на ней свое причудливое мистико-метафизическое зданiе. Мы имƀли уже случай познакомить читателя съ глубокомысленнымъ и остроумнымъ разсужденiемъ Бэна, доказавшаго какъ нельзя лучше призрачность спиритуалистическихъ поползновенiй и преподавшаго благой совƀтъ «не пытаться извлекать солнечные лучи изъ этого огурца». Замƀтимъ теперь, что тƀ, для которыхъ авторитета Бэна «не довлƀетъ», могутъ обратиться къ «параллогизмамъ чистаго разума» Канта и такимъ образомъ освƀжить въ памяти старыя истины. Кантъ, впрочемъ, не въ одномъ только этомъ случаƀ, но и во многихъ другихъ, какъ неоднократно признаетъ Лаасъ, много сдƀлалъ для подготовленiя почвы для позитивной философiи, и нƀкоторыя его положенiя, какъ увидимъ далƀе, были переработаны Лаасомъ и введены въ изложенiе его собственнаго мiровоззрƀнiя[63]. Вмƀстƀ съ тƀмъ, однако же,

 

 

–  159  –

 

Лаасъ удƀляетъ не мало мƀста и полемикƀ съ этимъ великимъ филоcофомъ, такъ много увлекавшимся тƀми мотивами платоновскаго характера, о которыхъ было говорено выше. Одно только раскрытiе этихъ мотивовъ и обусловливаемой ими тенденцiи Кантонов мысли нерƀдко можетъ, по мнƀнiю Лааса, обнаружить узость и несостоятельность многихъ аргумƀнтовъ автора «Критики чистаго разума». И если оставить въ сторонƀ многосмысленность и измƀнчивость терминовъ, которыми пользовался Кантъ и которыя часто затрудняютъ отвƀтъ на вопросъ: не многосмысленны-ли и измƀнчивы и соотвƀтствующiя терминамъ этимъ понятiя; если пренебречь всею этою стороной въ сочиненiяхъ Канта и только имƀть въ виду идею цƀлаго, то придется сказать, что эта идея и была проникнута тенденцiей, заключавшеюся въ подготовленiи почвы для метафизической вƀры, направленной къ мiру свƀрхчувственному. Эта предвзятость (Voreingenommencheit), впрочемъ, не единственная у Канта; видную роль играетъ у него и другая – идеалъ науки. На этомъ пунктƀ Кантъ очень близко соприкасается съ своимъ предшественникомъ Платономъ: оба, какъ замƀчаетъ Лаасъ, установляли свои взгляды и считались съ дƀйствительнымъ значенiемъ данныхъ условiй; оба не вырабатывали ихъ сообразно съ имƀвшимися въ ихъ распоряженiи объектами, а свободно творили, подгоняя потомъ подъ нихъ дƀйствительность. Тогда какъ мы, позитивисты, говоритъ Лаасъ, довольны и тƀмъ, что намъ удается понять, какимъ образомъ изъ данныхъ воспрiятiй и постепенно развивающихся потребностей могутъ образоваться извƀстныя познавательныя стремленiя – Платонъ ставитъ собственное свое требованiе о томъ, что истинный объектъ науки долженъ обладать вƀчностью, неизмƀняемостью и постоянствомъ, дискредитируя, такимъ образомъ, значенiе данныхъ воспрiятiя, а Кантъ заявляетъ, что наука въ собственномъ смыслƀ должна быть аподиктическою, апрiорною, сознающею идею необходимости, выводящею познанiе изъ однƀхъ

 

 

–  160  –

 

только возможностей, и утвƀрждаетъ, что познанiе, не переходяще предƀлы эмпирической достовƀрности, не есть познанiе въ собственномъ смыслƀ. Въ связи съ этимъ взглядомъ на познанiе находится у Канта и понятiе о возможности иныхъ (не-человƀческихъ) познанiй. Предвзятость, служащая основою этого понятiя, ведетъ уже прямо въ область мистики.

Мы ограничимся этими общими указанiями Лааса на значенiе Кантовой философiи и не станемъ излагать даже и вкратцƀ его обширныхъ критическихъ замƀчанiй на главнƀйшiя воззрƀнiя недавно еще такъ увлекавшаго нƀмецкiе умы мыслителя. У насъ, какъ извƀстно, «поворота къ Канту», оставившiй такое яркое и еще свƀжее воспоминанiе въ философской литературƀ Германiи, прошелъ едва замƀтнымъ. Въ настоящее время представляется для насъ важнымъ не столько ознакомленiе съ критическою оцƀнкой мало-извƀстнаго у насъ Канта, сколько сосредоточенiе вниманiя на той новой философiи, которая возникла частью на почвƀ, подготовленной Кантомъ, частью на развалинахъ его системы. Лаасъ принадлежитъ, конечно, къ числу самыхъ видныхъ и влiятельныхъ представителей этой новой философiи, и намъ пора теперь перейти къ очерку положительной стороны того строя, который она прiобрƀла въ его рукахъ.

Охарактеризованному въ предшествовавшихъ строкахъ мiросозерцанiю съ его мотивами, тенденцiя ми и прiемами, вдохновляющимися и до сихъ поръ духомъ Платоновой философiи, противопоставляетъ Лаасъ то трезвое научное познанiе, которое только въ новƀйшее время успƀло вступить на путь непрерывнаго развитiя и которому удалось мало-по-малу побороть вƀковƀчное влiянiе старой метафизики. Родоначальникомъ этого философскаго направленiя Лаасъ считаетъ Протагора и утвƀрждаетъ, что, затƀмъ, только съ Юма возстановляется забытый живой родникъ здравомыслiя, надъ расширенiемъ и углубленiемъ котораго работаетъ уже не первое поколƀнiе мыслителей.

Отъ Юма собственно и ведетъ Лаасъ генезисъ своей доктрины, черезъ Дж.Ст.Милля, помимо Ог.Конта. Онъ смотритъ на основныя положенiя его системы – законъ трехъ

 

 

–  161  –

 

состоянiй и классификацiи наукъ, – какъ на такiя, въ которыхъ хотя и проявился умъ, а отчасти вƀрная наблюдательность ихъ творца, но которыя, въ то же время, своею искусственною конструктивностью напоминаютъ построенiя не кого иного, какъ Гегеля. Примыкая, такимъ образомъ, непосредственно къ Миллю, Лаасъ не желаетъ, однако же, раздƀлять всƀхъ его воззрƀнiй и соглашается съ Джевонсомъ по нƀкоторымъ пунктамъ его критики Миллевой Системы логики. Не считаетъ онъ непогрƀшимымъ и Юма, но все же находитъ у него такiя научно-философскiя положенiя, которыя стали бы мы тщетно искать у другихъ мыслителей. По этой причинƀ Лаасъ и считаетъ Юма ближайшимъ провозвƀстникомъ совремƀнной позитивной философiи.

Твƀрдо увƀренный, что всякая философiя, не опирающаяся на теорiю познанiя, не можетъ разсчитывать на устойчивость, Лаасъ и кладетъ во главу угла обработку гносеологическихъ вопросовъ. Само собою разумƀется, что острiе его теорiи познанiя обращено противъ «фантасмагорiй» идеализма, но онъ не теряетъ, вмƀстƀ съ тƀмъ, изъ вида и проявленiй крайняго скептицизма, противъ которыхъ боролся уже и ранƀе. Считая главными представителями идеализма, какъ мы знаемъ уже, Платона и Канта, Лаасъ не теряетъ изъ вида того обстоятельства, что оба эти мыслителя прежде всего направляли силы свои противъ «скептицизма», хотя каждый изъ нихъ имƀлъ объ этомъ общемъ врагƀ свое особое понятiе. Разумƀлся-ли, однако, подъ скептицизмомъ крайнiй гераклитизмъ съ его идеею неудержимой измƀнчивости и текучести, исключавшею возможность существованiя чего-либо субстанцiальнаго и абсолютнаго, или являлся скептицизмъ въ формƀ теорiи причинности Юма, исключавшей возможность метафизическаго перехода къ «вещи въ себƀ», – все же для идеализма одинаково угрожала опасность потерять занятую еще элеатами позицiю, защищавшую излюбленный ими тезисъ о недостаточности чувственнаго познанiя и о бытiи рядомъ съ мiромъ воспрiятiй иного высшаго мiра свƀрхчувственныхъ объектовъ (»идей» или «нуменовъ»). Эту-то философскую фантастику и имƀетъ въ виду Лаасъ. Задачею своей онъ

 

 

–  162  –

 

ставитъ окончательное ея преодолƀнiе и устраненiе. Еще въ своихъ Аналогiяхъ опыта онъ развивалъ мысль о томъ, что мышленiе наше не можетъ простираться за предƀлы дƀйствительнаго мiра и что невозможно рядомъ съ реальнымъ бытiемъ мiра воспрiятiй допускать еще множество формъ инобытiя. Такая возможность, доказывалъ тогда Лаасъ, допустима только какъ контрастъ, полезный для характеристики бытiя дƀйствительнаго, не болƀе. «Намъ извƀстно одно только мышленiе, какъ таковое, – говорить онъ, – имƀнно то мышленiе, которое вращается въ области мыслемƀрныхъ данностей, а яе въ области фантастическихъ образовъ, которое даже и тогда, когда обращается къ воображаемымъ формамъ, не теряетъ изъ вида нитей, ведущихъ къ мiру дƀйствительному. Далƀе: намъ извƀстно одно только бытiе, какъ таковое, имƀнно то бытiе, которое разстилается передъ субъектомъ и является въ столь многосторонней и интенсивной логической окраскƀ, что во многихъ случаяхъ трудно бываетъ рƀшить, нами-ли самими свободно измышлены тƀ формы и методы, которые мы прилагаемъ къ дƀйствительности и такимъ образомъ интеллектуализируемъ это бытiе, или же дƀйствительность сама доставляетъ намъ ихъ непосредственно и мы только отвлекаемъ ихъ отъ нея. Во всякомъ случаƀ, эти формы и методы развиваются въ непрестанномъ обмƀнƀ съ дƀйствительностью. Такимъ образомъ, идея возможности бытiя, обрƀтающаяся внƀ предƀловъ бытiя эмпирическаго, должна быть, во всякомъ случаƀ, разсматриваема какъ идея позднƀйшая, и ей можетъ быть предоставлено мƀсто лишь постольку, поскольку то требуется мышленiемъ о дƀйствительности и поскольку къ ней приложимъ принципъ тождества и другiе принципы, необходимые для нашей мысли и неустранимые изъ нея. И если мышленiе, сперва заинтересованное даннымъ бытiемъ, можетъ при дальнƀйшемъ ходƀ своемъ замƀтить, что попытки его для объясненiя дƀйствительнаго бытiя ведутъ къ такому мышленiю, въ которомъ принципъ тождества не находить себƀ приложенiя, въ которомъ дважды-два не составляютъ четырехъ и т.п., то оно или будетъ считать себя заблуждающимся, или безсильнымъ къ возстановленiю

 

 

–  163  –

 

мыслимости. Во всякомъ же случаƀ, прилагать къ области реальнаго абсолютное противорƀчiе и безсмыслiе было бы не такъ легко, какъ созидать математику на положенiяхъ въ родƀ того, что сумма угловъ прямолинейнаго треугольника менƀе двухъ прямыхъ и т.д.».

Для внимательнаго читателя разумƀется уже само собою, что если Лаасъ такимъ образомъ обосновываетъ свое отрицанiе метафизическихъ фантасмагорiй, то онъ неибƀжно утвƀрждаетъ, вмƀстƀ съ тƀмъ, что веƀ наши представленiя, какъ бы они тонки и возвышенны ни были, могутъ существовать только какъ первоначальныя или закономƀрно выработанныя и преобразованныя воспрiятiя. Вопреки мнƀнiю философовъ, воображающихъ, что всякое отвлеченное понятiе должно быть непремƀнно апрiорное и мƀтить на объектъ трансцендентный, Лаасъ ищетъ реальные корни каждой изъ абстракцiй высшаго порядка и всƀ ихъ низводитъ на одну общую почву.

Отстаивая свою позицiю противъ напора идеалистовъ, желающихъ непремƀнно видƀть въ «объективности» и «дƀйствительности» сенсуализма лишь нƀчто подпадающее внƀшнимъ чувствамъ, Лаасъ озабочивается защитой этой позицiи и съ другой стороны, – со стороны того скептицизма, который ищетъ опору въ сенсуализмƀ же, но, сбиваясь съ пути, впадаетъ въ цƀлый рядъ внутреннихъ противорƀчiй и ошибокъ[64].

 

 

–  164  –

 

Итакъ, философiи, чтобы стать научной, должно умƀть избƀжать двухъ крайностей: безплодныхъ мечтанiй и столь же безплодныхъ сомнƀнiй, и твƀрдо держаться на той почвƀ, которая можетъ дать ей и устойчивость, и всƀ условiя, необходимыя для успƀшнаго ея развитiя.

Первое зерно той теорiи познанiя, которое создало ей эту почву, Лаасъ усматриваетъ въ извƀстномъ тезисƀ Протагора о неразрывной связи субъекта и объекта. Этотъ тезисъ имƀетъ, по мнƀнiю Лааса, громадное значенiе для установленiя позитивной точки зрƀнiя. И если Протагоръ – чему бы онъ тамъ помимо этого положенiя ни училъ – остается въ нашихъ глазахъ первымъ провозвƀстникомъ научнаго типа въ философiи, то нельзя отвƀргать, что его имя должно произноситься нами съ бтльшею почтительностью, чƀмъ это было до сихъ поръ принято. Вслƀдъ за Протагоромъ выдвигаетъ Лаасъ значенiе коррелативизма или соотносительности субъекта и объекта на первый планъ. Субъектъ и объектъ, – говорить онъ, – суть нераздƀлимые близнецы; каждый изъ нихъ удерживается или падаетъ, смотря по тому, устойчивымъ или шаткимъ оказывается соотносительный элемƀнтъ. Мы не можемъ мыслить воспринимающаго субъекта остающимся безъ воспрiятiй; мы утвƀрждаемъ, что «сознанiе», «я» и другiя названiя, подъ которыми является передъ нами субъектъ, могутъ имƀть только указанный выше соотносительный смыслъ и за предƀлами чувственнаго воспрiятiя не значатъ ровно ничего.

Коррелативизмъ, по мнƀнiю Лааса, нисколько не нуждается для своего фактическаго узаконенiя (sachliche Legitimation) въ метафизической подпочвƀ. Можно указать только на доступный для всякаго и подлежащiй всеобщей провƀркƀ фактъ, что объекты извƀстны намъ непосредственно, какъ содержанiе сознанiя, cui objecta sunt, а субъекты – только какъ центры отношенiе, какъ сборные пункты или какъ оборотная сторона воспринятаго содержанiи, quibus subjecta sunt; и далƀе, что

 

 

–  165  –

 

непосредственно извƀстные намъ объекты и субъекты не могутъ быть принимаемы какъ существующiе «an sich», что они признаются существующими только при условiи взаимной связи, что они совмƀстно возникаютъ, совмƀстно пребываютъ и всегда остаются нераздƀлимыми.

Обосновываемая Лаасомъ на тезисƀ коррелативизма теорiя познанiя хотя и повторяетъ старое положенiе, что природа есть «явленiе», но повторенiе это, какъ поясняетъ Лаасъ, не сопровождается заботою о раскрытiи «сущности» или «принципа», скрывающихся за явленiемъ и обнаруживающихся при его посредствƀ. Нƀтъ, «явленiе» принимается не въ этомъ смыслƀ Выраженiе «природа есть явленiе» означаетъ только относительность понятiя природы, т.-е. выражаетъ лишь то, что природа мыслится какъ объектъ по отношенiю къ воспринимающему субъекту, тогда какъ существованiе этого самаго субъекта, этого «я», въ свою очередь не допускается безъ соотносительная» «не я», безъ содержанiя, доставляемаго воспрiятiями. Действительность мыслящаго ставится, такимъ образомъ, не выше дƀйствительности мыслимаго; объекты не считаются пребывающими внƀ сознанiя, но и не предполагаются существующими «въ насъ»; утвƀрждается только, что они существуютъ по отношенiю къ намъ, какъ мы существуемъ по отношенiю къ нимъ. «Не я» представляется при этомъ относительно «я» какъ совокупность возможныхъ ощущенiй, хотя и различныхъ для каждой отдƀльной личности, но могущихъ мыслиться какъ закономƀрное слiянiе въ одно общее цƀлое. Это общее цƀлое представляетъ собою идеальную картину, которая должна быть поставлена выше всƀхъ случайныхъ отношенiй и представляться объектомъ не единоличнаго сознанiя, а сознанiя вообще. Пользуясь этимъ Кантовскимъ терминомъ и разъясняя его значенiе для позитивной философiи, Лаасъ говоритъ, что соотвƀтствующiй «сознанiю вообще» объективный мiръ есть всеобщiй объектъ представленiя всƀхъ ощущающихъ существъ, какъ бы иногда ни являлся онъ неопредƀленнымъ, тусклымъ и измƀненнымъ въ воспрiятiи отдƀльной индивидуальности.

 

 

–  166  –

 

Теперь, когда мы хоть въ общихъ чертахъ познакомили читателя съ идеей коррелативизма, какъ ее выработалъ Лаасъ, и дополняющихъ ее понятiй «сознанiя вообще» и «объективнаго мiра», мы можемъ перейти къ изложенiе соображенiй, которыя выставлены Лаасомъ по вопросу о переработкƀ того принципа, критику котораго мы представили ранƀе, имƀнно: принципъ «объясненiя» или соотносительно «пониманiя».

По мнƀнiю Лааса, позитивистъ долженъ изучать разнообразные прiемы «объясненiя», представляемые исторiей человƀческой мысли, и стараться вскрыть руководящiя всƀми ими потребности, какъ элемƀнтъ, присущiй всƀмъ имъ. Онъ долженъ наблюдать смƀну однƀхъ потребностей другими и справедливо оцƀнивать тƀ объясненiя, которыя при сравненiи съ предшествовавшими представляются бодƀе цƀлесообразными и сравнительно въ высшей мƀрƀ служащими установленiю простоты, послƀдовательности и систематичности въ области мысли, идущихъ рука объ руку съ устраненiемъ объясненiй болƀе слабыхъ или же совсƀмъ вредныхъ. Во всякомъ случаƀ, на всƀ эти объясненiя онъ смотритъ какъ на отвлеченныя понятiя, вспомогательныя представленiя, фикцiи архитектонической фантазiи, субъективныя вƀрованiя; всƀ они обладаютъ для него цƀнностью въ той имƀнно мƀрƀ, которая является соотносительно съ вызвавшею ихъ потребностью, – потребностью «объяснить» все непосредственно-данное какими-либо причинами, всегда принимающими въ метафизической онтологiи трансцендентный характеръ. Позитивистъ долженъ знать, какъ и почему всƀ эти трансцендентныя фикцiи, какими бы смƀлыми мотивами онƀ ни были вызваны, имƀютъ безусловную цƀнность для тƀхъ, которые приписываютъ имъ какое-то абсолютное значенiе.

Онтологическiя построенiя, поясняетъ далƀе Лаасъ, начинаются иногда, какъ, напримƀръ, у Декарта и Гербарта, съ предположенiя, что мышленiе, переживъ длинный рядъ иллюзiй, предразсудковъ и противорƀчiй, можетъ подъ влiянiемъ коренного сомнƀнiя придти къ убƀжденiю о необходимости избрать для себя чистый разумъ новою точкой отправленiя. При ближайшемъ же разсмотрƀнiи, однако, эта новая точка отправленiя

 

 

–  167  –

 

оказывается не болƀе, какъ стародавнимъ пошибомъ мышленiя, попрежнему питающимся хотƀнiями и потребностями. Такъ, у Декарта, наприм., вслƀдъ за его принципiальнымъ сомнƀнiемъ, тотчасъ же вмƀстƀ съ «cogito, ergo sum» прорывается наружу всƀмъ индо-европейскимъ народамъ внƀдренная многовƀковымъ влiянiемъ языка схема субстанцiи и акциденцiй, – схема, которая немедленно же приводить къ смƀшенiю понятiй эмпирическаго и трансцендентнаго «я» и является источникомъ большой неурядицы. Каково бы ни было происхожденiе потребности, которой отвƀчала эта схема, все же она въ значительной степени владƀетъ умомъ Декарта и оказываетъ значительное влiянiе на все послƀдующее метафизическое мышленiе.

Влiянiе этой же схемы Лаасъ усматриваете и въ атомистическомъ прiемƀ «объясненiя». Объясненiе это, – говоритъ Лаасъ, – первоначально имƀло значенiе метафизической, «отъ разума» исходящей гипотезы (или теорiи); теперь же проницательные совремƀнные физики вводятъ ее въ достодолжныя границы. Мы въ атомахъ признаемъ реальнымъ только то, что могло бы представиться намъ, если бы мы вывели наши чувства изъ ихъ зависимости отъ естественныхъ условiй и въ неопредƀленной степени усилили способность микроскопическаго увеличенiя, свойственнаго нашему зрƀнiю. Но мы далеки отъ мысли видƀть въ атомахъ абсолютныя реальности, «вещи въ себƀ», обладающiя какою-то специфическою невоспринимаемостью. Для насъ они только въ силу гипотезы представляютъ составную часть воспринимаемаго мiра и, какъ «вещи въ себƀ», считаются нами не болƀе, какъ фикцiи.

Атомистико-механическая гипотеза (или фикцiя), – разсуждаетъ далƀе Лаасъ, – оказалась въ высшей степени состоятельною и полезною. Позитивистъ можетъ только желать, чтобъ она развилась сколько возможно полнƀе и была проведена настолько послƀдовательно, насколько то окажется исполнимымъ. Онъ самъ изъявляетъ готовность заняться изслƀдованiемъ функцiональной зависимости духовныхъ явленiй и процессовъ отъ механическихъ, физическихъ, химическихъ, физiологическихъ условiй. Въ такой же мƀрƀ можетъ онъ считать себя заинтересованнымъ и

 

 

–  168  –

 

вопросомъ о сведенiи къ этой «фпкцiи» всего происходящаго согласно закону сохраненiя силъ и ихъ эквивалентнаго соотношенiя.

Желая открыть широкiя перспективы для развитiя механической теорiи, позитивистъ, по мнƀнiю Лааса, долженъ, однако же, имƀть въ виду, чтобы развитiе это совершалось въ предƀлахъ возможнаго и допустимаго, чтобы оно не переходило извƀстныхъ границъ. Механическая теорiя, какъ думаетъ Лаасъ, не должна бы, напримƀръ, стараться низвƀсти наше сознанiе къ простому результату механическихъ процессовъ, а также не должна бы причинить ущербъ чувству нашей отвƀтственности и вмƀняемости. Если, принявъ все это во вниманiе, – говоритъ онъ далƀе, – мы поставимъ вопросъ о томъ, какое значенiе должны мы приписать гипотезƀ, которую мы желали бы видƀть распространенною до предƀловъ возможнаго и которой мы, вмƀстƀ съ тƀмъ, ставимъ указанныя выше границы, то мы можемъ сказать, что считаемъ ее, употребляя Кантовскiй терминъ, руководительнымъ принципомъ, и имƀнно руководительнымъ принципомъ для объяснительнаго изложенiя всƀхъ явленiй объективнаго характера.

И совремƀнная эволюцiонная теорiя точно также не можетъ, по мысли Лааса, разсчитывать на иное значенiе, какъ только на значенiе руководительнаго принципа. И какъ далеко ни шли бы «объясненiя», даваемыя этою теорiей, все же таки должно остаться мƀсто для сознательной, свободной, обдуманной нравственной дƀятельности, справедливости и т.д.

Изъ этого не слƀдуетъ выводить, однакожъ, – прибавляетъ Лаасъ, – что мы разсчитываемъ на отклоненiе надежды на сведете вƀхъ человƀческихъ дƀйствiй къ строго-послƀдовательной механической теорiи, долженствующей «объяснить» ихъ. Мы не только не заботимся объ отклоненiи такой надежды, – говоритъ Лаасъ, – но еще и стремимся уяснить, въ какой степени дƀйствiя наши могутъ быть понимаемы имƀнно такимъ образомъ. Но пока мы, все же таки, не можемъ не признать, что въ виду коренного различiя между психическимъ и физическимъ, внутреннимъ и внƀшнимъ, субъективнымъ и

 

 

–  169  –

 

объективнымъ, наши намƀренiя и наша совƀсть остаются внƀ опасности потерпƀть какой бы то ни было ущербъ.

Если мы примемъ во вниманiе, что механическая гипотеза получила начало изъ отрозненнаго анализа объективной стороны сознанiя (внƀшнихъ воспрiятiй), сопоставляемой и противопоставляемой явленiямъ стороны субъективной (чувствамъ, нашему «я», производнымъ представленiямъ и сознаннымъ хотƀнiямъ), то мы, прежде всего, начинаемъ заботиться о томъ, чтобы никогда не явилась возможность выхода изъ этого противопоставленiя и въ особенности же, чтобы этотъ выходъ не совершался въ силу исключительнаго предпочтенiя одной стороны и стушевыванiя другой.

Лаасъ утвƀрждаетъ въ виду вышесказаннаго, что выше всƀхъ фикцiй, гипотезъ и руководительныхъ принциповъ, какъ бы цƀнны и плодотворны они ни были, должно для насъ быть все пережитое и переживаемое. Сколько бы ни скрывалось за нимъ результатовъ человƀческои вдумчивости, все же, какъ таковое, оно должно остаться основнымъ фактомъ для всƀхъ грядущихъ размышленiй; а – надо помнить – всякiй сложный образъ неизбƀжно заключаетъ въ себƀ элемƀнты абсолютно-первоначальные: частью объективные, внƀшнiе, чуждые, частью же субъективнаго и индивидуальнаго характера.

Всереальнƀйшимъ, – разсуждаетъ далƀе Лаасъ, – остается для всякой отдƀльной личности, все же таки, твƀрдо установленная, сама по себƀ очевидная фактичность; въ зрƀломъ возрастƀ она, конечно, дается въ едва разложимомъ сплетенiи частныхъ фактовъ и ассоцiированныхъ, а также и аперципированныхъ (дополнительныхъ и объяснительныхъ) воспоминанiй, фантазiй и категорiй, – все это является внƀдреннымъ частью въ данную, частью мыслимую противоположность субъективныхъ и объективныхъ элемƀнтовъ – «я» и «не я».

Это понятiе реальности пытаются «объяснить» какъ метафизики, такъ и позитивисты. «Объясненiе» позитивистовъ всегда остается, однако же, имманентнымъ, a «объясненiе» метафизиковъ – трансцендентнымъ[65]. Объясненiе позитивистовъ

 

 

–  170  –

 

всегда оперируетъ съ представленiями, коренящимися въ опытƀ; оно является не столько генеалогiей, сколько анализомъ и систематикой или iерархiей фактическаго матерiала. Позитивистъ изслƀдуетъ, прежде всего, закономƀрную зависимость фактовъ въ ихъ сосуществованiи и послƀдовательности и затƀмъ подчиняетъ ей каждое отдƀльное единичное и конкретное данное. Онъ «объясняетъ» каждое данное положенiе, выводя его изъ положенiй предшествовавшихъ согласно ранƀе установленнымъ законамъ. Онъ подводитъ спецiальные законы подъ общiе и разлагаетъ сложныя совокупности на ихъ составные элемƀнты и т.п. Вездƀ старается онъ установить связь, никогда не стремясь перейти границы того, что явно или скрыто содержится въ данныхъ воспрiятiя. И онъ пользуется разсмотрƀнною выше схемой субстанцiи; онъ счелъ бы даже потребность объясненiя наиболƀе удовлетворенною, если бы ему удалось свƀсти всƀ физическiе и психическiе факты къ простому и гармоничному ряду классифицированныхъ субстанцiй, согласующихся съ установленными въ наукƀ законами и подчиняющихся математической обработкƀ. Но субстанцiи позитивиста не трансцендентны, и посредствомъ своего способа объясненiя, своихъ анализовъ и дедукцiй онъ не помышляетъ о претворенiи изучаемыхъ имъ фактовъ въ абсолютно-рацiональные или о преодолƀнiи фактическаго дуализма посредствомъ монизма. Онъ можетъ и долженъ привлекать помощь «вспомогательныхъ» представленiй, но ни въ какомъ случаƀ не долженъ ставить своею задачей стремленiе добраться до «бытiя въ себƀ», до бытiя, отвлеченнаго отъ сознанiя, – чистой фикцiи, какъ то и было уже объяснено выше.

Признавая, что «знать» значитъ не болƀе, какъ воспринимать, памятовать, сравнивать, измƀрять, анализировать, суммировать, заключать отъ подобнаго къ подобному, различать важное отъ неважнаго и т.п., Лаасъ предостерегаетъ отъ увлеченiя тƀмъ предполагаемымъ высшимъ «познанiемъ»,

 

 

–  171  –

 

которое стремится постигнуть абсолютное бытiе, разыскиваетъ основу, принципъ, сущность лежащихъ въ области опыта вещей и ихъ законовъ. И если метафизики станутъ восклицать по поводу узкихъ рамокъ такой философiи, то онъ напомнитъ имъ, что такая резигнацiя, какъ бы она ни была тягостна для романтически настроеннаго стремленiя къ постиженiю сущности вещей, входила уже въ ученiе Канта и не считалась имъ пагубною даже для его идеализма. Noumenorum non datur scientia.

Прослƀдивъ вмƀстƀ съ Лаасомъ за изложенными здƀсь различенiями, сопоставленiями и противопоставленiями и стараясь, такимъ образомъ, найти границу между научною и ненаучною философiей или, по терминологiи Лааса, между позитивизмомъ и идеализмомъ, мы, само собою разумƀется, постоянно вращались въ области теорiи познанiя, которая одна только и можетъ вƀдать этотъ вопросъ. Достодолжное его выясненiе показало, что перехода отъ науки, изучающей факты познанiя, къ мнимой наукƀ, притязающей изучать «бытiе въ себƀ», – бытiе, отторгнутое отъ сознанiя, – нƀтъ и быть не можетъ. Итакъ, изъ излюбленной философами-мечтателями трiады: теорiи познанiя, метафизики и этики – остается неразсмотрƀнною только этика, которую, какъ мы знаемъ уже, даже Риль выдƀляетъ въ особую область, только примыкающую къ наукƀ, но не сливающуюся съ нею. Лаасъ, на основанiи тƀхъ положенiй, которыя онъ развилъ съ своей теорiи познанiя, не находитъ никакого основанiя для выдƀленiя этики изъ области положительнаго знанiя и считаетъ себя совƀршенно въ правƀ разсматривать этику какъ науку. Онъ утвƀрждаетъ только, что для ея установленiя необходимо и ее ввƀсти въ опредƀленныя, ясно обозначенныя границы. Этика, по мнƀнiю Лааса, станетъ научною только тогда, когда она поставитъ своею задачей раскрытiе психологическаго и историческаго происхожденiя и обоснованiя нравственнаго закона. И такъ какъ она, подобно всƀмъ положительнымъ наукамъ, не имƀетъ возможности высказываться о томъ, что лежитъ за предƀлами опыта и что констатируется опытомъ установленными законами, такъ какъ, притомъ же, она не можетъ претендовать

 

 

–  172  –

 

на «познанiе» того абсолютнаго пункта безразличiя, который будто бы и есть первооснова всякаго коррелативнаго существованiя, то она и должна признать, что тƀ же психологическiе мотивы, которые обыкновенно порождаютъ народныя вƀрованiя съ ихъ легендами и догматами, играютъ значительную роль и при установленiи вульгарной морали. Она и должна изыскивать средства къ устраненiю этихъ мотивовъ для личностей въ научномъ смыслƀ зрƀдыхъ. Въ этомъ направленiи она идетъ рука объ руку съ Платономъ, но она не станетъ подобно ему утвƀрждать, что этика нуждается въ метафизическомъ обоснованiи.

 

 

–  173  –

 

 

6. Гансъ Фольцъ

Главное сочиненiе Лааса Идеализмъ и позитивизмъ, общiй очеркъ содержанiя котораго данъ былъ нами въ предшествовавшихъ главахъ, нашелъ въ лицƀ одного изъ учениковъ Лааса, Ганса Фольца – критика, стоящаго на почвƀ Лаасовскаго же позитивизма и стремящагося не къ повороту назадъ, а къ движению еще далƀе впередъ, къ проведенiю «новаго позитивизма» съ тою строгою и зоркою послƀдовательностью, противъ которой, по мнƀнiю Фольца, въ нƀкоторой мƀрƀ прегрƀшилъ его уважаемый учитель[66].

Чтобы имƀть возможность въ полной мƀрƀ понять и достаточно оцƀнить критическiя замƀчанiя Фольца, необходимо не упускать изъ вида тотъ смыслъ и значенiе, которые были соединяемы Лаасомъ съ терминомъ «erkennen». Указывая на противниковъ позитивизма, Лаасъ говорить, что они, навƀрное, возопiютъ противъ отстаиваемой имъ резигнацiи въ области знанiя и усмотрятъ въ его позитивизмƀ издƀвательство надъ благороднƀйшими чувствованiями и стремленiями человƀка. Имъ непремƀнно нужно «erkennen», а это значитъ болƀе, чƀмъ переживать, воспринимать, припоминать, сравнивать, измƀрять, анализировать, суммировать, заключать отъ подобнаго къ подобному, отдƀлять существенное отъ несущественнаго и т.п., это значитъ – разыскивать абсолютъ, основу, принципъ, сущность даваемыхъ опытомъ фактовъ и ихъ законовъ». Терминъ «erkennen», какъ можно видƀть изъ такого его истолкованiя, означаетъ вовсе не то, что мы разумƀемъ подъ терминомъ «познавать», а является разнозначащимъ термину «понимать», или, пожалуй, любимому термину нƀкоторыхъ нашихъ метафизиковъ – «постигать». И въ самомъ

 

 

–  174  –

 

дƀлƀ, самъ Лаасъ даетъ намъ подтвержденiе такой передачи его «erkennen», прямо отождествляя его съ «erklдren»[67], такъ что мы при изложенiи критическихъ замƀчанiй Фольца постоянно будемъ различать «erkennen–erklдren» (постигать, соотносительно: объяснять) отъ «wissen» (знать, познавать), надƀясь избƀжать такимъ образомъ и напрасныхъ недоразумƀнiй, и излишнихъ придирокъ.

Отдавая полную справедливость Лаасу въ ясной и твƀрдой установкƀ его основной точки зрƀнiя, Фольц находитъ, что сдƀлавшiй такъ много для позитивизма Лаасъ остановился, однако же, передъ главнымъ слƀдствiемъ своего же собственнаго штандпункта, такъ какъ для удерживающаго этотъ штандпунктъ ни о какомъ «объясненiи» или «постиженiи» не можетъ быть и рƀчи. «И если я и утвƀрждаю, – говорить Фольц, – что Лаасъ не высказалъ этого вывода, то имƀю при этомъ въ виду только объективную правильность моего замƀчанiя, такъ какъ хотя и нетрудно указать цƀлый рядъ такихъ мƀстъ въ сочиненiи Лааса, гдƀ выводъ этотъ подразумƀвается, то все же придется признать, что субъективно Лаасъ явно былъ рƀшительнымъ противникомъ этого вывода. Его позитивизмъ, «какъ отстаивающiй возможность научной обработки матерiаловъ воспрiятiя», направленъ, прежде всего, противъ скептицизма, и имƀнно противъ враждебнаго наукƀ скептицизма. Такой скептицизмъ ни въ какомъ случаƀ не долженъ былъ оказаться завƀршенiемъ основаннаго Лаасомъ позитивизма».

Можно бы возразить, конечно, – разсуждаетъ далƀе Фольцъ, – что Лаасъ возстаетъ только противъ крайняго скептическаго направленiя, тогда какъ здоровый скептицизмъ, мƀтящiй исключительно только на «трансцендентную» жажду познанiя, не только не отвƀргается, но поддерживается имъ, такъ что ограничивающаяся однимъ лишь «имманентнымъ объясненiемъ и постиженiемъ» наука остается вполнƀ внƀ его воздƀйствiя, такъ же какъ и обосновывающiйся на ней позитивизмъ. Слƀдовало бы думать, что такъ имƀнно и есть, но на самомъ дƀлƀ

 

 

–  175  –

 

этого-то и нƀтъ. Лаасъ, по мнƀнiю Фольца, никогда не имƀлъ духа прямо заявить, что для него не существуетъ уже никакого «постиженiя», что наука для него заключается только въ систематизированiи фактическаго матерiала, а подъ «объясненiемъ» можетъ онъ разумƀть только сведенiе къ факту познанному такого факта, который до того оставался еще непознаннымъ. Поэтому-то Лаасъ мƀстами и допускаетъ «объясненiе» при посредствƀ признанныхъ «законовъ», или возводитъ нƀкоторыя положенiя на степень «общесвязующихъ» и «руководительныхъ для опыта», или пользуется такими терминами, какъ «нормы, идеалы (теоретическiе), указатели направленiя «. Мало того: упрекъ идеалистовъ, что «позитивизмъ», собственно говоря, ничего «не постигаетъ», а только «познаетъ, анализируетъ и связываетъ», обезпокоиваетъ Лааса; онъ отвƀргаетъ правильность такого упрека. Мысль, что «позитивизмъ не можетъ найти объективно-устойчивую, необходимую, всесвязующую, абсолютно-объективную истину», представляется чрезмƀрностью для человƀка, всю свою жизнь посвятившаго культу истины.

Вообще говоря, Фольцъ полагаетъ, что по своей исходной точкƀ и по своему методу столь энергичный и неуклонный позитивиста, какъ Лаасъ, перестаетъ быть такимъ при гносеологической оцƀнкƀ результатовъ своей работы. Онъ, – говорить Фольцъ, – никогда не могъ отказаться отъ мысли, что знанiе и постиженiе сами себƀ должны служить цƀлью (хотя ни въ какомъ случаƀ не «абсолютною» цƀлью), если только «познающiй не желаетъ лишить себя почвы».

Указанной здƀсь гносеологической оцƀнкƀ позитивистскихъ результатовъ Фольцъ противопоставляетъ свою, высказываемую имъ сперва въ самой сжатой и краткой формулƀ.

«Мы, – говоритъ Фольцъ, – цƀнимъ одни только факты, мы признаемъ одну только цƀнность, – цƀнность фактическую. Всякое объясненiе, поскольку оно позитивно, можетъ давать результаты одной только фактической цƀнности, и нƀтъ ни малƀйшаго основанiя допускать, чтобы результаты эти могли когда-нибудь получить значенiе «всесвязующихъ», «абсолютныхъ», «истинныхъ» и т.д.

 

 

–  176  –

 

Словомъ сказать, Фольцъ считаетъ «научнымъ» познанiемъ то, которое только «упорядочиваетъ и систематизируетъ фактическiй матерiалъ», и отвƀргаетъ то, которое, не довольствуясь упорядоченiемъ и систематизированiемъ, стремится къ какому-либо «объясненiю этого матерiала и разыскиваетъ конечныя причины, или цƀли, или идеи, или законы, или нормы, или принципы и т.п. абсолютнаго или апрiористическаго характера, на томъ или иномъ основанiи имƀющими въ виду всеобщую связь. Онъ отвƀргаетъ то познанiе, которое, опираясь на такого рода предположенiя, отнимаетъ у фактическаго матерiала его первоначальную цƀнность «эмпирическаго», «даннаго», и старается вывƀсти его изъ чего-либо «высшаго» или хоть поставить отъ этого «высшаго» въ такую или иную зависимость. Фольцъ находитъ, что «рацiонализированiе» мышленiя поведено у Лааса слишкомъ ужъ далеко, и старается найти ту границу, которую позитивисту не слƀдуетъ переступать. Онъ особенно зорко слƀдитъ за возведенiемъ результатовъ познанiя на высоту источниковъ его или, по крайней мƀрƀ, въ роль руководительную, стремящуюся къ такому или иному прiему приниженiя фактовъ, лишенiя ихъ принадлежащаго имъ основного значенiя. Въ этомъ смыслƀ, т.-е. по отношенiю къ чему-то «высшему», «метэмпирическому», какъ сказалъ бы Льюисъ, употреблены имъ и такiя выраженiя, какъ «истина», «идея», «принципъ» и т.п. Не вникнувъ во всƀ эти особенности критическихъ замйчанiй Фольца, легко можно получить ложное представленiе о занятой имъ философской позицiи, – его «philosophical attitude», какъ выражаются англичане.

Присмотримся теперь ближе къ тƀмъ аргумƀнтамъ, которыми Фольцъ поддерживаете правомƀрность этого «attitude».

Фактами исчерпывается то, чему можетъ научить насъ наука. Этотъ основной «радикальный» тезисъ Фольца истолковывается всего лучше, по его мнƀнiю, съ отрицательной стороны; положительная – становится яснƀе при этомъ сама собой. Наука, могущая ограничить себя одними только фактами, исключаетъ разъ навсегда всякое «постиженiе». Понятiе это, какъ показалъ уже Риль, имƀетъ смыслъ лишь при томъ

 

 

–  177  –

 

предположенiи, что мы признаемъ возможнымъ высказаться о томъ «нƀчто», которое находится внƀ насъ и въ несомнƀнности существованiя котораго удостовƀряютъ насъ ощущенiя, признаемъ возможность «постигнуть» это нƀчто, придавая нашему «постиженiю» объективное значенiе вопреки очевидной субъективности всякаго постиженiя. Для позитивиста, принципiально отрицающаго возможность высказать о внƀшнемъ мiрƀ что-либо, переходящее за предƀлы простого утвƀржденiя одного лишь факта существованiя, и при этомъ признающаго единственною своею задачей систематизацiю колоссальнаго матерiала, доставляемаго нашими ощущенiями, при помощи «схемъ», «фикцiй», «вспомогательныхъ представленiй», прилагаемыхъ къ реальному, изъ субстанцiй состоящему и законами управляемому мiру, съ одной стороны, и «сознанiя вообще» – съ другой, – для такого позитивиста «постиженiя» не существуетъ. Такой позитивистъ можетъ только знать. Упрекъ, обращаемый къ нему, что позитивистъ-де не можетъ «постигать», а только объясняетъ, познаетъ, анализируетъ и связываетъ, совƀршенно вƀренъ, но для позитивиста не имƀетъ значенiя упрека. Онъ только предоставляетъ ему кое-что излишнее, такъ какъ допускаетъ возможность такого «объясненiя «, которое заключается болƀе, чƀмъ въ сведенiи однихъ фактовъ на другiе.

Разсужденiе это Фольцъ иллюстрируетъ слƀдующимъ конкретнымъ примƀромъ: положимъ, что будетъ сожженъ нƀкоторый объемъ угля; анализъ продуктовъ горƀнiя покажетъ, что все вещество угля сохранилось и ни малƀйшая его доля не была, какъ полагали когда-то, истреблена огнемъ. Какъ выскажутся объ этомъ фактƀ: 1) сторонникъ апрiористической теорiи познанiя, 2) такой позитивистъ, какъ Лаасъ, и 3) чистый позитивистъ? Всƀ трое, конечно, сошлются на «законъ сохраненiя вещества», на постоянство матерiи или такъ или иначе выраженную эту мысль. Но какъ различно будетъ значенiе этого «объясненiя» для каждаго изъ названныхъ троихъ! Для апрiориста «законъ сохраненiя вещества» будетъ имƀть значенiе самою сущностью процесса познаванiя объективно-даннаго закона, который находится въ извƀстной связи съ тƀмъ или инымъ

 

 

–  178  –

 

свойствомъ или качествомъ предметовъ «внƀшняго мiра» и долженъ быть въ томъ или иномъ смыслƀ признанъ принадлежащимъ этому «внƀшнему мiру» закономъ; для Лааса онъ будетъ имƀть значенiе «всесвязующаго» «руководительнаго начала опыта», едва-едва отличимаго отъ объяснительнаго «закона» апрiористовъ; для послƀдовательнаго же позитивиста, напротивъ того, это – только простой «фактъ», но, если можно такъ выразиться, «сборный фактъ» (eine cumulirte Thatsache), который на основанiи теорiи вƀроятностей можетъ еще повториться, который повторялся уже биллiонъ разъ и въ биллiонъ первый разъ опять повторится, и который, все же таки, остается только «фактомъ», тогда какъ наше «объясненiе» этого единичнаго факта является лишь сведенiемъ его къ извƀстному намъ ранƀе «сборному факту», новымъ подкрƀпленiемъ значенiя послƀдняго.

Лаасъ, по мнƀнiю Фольца, счелъ бы изложенный тутъ взглядъ «ребячествомъ, хитроумничаньемъ, чудачествомъ», не имƀющими ни малƀйшаго практическаго значенiя. Но, замƀчаетъ Фольцъ, поскольку идетъ дƀло о практическомъ значенiи науки, о власти при ея посредствƀ надъ природою, постольку, разумƀется, незачƀмъ отстаивать этихъ «хитроумничанiй и чудачествъ» и можно даже совсƀмъ отказаться отъ просвƀтительнаго влiянiя скептическихъ соображенiй. Къ сожалƀнiю, тутъ передъ нами не практическiй, a чисто-теоретическiй вопросъ, и имƀнно вопросъ «гносеологическiй», а потому о вредƀ или пользƀ нƀтъ у насъ и рƀчи. Мы утвƀрждаемъ столь же просто, какъ и рƀшительно, что если ты позитивистъ, то довольствуйся однимъ лишь систематизированiемъ и знанiемъ фактовъ, или если ты хочетъ во что бы то ни стало «постигать» и «объяснять», то позитивистомъ ты уже быть не можетъ. Hic Rhodus, hic salta.

По поводу извƀстнаго уже намъ отношенiя Лааса къ враждебному наукƀ скептицизму, Фольцъ замƀчаетъ, что подъ этимъ отношенiемъ скрывается совƀршенно ложная оцƀнка значенiя скептицизма: Лаасъ упустилъ изъ вида, что для чистой послƀдовательной позитивной точки зрƀнiя «скепсисъ» является лишеннымъ смысла, перестаетъ существовать. Можетъ-ли, въ

 

 

–  179  –

 

самомъ дƀлƀ, разсудительный человƀкъ сомнƀваться въ томъ, что мы имƀемъ возможность «научно» обрабатывать и примƀнять къ жизни нашъ фактическiй матерiалъ, постоянно совƀршенствуя его систематизацiю по отношенiю къ удовлетворенiю нашихъ потребностей и усиленiю нашего господства надъ природою? Затƀмъ, позитивистъ не станетъ, конечно, ставить препятствiй къ распространенно скептицизма въ какую бы то ни было другую сторону.

Но если скепсисъ потерялъ всякiй смыслъ (кромƀ ребяческаго, пожалуй), то потеряло его и пресловутое «постиженiе». По этой причинƀ Фольцъ считаетъ нужнымъ настаивать, чтобы теорiя познанiя непремƀнно носила на нƀмецкомъ языкƀ названiе, не дающее мƀста недоразумƀнiямъ, и имƀнно: называлось бы «Wissenstheorie», а не «Erkenntnisstheorie». При удержанiи же термина «Erkenntniss» слƀдовало бы говорить: «Erkenntnisskritik» (критика постиженiя) или «Erkenntnisswiderlegung» (опровƀрженiе постиженiя). Эта часть теорiи познанiя, какъ бы тамъ она ни называлась, останется, впрочемъ, важною задачей для позитивиста вплоть до тƀхъ поръ, пока постиженiе сохранитъ свое обаянiе на умы, т.-е., можно полагать, не потеряетъ своего значенiя никогда.

Общiй результатъ всего этого разсужденiя Фольцъ резюмируетъ слƀдующимъ образомъ: наука можетъ разрабатывать истины только фактическаго характера, фактической цƀнности; разрабатывать же какую-либо область въ научномъ смыслƀ значить точно изучать и согласно извƀстнымъ методологическимъ правиiамъ систематизировать соотвƀтственный фактическiй (соотносительно: воспринятый) матерiалъ. Такъ какъ положительная наука имƀетъ цƀлью господство надъ «природой», то и считаетъ цƀль свою достигнутою, когда ей удается систематизировать свой матерiалъ въ смыслƀ, наиболƀе споспƀшествующемъ знанiю природы и господству надъ нею. Достигая такой цƀли, наука не лишаетъ накопленныхъ ею фактовъ ихъ первоначальной эмпирической цƀнности, не ставитъ ихъ въ зависимость отъ какого-либо высшаго принципа, закона или начала, не пытается вывƀсти изъ какихъ-либо апрiорныхъ положенiй. Разрабатывая

 

 

–  180  –

 

свой матерiалъ, наука смотритъ на него съ точки зрƀнiя, которую можно назвать «экономическою», и, такимъ образомъ, сохраняетъ за собою характеръ неизмƀнно-эмпирическiй.

Намъ остается прибавить ко всƀму сказанному, что по отношенiю къ вопросамъ этическимъ Фольцъ высказывается о работƀ Лааса въ томъ же смыслƀ, что и о его теорiи познанiя. Въ дƀлƀ метода, во всƀхъ психологическихъ вопросахъ, въ полемикƀ, даже во всƀхъ соотносящихся къ его работƀ мелочахъ, Лаасъ, по мнƀнiю Фольца, постоянно держится истинно-позитивистской точки зрƀнiи, но, приступая къ гносеологической оцƀнкƀ своихъ результатовъ, въ постановкƀ задачи этики онъ впадаетъ, какъ и прежде, въ непослƀдовательность и уклоняется отъ позитивной доктрины. Можно сказать даже, прибавляетъ Фольцъ, что въ этикƀ двойственная натура Лааса выступаетъ еще ярче, чƀмъ въ теорiи познанiя. Самъ Фольцъ, стараясь свƀсти этику на чисто-научную почву, хлопочетъ объ освобожденiи ея отъ тƀхъ послƀднихъ штриховъ абсолютности, которые еще сохраняются у Лааса ради его мнительности по отношенiю къ скептицизму. Фольцъ стоитъ за этику какъ науку, но «науку», разумƀемую въ томъ смыслƀ, который онъ придаетъ этому термину съ своей строго-позитивной точки зрƀнiя, какъ то и было съ достаточною подробностью пояснено выше.

 

 

–  181  –

 

 

7. Эрнстъ Махъ

Представитель «экономической» точки зрƀнiя, Фольцъ не стоитъ одиноко въ философской нƀмецкой литературƀ; онъ примыкаетъ къ небольшой группƀ писателей, установившихъ точку эту ранƀе его и развившихъ вытекающiя изъ нея положенiя и глубже, и дальше, чƀмъ онъ. Фольцемъ занялись мы ранƀе, чƀмъ другими, только потому, что онъ примƀнилъ усвоенную имъ точку зрƀнiя къ критикƀ философскихъ воззрƀнiй Лааса, и, такимъ образомъ, самъ собою является связующимъ звеномъ между «новымъ нƀмецкимъ позитивизмомъ» и «научною философiей» той группы, къ которой онъ примыкаетъ и съ которою намъ предстоитъ еще познакомиться. Свƀрхъ того, сопоставленiе Фольца и Лааса и скоро, и наглядно представляло намъ тƀ черты сходства и различiя, которыя можно констатировать при сравненiи наиболƀе для насъ интересныхъ и между собою родственныхъ направленiй «антиметафизической» философiи въ Германiи.

Писатели той группы, которую мы теперь имƀемъ въ виду, подошли очень близко къ окончательному рƀшенiю занимающаго насъ вопроса, а потому мы и обратимъ особенное вниманiе на уясненiе читателю всƀхъ особенностей занятой ими точки зрƀнiя.

Мы начнемъ нашъ обзоръ съ работъ профес. Пражскаго унивƀрситета Эрнста Маха, имƀющихъ, какъ мы думаемъ, глубокий интересъ для всякаго, неравнодушно относящагося къ философскимъ вопросамъ. Спецiальностью Маха всегда была физика и механика, но сочиненiя его богаты экскурсiя ми и въ область философiи и содержатъ вƀсьма много достойнаго самаго серьезнаго вниманiя. Есть, впрочемъ, у Маха рефераты и рƀчи, посвященные всецƀло вопросамъ высшихъ обобщенiй, каковы, напримƀръ, «Die цkonomische Natur der physikalischen Forschung», 1882, и «Ueber Umbildung und Anpassung in naturwissenschaftlichen Denken, 1884». Изъ спецiальныхъ же

 

 

–  182  –

 

его сочиненiй особенно богаты экскурсiями въ область философiи: «Die Mechanik, 1883», и «Beitrдge zur Analyse der Empfindungen, 1886».

Основная мысль Маха – охраненiе мышленiя отъ расточительности своихъ силъ, экономизированiе ихъ, сдерживанiе ихъ отъ напрасныхъ тратъ. Онъ доказываетъ, что мышленiе, какъ располагающее силами ограниченными, только при томъ условiи можетъ отразить богатую жизнь природы, – жизнь, малƀйшую часть которой оно составляетъ, – если само оно всегда будетъ бережливо, осторожно, экономично. И въ прежнiя времƀна, когда, значенiе этого правила еще не замƀчалось, безсознательно примƀнялось оно, однако же, тƀми мыслителями, которые старались охватить основы дƀйствительности немногими органически-расчлененными мыслями. Въ настоящее же время, болƀе чƀмъ когда-либо, изслƀдованiе природы должно сознательно оградить себя отъ всякихъ самообольщенiй и, такимъ образомъ, обезпечить, насколько то возможно, достиженiе намƀченной цƀли. Есть, конечно, такiе поклонники науки, которые вƀруютъ въ нее, какъ нƀкогда вƀровали въ волшебныя силы, которые поэтому ожидаютъ отъ нея раскрытая недоступныхъ нашимъ чувствамъ тайнъ природы; но сама наука, явившаяся въ мiръ для того, чтобы просвƀтить его, можетъ устранить отъ себя все мистическое, какъ и все суетное: она не нуждается въ нихъ для успƀшности въ достиженiи своихъ цƀлей и ведетъ работу свою явно и открыто для всего человƀчества.

Взглянемъ теперь ближе на то, какимъ образомъ проводится начало сбереженiя силъ въ дƀятельности нашей мысли.

Цвƀтъ, звукъ, теплота, давленiе, пространство, время и т.д. являются многообразно связанными между собою и, вмƀстƀ съ тƀмъ, сплетенными съ настроенiями, чувствованiями и хотƀнiями. Изъ этой сƀти выдƀляется относительно прочное и постоянное, запечатлƀвается въ памяти и находить свое выраженiе въ языкƀ. Какъ нƀчто относительно-постоянное, обозначаются, прежде всего, тƀ связные комплексы цвƀтовъ, звуковъ и т. д., которые по этой причинƀ получаютъ особыя названiя и обозначаются какъ тƀла. Абсолютнымъ постоянствомъ такiе

 

 

–  183  –

 

комплексы, конечно, не обладаютъ. Сознавая или не сознавая это непостоянство, мы, однако же, въ силу экономiи, руководящей образованiемъ нашихъ представленiй, отдаемъ преимущество сравнительно-постояннымъ элемƀнтамъ передъ скоропреходящими и обозначаемъ это наше предпочтенiе въ обыденномъ мышленiи и въ языкƀ: все то, что можетъ сразу быть нами представлено, получаетъ какое-нибудь названiе, какое-нибудь имя.

Какъ относительно-постоянный, обозначается затƀмъ связанный съ нашимъ организмомъ комплексъ воспоминанiй, настроенiй, чувствованiй, – все то, что мы разумƀемъ подъ нашимъ «я». Этотъ комплексъ – если не принимать въ разсчетъ патологическихъ случаевъ – всегда содержитъ нƀчто настолько постоянное, что возможность не сомнƀваться въ тождествƀ нашего «я» никогда не исчезаетъ. И однако же, и самое это «я» обладаетъ лишь относительнымъ постоянствомъ.

Когда образованiе понятiй такихъ субстанцiй, какъ мое «тƀло» и мое «я», совƀршилось, и такимъ образомъ были осуществлены первыя условiя орiентировки мысли среди окружающихъ ее явленiй, тогда возникаетъ возможность для воли ближе всмотрƀться въ смƀну преходящаго, совƀршающуюся на почвƀ предполагаемаго постоянства. Все преходящее становится теперь рядомъ свойствъ или качествъ постояннаго. Плодъ сладокъ; но онъ можетъ быть и горькимъ; другiе плоды тоже могутъ быть сладкими и т.д. Такимъ путемъ можетъ быть отнято отъ предметовъ все видимое, слышимое, осязаемое. Видимое распадается при этомъ на цвƀтъ и форму. Въ цвƀтахъ опять выдƀляется нƀчто сравнительно-постоянное: основные цвƀта и т.д. Комплексъ распадается на элемƀнты.

Цƀлесообразный обычай придавать имя совокупности предполагаемыхъ элемƀнтовъ для того, чтобъ охватить мыслью эту совокупность, можетъ, – говоритъ далƀе Махъ, – стать въ вƀсьма своеобразное противорƀчiе съ стремленiемъ разлагать данный комплексъ на элемƀнты. При взаимномъ противопоставленiи этихъ стремленiй смутный обликъ «постояннаго», замƀтно не измƀняющагося отъ исчезновенiя той или другой составной его

 

 

–  184  –

 

части, можетъ показаться чƀмъ-то существующимъ «въ себƀ» (an sich). И такъ какъ оказывается возможнымъ удалить одну составную часть, не разстроивая картины общаго на столько, чтобъ это общее перестало быть узнаваемымъ, то является мысль, что возможно устранить всƀ составныя части и что затƀмъ, все же таки, останется еще нƀчто. Эта мысль и есть чудовищная мысль о «вещи въ себƀ».

Вещь, тƀло, матерiя – ничто внƀ комплекса цвƀтовъ, звуковъ и т.д., внƀ такъ-называемыхъ признаковъ. Мнимая философская проблема о «вещи въ себƀ» является лишь вслƀдствiе неумƀнья оцƀнить значенiе объединенiя комплекса элемƀнтовъ съ одной стороны, и расчлененiя его – съ другой. Оба эти акта имƀютъ каждый свой raison d'кtre, поскольку оба они суть акты времƀнные и мƀтящiе на свои особыя цƀли. Очевидно, однако же, что совмƀстное приложенiе ихъ невозможно. Всякое тƀло сохраняетъ свое единство и свою неизмƀняемость до тƀхъ поръ, пока у насъ нƀтъ потребности вникать въ подробности. Такъ, земля, напримƀръ, или биллiардный шаръ считаются нами правильными геометрическими фигурами до тƀхъ поръ, пока мы не останавливаемъ вниманiя на отклоненiи отъ правильности формы и не нуждаемся въ большой точности; но сттитъ намъ заняться орографiей или взять въ руки микроскопъ, какъ сейчасъ же оба тƀла перестанутъ признаваться нами шарами.

Проблема «вещи въ себƀ» не единственная въ своемъ родƀ въ философiи. Наше «я» и отношенiе тƀла къ этому «я» даютъ поводъ возникновенiю другой подобной же мнимой проблемы, къ которой теперь и обращается Махъ. Въ краткихъ словахъ онъ излагаетъ проблему эту такъ: комплексъ цвƀтовъ, звуковъ и т.д., вообще все то, чтт мы обыкновенно называемъ тƀлами, обозначимъ для ясности чрезъ А, В, С..., комплексъ, называемый нашимъ организмомъ, составляющiй одно изъ тƀлъ предыдущаго рода, пусть будетъ К, L, М..., комплексъ же хотƀнiй, припоминанiй и т.д. обозначимъ чрезъ α, β, γ... Въ обыденной жизни принято противопоставлять комплексъ α, β, γ... К, L, M..., какъ «я» комплексу А, В, С..., какъ совокупности внƀшнихъ тƀлъ; иногда, впрочемъ, за это «я» принимается только комплексъ

 

 

–  185  –

 

α, β, γ..., тогда какъ Κ, L, M..., A, В, С... считается за внƀшнiй мiръ вообще. А, В, С... признается первоначально независимымъ отъ «я» и противопоставляется ему какъ нƀчто самостоятельное. Эта независимость сохраняетъ, однако же, за собою относительное значенiе и не можетъ устоять при возрастанiи вниманiя. Замƀчается далƀе, что комплексъ α, β, γ... можетъ терпƀть измƀненiя, тогда какъ А, В, С... продолжаетъ сохранять свою неизмƀняемость, и обратно. Но многочисленныя измƀненiя въ α, β, γ... воздƀйствуютъ на А, В, С... черезъ посредство К, L, М... и обратно. На этомъ основанiи связь между К, L, М... и α, β, γ..., съ одной стороны, и между К, L, М... и А, В, С... – съ другой, представляется болƀе тƀсною, нежели связь между α, β, γ... и А, В, С... Такой взглядъ на отношенiя между этими группами можно считать общепринятымъ въ обыденномъ мышленiи и обыденной рƀчи.

При ближайшемъ разсмотрƀнiи оказывается, однако же, что А, В, С... всегда опредƀляется посредствомъ К, L, М... Свойства одного и того же предмета всегда являются обусловленными соотношенiемъ ихъ къ нашему организму. Но гдƀ же тотъ предметъ, который представляется намъ столь многоразличнымъ: большимъ вблизи, малымъ вдали, не одинаковымъ для праваго или лƀваго глаза и т.д.? На это можно сказать только, что различные А, В, С... связаны съ различными К, L, М...

Мы видƀли какое-нибудь тƀло, заканчивающееся острiемъ. Если мы приводимъ это острiе въ соприкосновенiе съ нашимъ организмомъ, то ощущаемъ уколъ. Мы можемъ видƀть острiе, не ощущая укола; но лишь только ощутимъ мы уколъ, какъ сейчасъ же находимъ и острiе. Видимое это острiе является, такимъ образомъ, тƀмъ постояннымъ нƀчто, къ которому мы относимъ уколъ, какъ явленiе случайное. Повторяемость случаевъ, могущихъ получить въ нашихъ глазахъ значенiе подтвƀржденiя такого взгляда, можетъ прiучить насъ смотрƀть на всƀ свойства тƀлъ, какъ на дƀйствiя присущаго тƀламъ постояннаго нƀчто, воспринимаемаго нашимъ «я», чрезъ посредство нашего организма, – дƀйствiя, обыкновенно называемыя ощущенiями. Благодаря такому взгляду, предполагаемое нами постоянное

 

 

–  186  –

 

нƀчто теряетъ всякое чувственное содержанiе и становится чисто-мысленнымъ символомъ. Въ этомъ случаƀ придется признать правильнымъ утвƀржденiе, что мiръ заключается въ однихъ истинныхъ ощущенiяхъ. Но тогда мы и можемъ знать только наши ощущенiя, допущенiе же чего-то постояннаго въ тƀлахъ, также какъ и взаимодƀйствiе послƀднихъ, обусловливающее возникновенiе ощущенiй, должны мы признать празднымъ и излишнимъ. Только полуреализмъ или полукритицизмъ могутъ одобрять такое воззрƀнiе.

Обыкновенно, – говоритъ далƀе Махъ, развивая свой взглядъ, – комплексъ α, β, γ... К, L, M... въ качествƀ «я» противопоставляется «не я» – комплексу А, В, С... Только тƀ элемƀнты комплекса А, В, С..., которые сильнƀе воздƀйствуютъ на α, β, γ..., выражаясь, напримƀръ, уколами, болями и т.п., принимаютъ иногда за одно цƀлое съ «я». Впослƀдствiи, подъ влiянiемъ соображенiй, приведенныхъ выше, оказывается, что право сводить А, В, С... къ «я» безгранично. На этомъ основанiи понятiе «я» можетъ расшириться до такой степени, что станетъ, наконецъ, охватывать вƀсь мiръ. Вообще говоря, «я» является недостаточно рƀзко очерченнымъ, границы его остаются неопредƀленными и подвижными. Пока обстоятельство это не теряется изъ вида, до тƀхъ поръ не возникаетъ по этому вопросу никакихъ метафизическихъ трудностей.

Убƀдясь, что мнимыя единицы «предметы, вещи, тƀла», съ одной стороны, и «я»·– съ другой, являются только пособiями для предварительной орiентировки и опредƀленныхъ практическихъ цƀлей, приходится намъ, – говоритъ Махъ, – устранить ихъ, какъ недостаточныя и неудовлетворительныя, изъ научныхъ изслƀдованiй. Противопоставленiе «мiра» и «я», ощущенiя и предмета при этомъ, само собою разумƀется, исчезнетъ, и останется только связь элемƀнтовъ, неудачнымъ выраженiемъ которой и служило до сихъ поръ обыденное предположительное противопоставленiе. Наукƀ предстоитъ просто-на-просто признать эту связь и пользоваться ею для орiентировки, отложивъ попеченiе касательно объясненiя существованiя самихъ элемƀнтовъ.

 

 

–  187  –

 

Цƀлымъ рядомъ сопоставденiй и примƀровъ Махъ старается показать относительность различiя физическихъ и психическихъ явленiй, подвижность разграничительной черты между ними, ихъ текучесть, допускающую переходъ одного въ другое, смотря по нашей точкƀ зрƀнiя на нихъ. Такъ, напримƀръ, цвƀтъ остается объектомъ физики до тƀхъ поръ, пока мы разсматриваемъ его въ зависимости отъ источника свƀта, но, переходя къ разсмотрƀнiю зависимости цвƀта отъ сƀтчатки, мы, вмƀстƀ съ тƀмъ, переходимъ въ другую область изслƀдованiя и смотримъ на цвƀть, какъ на объектъ психологическаго изученiя, какъ на ощущенiе. Изъ этого Махъ заключаете, что въ каждомъ изъ приведенныхъ случаевъ различны не предметы, a направленiя изслƀдованiя.

Различiе этихъ направленiй соотвƀтствуетъ тому различiю комплексовъ, которые обозначены были выше какъ А, В, С... и а, β, γ... И, въ дƀйствительности, мы всегда умƀемъ различать случай, когда мы видимъ дерево, отъ того случая, когда мы его припоминаемъ или представляемъ. Мы знаемъ, что въ послƀднемъ случаƀ обликъ дерева является гораздо менƀе опредƀленнымъ и болƀе измƀнчивымъ, чƀмъ въ первомъ, и, свƀрхъ того, дерево является уже на иномъ фонƀ. Все это указываете на различiе только въ сочетанiи элемƀнтовъ, хотя нельзя не признать, что въ обоихъ случаяхъ самые элемƀнты были тƀ же (цвƀта, звуки и т.д.). Итакъ, элемƀнты или ощущенiя могутъ являться то въ болƀе прочномъ, то въ болƀе текучемъ сочетанiи, и цƀль изученiя ихъ должна заключаться въ распознаванiи ихъ сочетанiя.

Показавъ, что отграниченiе «я» не можетъ никогда быть проведено съ научною опредƀленностью, Махъ показываете далƀе, что обычное отграниченiе совƀршается инстинктивно, подъ влiянiемъ экономическихъ требованiй мысли и практическихъ цƀлей вообще, и затƀмъ укрƀпляется путемъ послƀдственности. Теперь ясно, что съ точки зрƀнiя Маха первичнымъ является не «я», а элемƀнты. Элемƀнты образуютъ наше «я». Такъ, напримƀръ, когда я утвƀрждаю, что ощущаю зеленый цвƀтъ, то это значитъ, что въ комплексахъ элемƀнтовъ (ощущенiй,

 

 

–  188  –

 

припоминанiй) находится и элемƀнтъ зеленаго цвƀта; когда я перестаю ощущать зеленый цвƀтъ, когда я умираю, – говорить далƀе Махъ, – то элемƀнты не возникаютъ болƀе въ прежнемъ сочетанiи. Этимъ все сказано. Перестала существовать не реальная, а только мысленно-экономическая единица.

Если знанiе сочетанiя или связи элемƀнтовъ не удовлетворяетъ насъ и мы спрашиваемъ: «кому присуще это сочетанiе, кто ощущаетъ?» – то мы такимъ образомъ возвращаемся къ старой привычкƀ подводить всякiй элемƀнтъ подъ не поддающiйся анализу комплексъ и незамƀтно понижаемся до уровня прежняго ограниченного штандпункта. Но, помнить надо, – говоритъ Махъ въ заключенiе этой части своихъ разсужденiй, – что абсолютнаго штандпункта не существуетъ, что всякая точка зрƀнiя оправдывается своею цƀлью; по этой причинƀ здƀсь не имƀлось въ виду окончательно дискредитировать старую точку зрƀнiя, a намƀчалось только выясненiе цƀлей каждой изъ указанныхъ точекъ зрƀнiя и пересмотръ тƀхъ условiй, при которыхъ практическiя цƀли обыденной точки зрƀнiя должны быть преодолƀны и устранены.

Въ предшествующихъ строкахъ было показано значенiе экономизацiи силъ для умственной дƀятельности, теперь же намъ предстоитъ прослƀдить за приложенiемъ этой точки зрƀнiя къ области научной вообще и къ высшимъ научнымъ обобщенiямъ въ особенности.

Мы знаемъ уже, что, согласно взгляду Маха, науки могутъ различаться не только по своему содержанiю, но и по способамъ обработки этого содержанiя. Всякая же наука стремится къ мысленному копированiе фактовъ, имƀя въ виду или практическiя цƀли, или устраненiе неудобствъ умственнаго характера. Слƀдуя принятому въ предшествующемъ изложенiи обозначенiе разнаго рода комплексовъ элемƀнтовъ, можно утвƀрждать, что наука возникаетъ тогда, когда сочетанiе элемƀнтовъ А, В, С... и К, L, М... воспроизведется посредствомъ α, β, γ... Такъ, наприм., физика (въ обширномъ ея значенiи) возникаетъ тогда, когда является возможность осуществить указанную выше копiю соотношенiя элемƀнтовъ А, В, С... между собою; физiологiя

 

 

–  189  –

 

является вмƀстƀ съ воспроизведенiемъ взаимнаго соотношенiя элемƀнтовъ К, L, M... и, вмƀстƀ съ тƀмъ, и ихъ отношенiя къ А, В, С... Копированiе же α, β, γ... посредствомъ другихъ a, β, γ... даетъ содержанiе психологiи.

«Ошибочно было бы думать, – говоритъ Махъ, – что по отношенiю къ физикƀ дƀло идетъ въ мƀньшей степени о воспроизведенiи или копiи фактовъ, чƀмъ объ атомахъ и законахъ, составляющихъ какъ бы ядро самихъ фактовъ. Безпристрастно вникая въ этотъ вопросъ, приходится признать, что мысленное воспроизведете фактовъ вполнƀ удовлетворяетъ какъ практическiй, такъ и умственныя наши потребности. Это копированiе или воспроизведенiе фактовъ и является поэтому цƀлью физики; атомы же, силы, законы, напротивъ того, надо считать только средствами, облегчающими для насъ имƀющееся въ виду воспроизведенiе. Цƀнность этихъ средствъ прямо пропорцiональна той помощи, которую они могутъ доставить. Понятiе атомовъ еще въ бтльшей степени, чƀмъ понятiе матерiи, имƀетъ въ наукƀ значенiе мысленнаго символа; образованiе котораго мотивируется экономическими соображенiями. Отъ этихъ символовъ, какъ и отъ символовъ алгебры, нельзя требовать болƀе того, что нами самими влагается въ нихъ; отъ нихъ нельзя ожидать болƀе свƀта и раскрытiя истины, чƀмъ отъ самого опыта. Уже въ области физики слƀдуетъ намъ остерегаться отъ переоцƀненiя зпаченiя нашихъ символовъ: еще менƀе должна брать вƀрхъ надъ нами чудовищная мысль примƀнять атомы къ объясненiю психическихъ явленiй. Атомы суть только символы тƀхъ самыхъ своеобразныхъ комплексовъ элемƀнтовъ, которые встрƀчаются намъ и въ тƀснƀйшей области физики.

Развивая далƀе свою мысль, Махъ обращаетъ вниманiе на то, что мы можемъ считать себя вполнƀ освƀдомленными о какомъ-нибудь естественномъ явленiи въ томъ случаƀ, когда находимся въ состоянiи охватить нашею мыслью всю совокупность соотносящихся къ этому явленiю фактовъ, когда мы можемъ. воспроизвƀсти въ мысли всƀ эти факты, получить въ этомъ воспроизведенiи какъ бы замƀну ихъ, дозволяющую намъ не удивляться имъ. Къ этой умственной работƀ мы можемъ

 

 

–  190  –

 

привлекать, когда нужно, и вспомогательныя (математическiя) представленiя; но всƀ эти вспомогательныя представленiя, законы и формулы являются только количественными регулятивами нашихъ чувственныхъ представленiй, средствами, тогда какъ нашею цƀлью, все же таки, всегда останутся самыя представленiя.

Далƀе Махъ приступаетъ, къ истолкованiю столь тƀсно примыкающаго къ началу экономизацiи въ умственной работƀ вопросу о приспособленiи мышленiя къ фактамъ. Наука, по мнƀнiю Маха, проводитъ сознательно это приспособленiе, имƀющее мƀсто и въ обыденномъ мышленiи во всƀхъ тƀхъ случаяхъ, когда имъ руководитъ принципъ экономизацiи. Уже при первомъ пробужденiи сознанiя всякiй человƀкъ обладаетъ многоразлично приспособленными къ фактамъ мыслями. Но такъ какъ ограниченный запасъ мыслей оказывается недостаточнымъ для постоянно накопляющагося опыта, то всякiй новый фактъ побуждаетъ мысль къ продолженiю начатаго приспособленiя. Продолженiе это и совƀршается посредствомъ процесса сужденiя. Сужденiе всегда является пополненiемъ представленiя въ видахъ болƀе полнаго охвата даннаго факта. Процессъ сужденiя, какъ видно изъ этого, заключается въ обогащенiи, распространенiи и пополненiи чувственныхъ представлены другими такими же, образуемыми подъ руководительствомъ фактовъ. Когда процессъ заканчивается и представленiе успƀло уже стать обычнымъ, оно удерживается нами уже не какъ сужденiе, а какъ воспоминанiе, какъ воспроизведете готоваго представленiя. Ростъ естественныхъ наукъ и математики совƀршается, главнымъ образомъ, путемъ образованiя такихъ непосредственныхъ знанiй; такъ, наприм., предложенiя: 1) дерево имƀетъ корни; 2) лягушка не имƀетъ когтей; 3) изъ куколки выходитъ бабочка; 4) тренiе электризуетъ стекло; 5) электрическiй токъ отклоняетъ магнитную стрƀлку; 6) кубъ имƀетъ 6 плоскостей, 8 угловъ и 12 реберъ, – могутъ съ этой точки получить слƀдующее значенiе: 1-е предложенiе распространяетъ представленiе дерева; 2-е – совƀршенствуетъ поспƀшно составленное представленiе лягушки; 3, 4 и 5 – распространяютъ представленiя по отношенiю къ

 

 

–  191  –

 

времƀни и 6-е – даетъ образчикъ геометрическаго непосредственнаго знанiя.

Такого рода непосредственныя знанiя, – говоритъ далƀе Махъ, – запечатлƀваются въ памяти и являются потомъ какъ самобытныя пополненiя данныхъ фактовъ. Различные факты не сходствуютъ между собою вполнƀ; но различные случаи общности составныхъ частей усиливаются отъ этого пополненiя и, такимъ образомъ, возникаетъ принципъ возможнаго обобщенiя или непрерывности въ воспоминанiи. Съ другой стороны, воспоминанiе можетъ сохранить свое соотвƀтствiе многоразлично фактовъ и, вообще говоря, приносить пользу только при томъ условiи, если оно согласуется съ требованiями принципа достаточнаго дифференцированiя. И непрерывность въ воспоминанiи, и достаточное дифференцированiе осуществляются посредствомъ одного и того же средства – выдƀленiя тƀхъ составныхъ частей представленiя, которыя имƀютъ руководящее значенiе для опыта. Въ процессƀ этой работы могутъ являться отъ времƀни до времƀни моменты, обозначающiе недостаточность прежняго дифференцированiя и потребность новаго. Эти моменты называются проблемами. Практическiя основанiя или умственныя неудобства ведутъ къ новымъ приспособленiямъ, къ рƀшенiю проблемъ, и, такимъ образомъ, возникаетъ намƀренное мыслеприспособленiе или изслƀдованiе.

Предшествовавшее разсужденiе, какъ то и само собою очевидно, ведетъ къ опредƀленiю значенiя акта отвлеченiя въ характеризуемой съ точки зрƀнiя экономизацiи силъ работƀ мысли. Отсюда цƀлый рядъ вопросовъ, которые ставитъ себƀ Махъ въ настоящемъ случаƀ: «Что совƀршаемъ мы, когда абстрагируемъ? Что такое абстракцiя? Что такое понятiе? Соотвƀтствуетъ-ли понятiю представляемый образъ?» Посмотримъ же, какъ отвƀчаетъ Махъ на всƀ эти столь важные въ гносеологическомъ отношенiи вопросы.

«Всякое мысленное воспроизведете опыта, – говорить Махъ, – имƀетъ въ виду замƀнить опытъ и дать намъ возможность не повторять его, т.-е. экономизировать по возможности наши силы. Всякое же воспроизведете опыта, въ силу того же начала

 

 

–  192  –

 

сбереженiя силъ, является отвлеченiемъ, абстракцiей, схватывающею соотвƀтствующую ея цƀли сторону факта. Изъ этого видно, что всякой абстракцiи соотвƀтствуютъ, въ дƀйствительности, не отдƀльные предметы, а лишь извƀстный комплексъ элемƀнтовъ, взятыхъ для его образованiя. Но тутъ лежитъ уже зерно объективированiя или опредмечиванiя отвлеченныхъ понятiй и исходная точка поисковъ несуществующихъ вещей. Обратимъ вниманiе на значенiе древнƀйшихъ, первобытнƀйшихъ словъ: они служатъ названiемъ «предметовъ». Очевидно, что при установленiи такихъ названiй опускается или отвлекается обстановка предмета и измƀнчивость, которой онъ подвƀрженъ, очевидно, что предметъ символизируется словомъ, прежде всего, съ практическою цƀлью, для того, чтобы имƀть возможность сразу вызвать въ сознанiи всƀ соотносящiяся къ данной цƀли впечатлƀнiя. И вотъ случается нерƀдко, что и въ эпохи высшаго умственнаго развитiя, далеко ушедшаго отъ времƀнъ первобытныхъ, не принимаются въ разсчетъ только-что указанныя условiя и возникаютъ поиски «вещи въ себƀ» или какихъ-нибудь иныхъ объективированныхъ абстракцiй. Забывается, что самое слово «вещь» есть мысленный символъ для комплекса ощущенiй и что «не вещи», a ощущенiя должны быть признаны элемƀнтами природы. Комплексы ощущенiй не имƀютъ прочной устойчивости, мы только мысленно придаемъ ее ради экономизированiя силъ, и, помня объ этомъ, должны бы всегда отмƀчать тƀ дополненiя и поправки, въ которыхъ нуждается всякая абстракцiя при ея приложенiи къ тому или другому частному случаю.

Такое же значенiе, по мнƀнiю Маха, имƀютъ и тƀ формулы, которыя обыкновенно называются «законами природы». Всякiй «законъ природы» даетъ намъ возможность охватить одною формулой такую массу фактовъ, которую не смогла бы удержать никакая память. Всякiй «законъ» представляетъ сжатый, доведенный до извƀстнаго объема, отчетъ о фактахъ, и только. И не надо терять изъ вида, что объемъ фактовъ, захватываемый этимъ отчетомъ, всегда менƀе дƀйствительнаго объема ихъ. «Законъ» – продуктъ абстракцiи, онъ не

 

 

–  193  –

 

захватываетъ факта всесторонне, а лишь постольку, поскольку фактъ имƀетъ значенiе для насъ. Полнота не осуществляется при этомъ частью намƀренно, частью невольно. «Законы» поэтому нельзя фиксировать разъ навсегда, и надо помнить, что старая формула можетъ нерƀдко являться препятствiемъ при выработкƀ новой.

Въ связи съ понятiемъ «закона» Махъ разсматриваетъ значенiе «объясненiя», которое онъ считаетъ сведенiемъ фактовъ, встрƀчающихся впервые, къ фактамъ, ставшимъ извƀстными ранƀе. Измƀнчивость «объясненiй», какъ показываетъ Махъ, непрерывна; напримƀръ, изученiе явленiй свƀта идетъ параллельно измƀнчивости формулъ законовъ, но во всƀ моменты этой долгой познавательной работы остается намƀченною все одна и та же цƀль – охватить всƀ факты данной области изслƀдованiя однимъ мысленнымъ процессомъ при условiи наимƀньшей затраты силъ. Такой прiемъ имƀетъ, конечно, экономическiй характеръ.

Экономическимъ характеромъ науки истолковываетъ Махъ и столь загадочное для многихъ могущество науки. Идея экономичности руководитъ передачею накопленныхъ познанiй и образованiемъ одного общаго опыта изъ множества опытовъ отдƀльныхъ личностей. Это же начало является руководящимъ и при стремленiи каждой индивидуальности къ овладƀнiю суммою прiобрƀтаемаго опыта при минимумƀ затрачиваемыхъ силъ. Экономическiй порядокъ вездƀ является во главе угла и везде становится источникомъ могущества. Знанiе тысячъ сосредоточивается въ одной какой-нибудь голове и является какимъ-то волшебствомъ для глазъ непосвященныхъ. На самомъ дƀхƀ это волшебство есть только результатъ добропорядочной экономiи. Но сбереженiя этой экономiи – экономiи науки – имƀютъ то преимущество передъ всƀми другими, что накопляемыя ими богатства не сопряжены съ какимъ бы то ни было лишенiемъ для кого бы то ни было. Тутъ-то и проявляется присущая наукƀ благодать, ея освободительная, искупительная сила.

Всякая наука, – говоритъ Махъ, – не только держится принципомъ экономизированiя силъ познающаго, т.-е. растетъ,

 

 

–  194  –

 

развивается на почвƀ чисто-реальныхъ интересовъ, но и начало свое беретъ изъ чисто-жизненныхъ потребностей. Разрастаясь, наука, подъ влiянiемъ одностороннихъ наклонностей и способностей своихъ воздƀлывателей, неизбƀжно развƀтвляется; но какъ бы ни были тонки ея вƀтви, полная свƀжесть жизненныхъ силъ каждой вƀтви можетъ поддерживаться только ихъ связью съ цƀлымъ. Только этою связью можетъ она успƀшно поддерживать свое стремленiе къ преслƀдуемой ею цƀли и охранять себя отъ уродливостей односторонняго развитiя. Развƀтвленiе же ея, дробленiе труда въ ея области, будучи сами по себƀ неизбƀжными, оказываются еще въ томъ отношенiи полезными, что позволяютъ развиться тƀмъ умственно-экономическимъ средствамъ, при помощи которыхъ научно овладƀваютъ своимъ матерiаломъ. Но здƀсь же является уже опасность преувеличить значенiе этихъ средствъ: недаромъ вниманiе изслƀдователей всегда остается къ нимъ приковано. Можетъ случиться и случается, что они, переставъ быть орудiями въ рукахъ ученыхъ, станутъ считаться цƀлью самой науки.

Такое положенiе вещей оказывается, по мнƀнiю Маха, дƀйствительно имƀющимъ мƀсто, благодаря несоразмƀрно значительнƀйшему формальному развитiю физики сравнительно съ другими естественными науками. Многiе изслƀдователи природы приписываютъ объективное существованiе такимъ понятiямъ, какъ масса, атомъ, сила, – понятiямъ, единственное назначенiе которыхъ заключается въ поддержанiи экономическаго характера опыта. Мало того, они думаютъ даже, что эти объекты имƀнно и подлежатъ изслƀдованiю, и что если они станутъ когда-нибудь извƀстны, то все остальное опредƀлится само собою изъ ихъ равновƀсiя и движенiя. То, чтт имƀетъ значенiе вспомогательнаго орудiя мышленiя, является у этихъ мыслителей основою мiра дƀйствительнаго.

Старанiя свƀсти физiологическiя, химическiя и физическiя явленiя къ чисто-механическимъ оказываются тщетными, прежде всего потому, что чисто-механическихъ явленiй въ природƀ не существуетъ. Не надо упускать изъ вида, – говорить Махъ, – что въ дƀйствительности всякое движенiе находится въ тƀсной

 

 

–  195  –

 

связи съ термическими, магнетическими и электрическими измƀненiями, которыя, возникая въ тƀлахъ, измƀняютъ самыя движенiя. И наоборотъ, термическiя, магнетическiя и электрическiя явленiя опредƀляютъ движенiя. Чисто-механическiя явленiя, слƀдовательно, суть только абстракцiи, вырабатываемыя то преднамƀренно, то по необходимости, въ виду болƀе легкаго обозрƀнiя фактовъ. Вообще можно утвƀрждать, что всякое явленiе можно отнести къ любому отдƀлу физики, подраздƀленiе которой обосновано частью на историческихъ, частью условныхъ (conventionnelle), частью физiологическихъ данныхъ.

Въ разумƀнiи истиннаго подчиненiя спецiальныхъ наукъ общей совокупности знанiя заключается, по мнƀнiю Маха, та особая философiя, которой не долженъ быть чуждъ ни одинъ спецiалистъ. Отсутствiе такой философiи всегда обнаруживается появленiемъ мнимыхъ проблемъ, одно возникновенiе которыхъ, какъ бы онƀ тамъ ни считались – разрешимыми или неразрешимыми, – извращаетъ характеръ науки. При правильномъ различенiи средствъ и цƀлей научнаго познанiя, при ограниченiи области изученiя одними фактами, не окажется надобности переносить служащiе экономизацiи силъ орудiя одной науки въ другую, и мнимыя проблемы неизбƀжно устранятся. Тогда наука можетъ мало-по-малу войти въ живое русло дƀйствительныхъ явленiй, можетъ поставить себƀ цƀлыо выработку самаго простого, яснаго и соотвƀтствующаго наимƀньшей тратƀ силъ понятiя о существующемъ.

 

 

–  196  –

 

 

8. Рихардъ Авенарiусъ

Намъ предстоитъ теперь обратиться къ изложенiю воззрƀн iй того изъ представителей научной философiи, который провелъ принципъ экономизацiи силъ, или, точнƀе, принципъ наимƀньшей траты силъ съ наибольшею полнотой и систематичностью, и который подошелъ къ рƀшенiю занимающаго насъ вопроса ближе, чƀмъ всƀ тƀ, съ воззрƀнiями которыхъ мы успƀли до сихъ поръ ознакомиться. Затƀмъ намъ останется только разсмотрƀть тотъ, взглядъ, который ведетъ къ окончательному отвƀту на нашъ вопросъ и заключительной формулировкƀ этого отвƀта, – и работа ваша будетъ окончена.

Полное и систематическое проведенiе принципа наимƀньшей траты силъ есть дƀло редактора «Vierteljahrsschrift fьr wissenschaftliche Philosophie,» Рихарда Авенарiуса, а заключительное раскрытiе послƀдняго слова той эволюцiи мысли, за которою мы прослƀдили, принадлежитъ сотруднику того же журнала Петцольдту, изложившему свои взгляды въ статьƀ, озаглавленной «Zu Richard Avenarius'Prinzip des kleinsten Kraftmasses und zum Begriff der Philosophie,» помƀщенной въ 2-мъ выпускƀ журнала за 1887 годъ.

Для резюмированiя воззрƀнiй Авенарiуса мы будемъ пользоваться, главнымъ образомъ, его сочиненiемъ «Philosophie als Denken der Weltgemдss dem Princip des kleinsten Kraftmasses,» 1876, и статьями, печатавшимися въ «Vierteljahrsschrift.» Что же касается вышедшаго въ прошломъ году новаго его сочиненiя «Kritik der reinen Erfahrung,» то намъ не придется пользоваться имъ для настоящей работы. Каково бы ни было значенiе этого сочиненiя и какую бы ни играло оно роль въ философской эволюцiи ея автора намъ, слƀдящимъ теперь не за судьбами этой эволюцiи, а за рƀшенiемъ поставленнаго нами вопроса, вполнƀ возможно обойтись безъ ознакомленiя съ нимъ читателей; такъ какъ мысль,

 

 

–  197  –

 

которую мы старались уловить и формулировать, получила уже всю ту полноту, опредƀленность и законченность, которыя вполнƀ достаточны для нашей цƀли, и намъ предстоитъ теперь только довƀсти передачу ея до конца.

Приступая къ изслƀдованiю понятiя о научной философiи, Авенарiусъ ставитъ вопросъ такъ: какимъ образомъ философiя возможна какъ наука? или иначе: какимъ образомъ возможна научная философiя?

Для установленiя всякой науки, – говоритъ онъ, – необходимы два условiя:

Первое изъ этихъ условiй заключается въ томъ, чтобы матерiалъ наукъ представлялся какъ въ цƀломъ, такъ и въ частяхъ, въ формƀ понятiй. Случайныя и разсƀянныя свƀдƀнiя могутъ заключать въ себƀ познанное нƀчто, т.-е. знанiе о чƀмъ-то, но установить науки они не могутъ. Наука не отмƀчаетъ всякiй особенный признакъ каждаго отдƀльнаго предмета, но собираетъ только тƀ признаки, которые составляютъ общую принадлежность всƀхъ отдƀльныхъ предметовъ, которые, слƀдовательно, всеобщи и которые должны давать возможность опредƀлить, при новомъ появленiи предмета, тождество его съ рассматривавшимся прежде и, слƀдовательно, должны неизбƀжно сопровождать предметъ, т.-е. быть необходимыми для узнаванiя его. Такъ, совокупность всеобщихъ и необходимыхъ признаковъ предмета и составляетъ научное понятiе о немъ, и только прiобрƀтенiе такого понятiя о предметƀ даетъ научное знанiе этого предмета.

Охвативъ матерiалъ посредствомъ понятiй, мы затƀмъ установляемъ разъясненiе этихъ понятiй черезъ образованiе высшихъ понятiй изъ низшихъ. Организованная, такимъ образомъ, система понятiй завƀршается высшимъ понятiемъ, которое и становится во главƀ всƀхъ низшихъ понятiй, расположенныхъ сообразно ихъ соотвƀтственнымъ степенямъ.

Недисциплинированное знанiе можетъ, такимъ образомъ, имƀть общее съ наукою содержанiе, его понятiя могутъ даже совпадать съ понятiями науки, но послƀдняя всегда будетъ отличаться отъ него формально тƀмъ, что она располагаетъ

 

 

–  198  –

 

содержанiе свое въ разъясненной системƀ родственныхъ, одно изъ другого выработанныхъ понятiй.

Изъ такого образованiя понятiй и такой ихъ организацiи вытекаетъ для мышленiя очень важная выгода: понятiе, содержащее все, чту есть общаго въ отдƀльномъ предметƀ, является какъ единство этого отдƀльнаго предмета; все же общее въ мышленiи субъекта является какъ единство различныхъ мыслимыхъ объектовъ. Такимъ образомъ, наука, удовлетворяя стремленiю человƀка къ знанiю, удовлетворять и стремленiю человƀческаго разума къ единству. Въ этомъ и заключается преимущество науки надъ простымъ знанiемъ, на этомъ же основывается и сознанiе наукою ея значенiя. Понятно, что простое знанiе можетъ быть предпочтено наукƀ только чуждыми этой послƀдней индивидуальными и практическими интересами. Само собою разумƀется и то, что сознанiе собственнаго значенiя въ наукƀ тƀмъ интенсивнƀе, чƀмъ болƀе удовлетворяется ею потребность обобщенiя знанiя, потребность выработки высшихъ понятiй и – въ послƀдней инстанцiи – самаго наивысшаго. Сознанiе собственнаго значенiя въ этомъ послƀднемъ случаƀ особенно интенсивно по той причинƀ, что удовлетворенiе потребности разума въ единствƀ и происходящее отъ того удовольствiе достигаютъ наивысшаго своего развитiя.

Изъ вышесказаннаго можно сдƀлать два заключенiя. Первое, что всякой наукƀ, въ силу самыхъ условiй ея установленiя, должно быть присуще стремленiе къ полному объединенiю охватываемаго ею знанiя, т.-е. къ завƀршенiю образованiя входящихъ въ нее понятiй однимъ высшимъ понятiемъ. Только оно одно завƀршаетъ установленiе науки. Стремленiе къ этому завƀршенiю составляетъ для науки не только логическую, но и психологическую необходимость. Второе заключенiе относится къ тому основанiю, на которое опирались въ прежнее время при оцƀнкƀ значенiя умозрительной философiи. Основанiе это, заключающееся въ удовлетворенiи потребности разума въ единствƀ, есть, очевидно, основанiе формальной стороны философiи. Но такъ какъ эта сторона составляетъ только одно изъ условiй установленiя науки, то возможность установленiя умозрительной

 

 

–  199  –

 

философiи доказывала, слƀдовательно, только то, что филоcофiя – какъ формальная наука – возможна.

Обращаясь затƀмъ ко второму условiю, необходимому для установленiя науки, Авенарiусъ останавливается прежде всего на выясненiи вопроса о томъ, почему умозрительная философiя, получивъ значенiе въ одномъ отношенiи, потеряла его въ другомъ? «Потому – отвƀчаетъ онъ – что умозрительная философiя была научною только по отношенiю къ формƀ, а не по отношенiю къ содержанiю». Предстоитъ доказать, что философiя можетъ возвратить себƀ это значенiе, ставъ наукою и по содержанию, т.-е. такою философiею, которую мы называемъ научною. Надо начать, слƀдовательно, съ рƀшенiя вопроса объ опредƀленiи тƀхъ условiй, удовлетворить которымъ должно содержанiе понятiй, для того чтобы изъ понятiй этихъ возможно было строить науку.

Мысль эту очень удобно пояснить примƀрами отрицательнаго характера; для бтльшей ясности примƀры берутся рƀзкiе. – Первый примƀръ. Положимъ, что кто-нибудь принимаетъ свои галлюцинацiи за объективныя явленiя дƀйствительнаго мiра, какъ это и случалось при низкомъ уровнƀ общественнаго развитiя; положимъ далƀе, что нашъ галлюцинантъ есть личность даровитая, способная подвƀсти мнимые объекты свои подъ отвлеченныя понятiя и затƀмъ свƀсти такiя понятiя въ систему. Система эта, конечно, не можетъ имƀть научнаго значенiя, такъ какъ она удовлетворяетъ однимъ только формальнымъ условiямъ, требуемымъ наукою: условiя же, опредƀляющiя значенiе содержанiя науки, были бы выполнены только въ такомъ случаƀ, если бы галлюцинацiи принимались не за внƀшнiя явленiя, а за явленiя внутреннiя, субъективныя, и въ этомъ смыслƀ служили матерiаломъ для образованiя о нихъ понятiй. – Второй примƀръ. Положимъ, что грохотъ камней, набросанныхъ въ сосудъ, принимается за проявленiе мыслей фетиша, какъ то дƀйствительно и имƀетъ мƀсто у нƀкоторыхъ племƀнъ въ Бразилiи; положимъ далƀе, что изреченiя фетиша были собраны жрецами, сохранились въ ихъ потомствƀ и разработаны въ систему тогда уже, когда о чудƀ съ камнями не было и

 

 

–  200  –

 

помину. Будетъ-ли такая система научна? Формально – да; матерiально – нƀтъ, и опять-таки потому, что происхожденiе понятiй, изъ которыхъ построена система, не можетъ быть дано никакимъ опытомъ.!!!!!

Выражая въ положительной формƀ заключенiе, выводимое изъ двухъ приведенныхъ отрицательныхъ примƀровъ, можно сказать, что объекты, долженствующiе сдƀлаться содержанiемъ науки, могутъ быть даны однимъ только опытомъ. Безъ соблюденiя этого условiя, содержанiемъ для устанавливаемой науки явятся мнимые объекты, и сама наука становится мнимою наукою. Такую науку необходимо, однако же, отличать отъ науки о мнимомъ, т.-е. о психическомъ фактƀ, несомнƀнно существующемъ и могущемъ дать содержанiе для науки. Всякая наука, такимъ образомъ, имƀетъ основанiемъ только опытъ; внƀ опыта науки также строятся, какъ воздушные замки, и если ихъ признаютъ иногда науками, то это случается вслƀдствiе увлеченiя формальною ихъ стороною.

Столь употребительное выраженiе «опытныя науки» слƀдуетъ считать, какъ видно изъ этого, плеоназмомъ; но плеоназмъ этотъ находитъ себƀ оправданiе, пока смыслъ и значенiе понятiя о наукƀ остается невыясненнымъ. Такимъ же плеоназмомъ слƀдуетъ считать и терминъ «научная философiя», и въ томъ же обстоятельствƀ видƀть и его времƀнное оправданiе.

Это послƀднее замƀчанiе прямо ведетъ къ поставленному выше вопросу: возможна-ли такая философiя, которая и по содержанiю была бы научною?

Разрƀшенiе этого вопроса много зависитъ отъ того, какъ представляется сопоставленiе опытныхъ наукъ и философiи. Если бы философское знанiе и философскiя задачи были чужды опыта, то между философiею и науками не могло бы быть ничего общаго, и философiя неизбƀжно, по содержанiю, существенно отличалась бы отъ наукъ. Но, въ дƀйствительности, факты показываютъ намъ, что науки, поднявшись надъ извƀстнымъ уровнемъ, непремƀнно стремятся къ завƀршенiю своего развитiя философскимъ понятiемъ, которое всегда неизбƀжно и

 

 

–  201  –

 

всегда можетъ быть выработано, когда дƀло идетъ объ образованiи высшихъ научныхъ положенiй. Основанiе къ такому стремленiю очевидно. Опытныя науки суть спецiальныя науки, а для ихъ высшихъ конечныхъ понятiй спецiальная точка зрƀнiя не можетъ быть достаточна. Высшiя понятiя, по самой природƀ своей, не спецiальны, но общи, т.-е. они общи нƀсколькимъ спецiальнымъ областямъ, или, иначе: предметъ спецiальныхъ наукъ можетъ быть изучаемъ въ различныхъ отношенiяхъ разными спецiальными науками. Всякая спецiальная наука поэтому, подходя къ выработкƀ своего высшаго понятiя, должна войти въ соприкосновенiе съ другими науками, т.-е. въ этомъ отношенiи перестать быть спецiальною наукою. Такимъ образомъ, всƀ спецiальныя науки стремятся къ одному пункту, въ которомъ онƀ сливаются въ одно общее понятiе, совƀршенно лишенное спецiальнаго характера.

Изъ этого видно, что опытныя науки противопоставляются философiи не съ точки зрƀнiя опыта – общаго ихъ основанiя, а только постольку, поскольку опытныя науки – науки спецiальныя, a философiя – наука всеобщая, – наука, объединяющая понятiя, выработанныя отдƀльными дисциплинами, и подводящая ихъ подъ высшее, общее понятiе.

Таковъ результата. Каковы же средства?

Такъ какъ всякая спецiальная наука вырабатываетъ только спецiальныя понятiя, только тƀ понятiя, которыя она можетъ выработать, не выходя изъ круга своей спецiальности, безъ вниманiя къ нуждамъ другихъ спецiальныхъ наукъ, то задача выработки общихъ понятiй изъ частныхъ понятiй двухъ или нƀсколькихъ спецiальныхъ наукъ должна представлять особенности и трудности, чуждыя кругу спецiальной науки. Ни одинъ изъ спецiальныхъ методовъ не можетъ быть годенъ самъ по себƀ для преодолƀнiя этихъ трудностей; но для разрƀшенiя задачи потребуется отчасти подвƀргнуть болƀе строгой логической обработкƀ одностороннiя спецiальныя понятiя, отчасти провƀрить прикладные методы посредствомъ методологическаго анализа и въ то же время изслƀдовать физiологическую и (въ широкомъ смыслƀ) психологическую сторону влiянiя субъекта.

 

 

–  202  –

 

Понятно, что общая совокупность частныхъ понятiй спецiальныхъ наукъ наложить на умственную работу особый отпечатокъ: мышленiе опредƀлится всестороннiе, станетъ шире, отвлеченнƀе въ отношенiи логическомъ, глубже – въ психологическомъ. Тутъ-то поэтому и лежитъ та граница, которую собственно-спецiальное мышленiе не осмƀливается переступать, та область, въ которой инстинктъ спецiалиста безошибочно чуетъ философiю и куда поэтому не вступаетъ, предпочитая предоставить изслƀдованiе ея философу. Спецiалисты и не подымаютъ, впрочемъ, науки до ея заключительныхъ понятiй: это дƀло остается принадлежностью умовъ, предрасположенныхъ къ обобщенiямъ.

Теперь мы стоимъ на порогƀ философiи, имƀнно той научной философiи, возможность которой начинаетъ для насъ просвƀчивать.

Припомнимъ, что система понятiй, заключающая въ себƀ знанiе какихъ бы то ни было (опытомъ данныхъ) объектовъ, требуетъ для завƀршенiя своего въ формальномъ отношенiи выработки послƀдняго высшаго понятiя, которое, завƀршая систему, образуетъ изъ нихъ замкнутое цƀлое – науку. Это высшее понятiе не есть уже понятiе спецiально-научное, но общее понятiе, принявшее въ себя всƀ частныя понятiя, изъ которыхъ состоитъ система, или, иначе говоря, абстрактно представляющее всю совокупность данныхъ объектовъ. Пока оно не можетъ удовлетворять такому требованiю общности и не охватываетъ ряда или группы объектовъ, до тƀхъ поръ можетъ быть мыслимо такое понятiе, объемъ котораго еще общƀе, и самое общее понятiе остается невыработаннымъ.

Такимъ образомъ, всякой спецiальной наукƀ предстоитъ или остаться незаконченною, страдать отсутствiемъ заключительной идеи, или завƀршиться общимъ, высшимъ понятiемъ. Само собою разумƀется, что, при образованiи этого общаго, высшаго понятiя всƀхъ спецiальныхъ наукъ, безотносительно къ ихъ сродству, представляется несравненно болƀе сложная работа, чƀмъ при образованiи общихъ понятiй для двухъ или нƀсколькихъ спецiальныхъ наукъ. Однако же, имƀнно то, въ чƀмъ сосредоточивается здƀсь трудность, является побужденiемъ къ

 

 

–  203  –

 

преодолƀнiю ея; и побужденiе это бывало такъ интенсивно, что заставляло пытаться достигнуть указанной выше цƀли, безсознательно или сознательно обходя находящiяся на пути опытныя науки; попытка, успƀхъ которой могъ, очевидно, всегда быть только кажущимся. Такимъ образомъ, потребность единства неудержимо влечетъ къ выработкƀ единства всƀхъ наукъ и объектовъ ихъ, – къ выработкƀ единства, которое было бы, если то возможно, истинно высшимъ и послƀднимъ единствомъ данныхъ опытомъ объектовъ.

Разсмотримъ нƀсколько ближе это единство объектовъ, такъ какъ, согласно замƀчанiю, сдƀланному выше, требованiе его установленiя дƀлаетъ ощутимыми сопряженныя съ такимъ дƀломъ трудности и въ то же время влечетъ къ преодолƀнiю ихъ. Трудности, о которыхъ идетъ рƀчь, заключаются въ томъ, что требуемое высшее единство понятiй должно быть свободно отъ противорƀчiй, а между тƀмъ, при историческомъ развитiи спецiальныхъ наукъ, не можетъ не соединять въ себƀ такихъ противополагающихъ признаковъ, которые дƀлаютъ его дуалистическимъ. Такъ какъ дуализмъ этотъ, повидимому, принципiаленъ и включенiе его въ научное понятiе, долженствующее имƀть характеръ единства, неизбƀжно дƀлаетъ понятiе это противорƀчивымъ, то возможность устраненiя противорƀчiя можетъ явиться только какъ результатъ цƀлаго ряда попытокъ подвƀргнуть изслƀдованiю, путемъ изученiя принциповъ познаванiя, самые крайнiе послƀднiе корни противорƀчiя какъ на почвƀ объекта, такъ и напочвƀ субъекта. Это изслƀдованiе должно освƀтить упомянутыя трудности установленiя самаго общаго понятiя, какъ высшаго единства, и обнаружить ту многосложность вопросовъ, которые могутъ повƀсти къ установленiю особыхъ спецiальныхъ наукъ, а также выяснить, что всƀ спецiальныя науки должны быть разсматриваемы какъ вспомогательныя по отношенiю къ результату самаго изслƀдованiя, т.-е. по отношенiю къ выработкƀ высшаго понятiя. Это изслƀдованiе, наконецъ, приведетъ къ убƀжденiю, что спецiально-научныя работы, какъ въ томъ случаƀ, когда онƀ сознательно задаются цƀлью выработки этого конечнаго результата, такъ и въ томъ, когда они стремятся

 

 

–  204  –

 

доказать невозможность этой выработки, могутъ быть сами разсматриваемы какъ работы, относящiяся къ области особой самостоятельной науки.

Подходя такимъ образомъ къ опредƀленiю философiи, Авенарiусъ намƀчаетъ то широкое понятiе, которое, съ одной стороны охватываетъ спецiальныя и сложныя изслƀдованiя, не могущiя быть отнесенными ни къ одной изъ спецiальныхъ наукъ и имƀющiя цƀлью возвƀсти понятiя низшихъ степеней обобщенiя къ послƀднему, самому общему; съ другой стороны, обнимаетъ всю область спецiальныхъ наукъ, относящихся къ указанному выше изслƀдованiю въ качествƀ наукъ вспомогательныхъ. Такимъ образомъ, всякая спецiальная наука, ведущая къ наивысшему общему (философскому) понятiю, получаетъ значенiе философскской, такъ какъ для завƀршенiя своего она вводить свое относительно-общее понятiе въ связь съ такими же понятiями другихъ наукъ и сознательно служить, такимъ образомъ, выработкƀ наивысшаго понятiя.

Чтобы по праву называться наукой и быть не только массой накопленнаго знанiя, всякая наука должна необходимо завƀршиться послƀднимъ высшимъ понятiемъ. Удовлетворенiемъ этого требованiя исполняется изложенное выше условiе формальной организацiи понятiй. Изъ этого слƀдуетъ, что всякая спецiальная наука, только благодаря философскому элемƀнту, въ нее входящему, становится «наукою». По этой-то причинƀ всякая достигшая высшей степени развитiя спецiальная наука и стремится сперва инстинктивно, а потомъ сознательно къ проникновенно философiи въ ея понятiя.

Послƀ всего сказаннаго, формулированный выше вопросы какимъ образомъ возможна научная философiя? ставится такъ: возможно-ли существованiе науки безъ участiя философiи?

Доведя разсужденiе до этого пункта, Авенарiусъ указываетъ на то, что онъ никогда не терялъ изъ виду того научно-философскаго понятiя, которое должно выражать единство всƀхъ спецiально-научныхъ объектовъ. Этимъ понятiемъ спецiальныя науки завƀршаютъ выработку понятiй о своихъ объектахъ и, какъ науки, завƀршаются сами. Такимъ образомъ, результатомъ

 

 

–  205  –

 

выработки одного высшаго понятiя объ объектахъ вообще является единство понятiя обо всƀмъ, подлежащемъ научному изслƀдованiю, – единство мiроразумƀнiя. Ни одна изъ спецiальныхъ наукъ не можетъ считаться законченною, пока она не указала мƀста своего объекта въ мiрƀ какъ цƀломъ; тƀ же науки, которыя указываютъ человƀческому разуму его мƀсто и стараются выработать о немъ самомъ научныя понятiя, обыкновенно считаются философскими науками по преимуществу. Но останавливаясь долго надъ этою стороною вопроса, Авенарiусъ выставляетъ другую, главнƀйшую, заключающуюся въ томъ, что науки стремленiемъ своимъ стать философскими завƀршаются не только въ формальномъ отношенiи, но и по содержанию, даютъ же онƀ своимъ работамъ законченность только тогда, когда провƀрятъ свои относительно-общiя понятiя высшимъ единымъ понятiемъ и, такимъ образомъ, окажутъ въ свою очередь содƀйствiе установленiю единства мiроразумƀнiя. Такое проникнутое единствомъ мiроразумƀнiе и считаютъ обыкновенно задачею философiи, и считаютъ по праву, такъ какъ философiя, въ послƀдней инстанцiи, есть не что иное, какъ результатъ слитiя спецiальныхъ наукъ въ одно всеобщее понятiе. Выяснивъ такое единство всƀхъ спецiальныхъ наукъ и философiи, можно сравнить это единство съ пирамидой, вƀршину которой занимаетъ философiя, или съ окружностью, въ центрƀ которой стоитъ философiя; такое сравненiе совƀршенно ясно выражаетъ идею значенiя философiи, какъ науки. Относясь одинаково ко всƀмъ спецiальнымъ наукамъ, философiя подымаетъ каждую изъ нихъ до значенiя науки; въ то же время, давая всей совокупности ихъ единство, этому единству придаетъ значенiе науки.

Въ заключенiе Авенарiусъ еще разъ видоизмƀняетъ постановку вопроса и этимъ измƀненiемъ очень удачно даетъ своей мысли вƀсьма характеристическую законченность. «Теперь – говоритъ онъ – вопросъ нашъ заключается не въ томъ, возможно-ли существованiе науки безъ философiи, и не въ томъ, какимъ образомъ возможна философiя, которая не была бы наукой, но

 

 

–  206  –

 

въ томъ, какимъ образомъ возможна наука, которая не была бы филоcофiей?»

 

–––––

 

Мы сказали уже, что Авенарiусъ ставитъ себƀ цƀлью сведенiе всего развитiя фидософiи къ принципу наимƀньшей траты силъ. Посмотримъ теперь, чƀмъ онъ обосновываетъ и какимъ образомъ проводить это положенiе.

Онъ начинаетъ съ установленiя цƀлесообразности, какъ свойства, присущаго всякой психической дƀятельности. Можно, – говорить онъ, – относиться съ сомньнiемъ къ различнымъ толкованiямъ происхожденiя этой цƀлесообразности, но нельзя сомнƀваться въ ней самой, благодаря слишкомъ большому значенiю ея для сохраненiя индивида. Мы не можемъ даже представить себƀ возможности этого сохраненiя, если не допустимъ, что психическiя функцiи способны выполнить въ самой высокой степени требованiя цƀлесообразности.

Каковы же требованiя наши по отношенiю къ цƀлесообразности психическихъ функцiй? Они двойственны: цƀлесообразно-дƀйствующая организацiя не только должна решать свою задачу, но должна еще решать ее съ относительно наимƀньшею затратой силъ, т.-е. съ относительно наимƀньшимъ пользованiемъ имƀющимися средствами. Всякое решенiе той или другой задачи придется счесть тƀмъ болƀе цƀлесообразнымъ, чƀмъ мƀнƀе силъ будетъ при этомъ потрачено напрасно, – чƀмъ болƀе будетъ ихъ сохранено для другихъ дƀйствiй; мы всегда почтемъ данную силу тƀмъ цƀлесообразнƀе приложенною, чƀмъ значительнее будетъ полученный чрезъ ея посредство результатъ.

Установивъ взгдядъ на общую цƀлесообразность психическихъ функцiй, Авенарiусъ переходить затƀмъ къ изслƀдованiю вопроса о томъ, не обнаруживаетъ-ли одна изъ нихъ, имƀнно теоретическая, т.-е. мышленiе, такое же стремленiе къ охраненiю силъ отъ излишнихъ тратъ.

Въ теоретическомъ мышленiи или аперцепцiи, – говоритъ Авенарiусъ, – идетъ дƀло о взаимодƀйствiи двухъ комплексовъ представленiе съ цƀлью опредƀленiя содержанiя или,

 

 

–  207  –

 

соотносительно, характеристики того изъ нихъ, который является сравнительно менƀе опредƀленнымъ. Если бы психическiя силы были безграничны, то о цƀлесообразной тратƀ ихъ не было бы и рƀчи; но такъ какъ силы эти ограничены, то указанную выше выработку опредƀленности содержанiя представленiй и приходится неизбƀжно вƀсти, по возможности, цƀлесообразно, т.-е. съ наимƀньшею затратой силъ иди, соотносительно, съ наибольшимъ для данной затраты результатомъ.

Чтт мы можемъ заметить, – говоритъ далƀе Авенарiусъ, – если присмотримся къ извƀстной склонности человƀческаго ума къ систематизированiю»? Прежде всего, то, что во всякой системƀ, какъ системƀ, преслƀдуется значительное сбереженiе силъ. Въ систематизированiи имƀетъ мƀсто организацiя цƀлыхъ совокупностей представленiй, достигаемая установкою одного изъ комплексовъ этихъ представленiй въ центральномъ пункте и группировкою остальныхъ вокругъ него. Благодаря такому распорядку представленiй, сознанiе облегчаетъ себƀ орiентировку среди ихъ, и затƀмъ еще достигается возможность рƀшенiя всƀхъ могущихъ возникнуть проблемъ, такъ какъ представленiе, являющееся содержанiемъ этихъ проблемъ, безъ колебанiй подводится подъ центральное, и, далƀе, всякую новую проблему легко примкнуть къ родственной ей группе другихъ проблемъ, отнесенныхъ уже къ центральному представленiю, и, такимъ образомъ, сразу поставить ее на вƀрный путь къ разрƀшенiю. Слƀдуетъ замƀтить, наконецъ, что своею дƀйствительною иди мнимою полнотой всякая система представляетъ, въ виду могущихъ возникнуть спецiальныхъ проблемъ, выгоды увƀренности и покоя, и, въ то же время, благодаря своей дƀйствительной законченности, даетъ и выгоды обезпеченной устойчивости системы, такъ какъ всƀ заключенiя, выводимыя изъ центральнаго представленiя, прiурочиваются къ его же поддержанiю, и между всƀми входящими въ систему представленiями устанавливается взаимная связь и обоюдная поддержка.

Всƀ эти моменты, – замƀчаетъ Авенарiусъ, – несомнƀнно служатъ охранƀ затрачиваемыхъ силъ.

Еще явственнеƀе обнаруживается стремленiе къ минимальной

 

 

–  208  –

 

тратƀ силъ во всƀхъ случаяхъ, когда мы имƀемъ дƀло съ тƀмъ, чту намъ привычно или, соотносительно, непривычно. Всякому извƀстно, что предпочтенiе, оказываемое всƀму привычному передъ непривычнымъ, находитъ для себя самые разнообразные исходы: непривычное то устраняется изъ обихода мышленiя – забывается, то сводится на привычное при помощи той иди иной ассоцiацiи: новое – на старое, чуждое – на обыденное, неизвƀстное – на извƀстное и т.д.

Разсматривая затƀмъ роль языка, какъ орудiя, несущаго чрезвычайно полезную службу при охранƀ силъ отъ напрасной траты, Авенарiусъ приходитъ къ заключенiю, что теоретическое мышленiе или аперцепцiя всƀгда является съ разсчетомъ на экономизированiе своихъ средствъ и во всƀхъ своихъ дƀйствiяхъ всƀгда руководится этимъ разсчетомъ. Въ аперцепцiи, какъ мы уже знаемъ, дƀло идетъ о взаимодƀйствiи двухъкомплексовъ представленiй, одинъ изъ которыхъ – болƀе опредƀленный по своему содержанiю – и долженъ оказать по отношенiю къ намƀченной цƀли желаемую услугу. Спрашивается, каковы должны быть входящiя въ него представленiя, для того чтобы услуга эта, т.-е. сбереженiе силъ, могла бы достигнуть максимума? Очевидно, прежде всƀго, что содержанiе этихъ представленiй должно быть извƀстно, и затƀмъ оно не должно быть единичнымъ или частнымъ, а общимъ, т.-е., собственно говоря, имƀть значенiе понятiя. Оно должно вƀсти не только къ узнаванiю, достигаемому чрезъ сведете частнаго къ частному, но къ пониманiю, т.-е. къ обогащенiю даннаго представленiя всƀмъ содержанiемъ того понятiя, подъ которое оно подводится. Благодаря этому свойству, пониманiе его и можно считать теоретическою аперцепцiей par excellence.

Но оно является и теоретическою аперцепцiей par prйfйrence имƀнно въ силу той полноты, съ которою имъ удовлетворяется требованiе наимƀньшей траты силъ. Общее понятiе не только служитъ расширенiю содержанiя даннаго представленiя, но и захватываете еще цƀдый рядъ такихъ представленiй, которыя могутъ считаться того же рода, что и данное, или, по крайней мƀрƀ, могутъ быть признаны сходственными

 

 

–  209  –

 

съ нимъ. Не только всƀ содержанiе этого понятая, но и всƀ объекты, къ которымъ можетъ быть отнесено это содержанiе, проходитъ при этомъ чрезъ сознанiе. Такъ, наприм., общее понятiе «животное» наводитъ на мысль не только всƀ охватываемое имъ содержанiе, но еще и припоминанiе о всƀхъ тƀхъ животныхъ, схожихъ съ подводимыми подъ наше понятiе, или предположенiе о такихъ, которыя могли бы включиться въ его содержанiе.

Показавъ важное значенiе пониманiя для нашего мышленiя, Авенарiусъ ставитъ вопросъ, – не принадлежитъ-ли философiя, столь гордƀливо имƀнующая себя «наукою наукъ», къ числу тƀхъ умственныхъ дисциплинъ, задача которыхъ заключается въ пониманiи?

Философiя, – говоритъ онъ, – не можетъ еще дать окончательного отвƀта на этотъ простой и ясный вопросъ. Можемъ-ли мы указать на обще-признанное понятiе философiи, зная, что философiй много, но философiи еще нƀтъ? По этой причинƀ и нƀтъ возможности разрƀшить окончательно поставленный вопросъ, хотя и возможно дать ему хотя одностороннее, по крайней мƀрƀ, освƀщенiе. Ставя вопросъ, Авенарiусъ не имƀетъ въ виду исчерпать его въ логическомъ отношенiи, а подразумƀваетъ только возможность его историческаго разрƀшенiя. Не подлежитъ сомнƀнiю для всякаго сколько-нибудь знакомаго съ исторiей философiи, что такое рƀшенiе оказалось бы положительнымъ т.-е. подтвƀрдило бы намъ ту истину, что общее направленiе философiи имƀетъ своею цƀлью пониманiе.

Такимъ образомъ, оказывается, – говоритъ Авенарiусъ въ заключенiе этой части своего разсужденiя, – что мы можемъ смотрƀть на принципъ наимƀньшей траты силъ вообще какъ на основу теоретическаго мышленiя и, вмƀстƀ съ тƀмъ какъ на основу стремленiй къ пониманiю всƀхъ наукъ, задающихся пониманiемъ, и, слƀдовательно, въ частности, какъ на корень философiи.

Переходя затъмъ къ разсмотрƀнiю вопроса о задачƀ философiи, Авенарiусъ, ссылаясь на предшествующее разсужденiе, говоритъ, что въ цƀлесообразности пониманiя были

 

 

–  210  –

 

выяснены двƀ стороны: во-первыхъ, сведенiе неизвƀстнаго на извƀстное и, во-вторыхъ, подведенiе частнаго подъ общее, – представленiя подъ понятiе. Надо замƀтить, что оба эти момента должны быть разсматриваемы не только какъ основа пониманiя, но въ нихъ слƀдуетъ еще видƀть и условiя самаго пониманiя, – тƀ требованiя, которыя необходимо должны быть на лицо для того, чтобы пониманiе могло состояться. Извƀстное и общее понятiя и являются имƀнно тƀми средствами, орудiями или факторами, дƀйствiе коихъ производитъ пониманiе. Тамъ, гдƀ ихъ не оказывается, пониманiе становится невозможно.

Теперь является возможность опредƀлить границы пониманiя. Онƀ, очевидно, распространены въ той же мƀрƀ, какъ и соотвƀтствующiя имъ понятiя. Эти же послƀднiя идутъ до, такъ сказать, абсолютнаго простого понятiя, соотносительно, до понятiя абсолютно-простого и, въ то же время, до, такъ сказать, абсолютнаго общаго понятiя, соотносительно, до понятiя абсолютно-общаго. По этой причинƀ всƀ науки, ставящiя себƀ цƀлью пониманiе, считаютъ цƀль свою вполнƀ достигнутою, когда имъ удается, съ одной стороны, расчленить свое содержанiе на проетƀйшiя составныя части, и, съ другой, вывƀсти тƀ общiя понятiя, которыя могли бы во всƀй полнотƀ охватывать данную совокупность явленiй. Такiя понятiя и получаютъ значенiе самыхъ общихъ понятiй и высшихъ законовъ, такъ какъ «законы» суть тƀ же аперцепцiи, съ тƀмъ только различiемъ отъ общихъ понятiй, что подъ нихъ подводятся не однородныя вещи, а однородныя событiя.

Изъ этого явствуетъ, что разысканiе законовъ соотвƀтствуетъ тому же стремленiю къ пониманiю, что и стремленiе мыслить понятiями, и что корень какъ того, такъ и другого слƀдуетъ видƀть въ принципƀ наимƀньшей траты силъ. Можно утвƀрждать поэтому, что закону нельзя приписать бтльшаго объективнаго значенiя, чƀмъ понятiю; значенiе же ихъ обоихъ зиждется на опытƀ, выраженномъ подведенными подъ нихъ представленiями единичныхъ вещей и единичныхъ событiй.

Представленiя единичныхъ вещей и единичныхъ событiй, подводимыя подъ понятiя и законы, – разсуждаетъ далƀе

 

 

–  211  –

 

Авенарiусъ, – находятъ въ этихъ понятiяхъ и законахъ объединенiе всƀму тому, чту у нихъ есть общаго. Точно такое же объединенiе могутъ дать высшiя понятiя и законы низшимъ и такимъ путемъ объединенiе можеть быть доведено до того понятая или закона, который соотвƀтствуетъ наивысшему единству. Такимъ образомъ, принципъ наимƀньшей траты силъ оказывается не только корнемъ стремленiя къ пониманию, но и корнемъ стремленiя къ единству вообще, къ наивысшему единству въ особенности.

Изъ этого видно, что представленiя множественности противорƀчатъ нашему основному принципу. Множественность всƀгда принимается высоко-развитымъ чувствомъ какъ обремƀненiе сознанiя. Вƀрность этого положенiя доказывается исторiею человƀческой мысли, которая, не взирая ни на какiя разочарованiя, всƀгда стремилась къ сведенiю всƀй своей дƀятельности къ единству.

Не останавливаясь надъ изслƀдованiемъ вопроса о томъ, существуетъ-ли на самомъ дƀлƀ такое единство, Авенарiусъ обращаетъ вниманiе теперь лишь на то, что стремленiе къ нему проявляется въ тƀсной связи со стремленiемъ къ пониманiю или къ мышленiю общей совокупности всƀго существующаго посредствомъ понятiй и показываетъ затƀмъ, что наука, избравшая себƀ предметомъ эту совокупность, была не изъ числа тƀхъ, которыя занимались отдƀльными частями, сторонами или развƀтвленiя ми этой совокупности, а имƀнно та, которая задачею своею ставила изученiе всƀй этой совокупности, какъ единаго цƀлаго, – наука эта, по свидƀтельству исторiи, и есть философiя.

Если мы припомнишь теперь, – говорить Авенарiусъ въ заключенiе этой части своего труда, – что направленное на общую совокупность вещей и событiй мышленiе есть мышленiе отвлеченное, т.-е. совƀршающееся посредствомъ понятiй и имƀющее цƀлью пониманiе, и что это мышленiе опредƀляется принципомъ наимƀньшей траты силъ, то должны будемъ, согласно высказанному нами выше, смотрƀть на философiю какъ на возведенное до научности стремленiе мыслить совокупность всƀго

 

 

–  212  –

 

даннаго въ опытƀ при минимальной на то затратƀ силъ. Совокупность же даннаго въ опытƀ или, соотносительно, того, чтт можетъ быть дано въ опытƀ вообще, называемъ мы мiромъ; подъ философiей, такимъ образомъ, должны мы разумƀть мышленiе о мiрƀ согласно принципу наимƀньшей траты силъ.

Изслƀдованiе вопроса о методƀ философiи Авенарiусъ начинаетъ съ опредƀленiя мƀста, занимаемаго философiей въ ходƀ научнаго развитiя. Если по отношенiю къ ея задачƀ, – говоритъ онъ, – философiя должна быть поставлена послƀднею въ ряду наукъ, такъ какъ собственная ея работа предполагаетъ отдƀльныя спецiальныя науки установившимися, то, по отношенiю времƀни установленiя, философiя, какъ то свидƀтельствуетъ намъ ея исторiя, явилась первою. И нельзя не признать, что такое предвосхищенiе философiею ея задачи вполнƀ согласовалось съ присущими ей основными свойствами. Въ самомъ дƀлƀ, такъ какъ представленiя отдƀльныхъ вещей подводятся подъ общiя понятiя, которыя, такимъ образомъ, дƀлаютъ возможнымъ пониманiе отдƀльныхъ вещей, то стремленiе къ пониманiю находитъ самое скорое и легкое удовлетворенiе тогда, когда мышленiе получаете въ свое распоряженiе тƀ общiя понятiя, какiя оно можетъ выработать, направляя свои силы на всю совокупность данныхъ вещей. По этой причинƀ и приходится мышленiю обратиться, прежде всƀго, къ этой совокупности и, слƀдовательно, для философiи, согласно принципу наимƀньшей траты силъ, само собою открывается первая роль въ исторiи развитiя умственной дƀятельности, направленной къ «пониманiю». Согласно этому же принципу совƀршается и дальнƀйшее развитiе философiи, поскольку развитiе это заключается въ болƀе и болƀе тƀсномъ ограниченiи предƀловъ ея области.

Подведенiе представленiй подъ понятiе, имƀющее при этомъ мƀсто, предполагаетъ, конечно, что представленiя единичныхъ вещей могутъ въ самомъ дƀлƀ быть подведенными подъ понятая. Состоятельность общихъ понятiй необходимо должна пройти черезъ эту провƀрку. И какимъ бы путемъ она ни совершалась, во всякомъ случаƀ, окажется нужнымъ образованiе

 

 

–  213  –

 

спецiальныхъ понятiй для выработки понятiя общаго. Цƀль спецiальнаго изслƀдованiя, во всякомъ случаƀ, будетъ поставлена въ служебное отношенiе къ философiи: оно должно будетъ или провƀрить состоятельность даннаго общаго понятiя, или подготовить выработку такого, которое было бы состоятельно. Тутъ и лежитъ начало дифференцированiя научнаго, посредствомъ понятiй совƀршающагося, т.-е. отвлеченнаго мышленiя, и чрезъ это дифференцированiе произошло и развƀтвленiе научнаго мышленiя на спецiальныя науки.

Характеризуя далƀе отношенiе спецiальныхъ наукъ къ философiи, Авенарiусъ находитъ его двоякимъ: оно является какъ результатъ единства личности мыслителя и какъ результатъ единства цƀли, заключающейся въ только что упомянутой вспомогательной роли спецiальныхъ наукъ. Случайное значенiе перваго обстоятельства очевидно. И если намъ указывають на «философа», занимающагося спецiальною наукой, то это не значитъ еще, что имƀется подтвƀржденiе слiянiя данной науки съ философiей. Если логика, этика, эстетика и теперь еще разрабатываются «философами», то это не значитъ еще, что науки эти по отношенiю къ философiи имƀютъ такое же вспомогательное значенiе, какъ и естественныя науки, напримƀръ, совƀршенно выдƀлившiяся изъ области философiи, или какъ психологiя, съ каждымъ днемъ всƀ болƀе и болƀе изъ нея выдƀляющаяся. Этимъ постепеннымъ прiобрƀтенiемъ самостоятельности спецiальныхъ наукъ задачи философiи, какъ таковой, мало-по-малу свелись къ тому, что философiя сознательно отмежевала себƀ пониманiе всƀй совокупности вещей и противопоставила его пониманiю отдƀльныхъ, спецiальныхъ областей. Можно сказать, резюмируя вышеуказанное, что философское пониманiе охватываетъ мiръ абстрактною формой, общею всƀмъ единичнымъ вещамъ, тогда какъ естественныя науки или естественно-научная космологiя разсматриваетъ мiръ какъ единичную вещь, какъ конкретную форму, изъ которой вырабатывается философская абстракцiя.

Покончивъ съ этимъ вопросомъ, Авенарiусъ переходить къ изслƀдованiю тƀхъ факторовъ, при посредствƀ коихъ философiя

 

 

–  214  –

 

разрƀшаетъ свою задачу – пониманiе общей совокупности вещей. Уже прежде было показано, что всякое пониманiе осуществляется при помощи двухъ элемƀнтовъ: извƀстнаго и общаго понятiй; теперь предстоитъ разсмотрƀть, какимъ образомъ установлялось понятiе «извƀстнаго» въ ходƀ развитiя научнаго мышленiя.

«Извƀстное» получило свою роль въ процессƀ пониманiя въ качествƀ привычнаго, традицiоннаго. Пока представленiя отдƀльныхъ вещей являлись у насъ какъ безпрепятственно подводимыя подъ общiя традицiонныя понятiя, до тƀхъ поръ въ мышленiи не происходило еще того дифференцированiя, которое возникло въ то время, когда стали замƀчать неподводимость нƀкоторыхъ единичныхъ представленiй подъ эти понятiя. Съ этого времƀни рядомъ съ традицiонными понятiями, считавшимися незыблемыми, выступаютъ измƀнчивыя, прогрессирующiя понятiя науки, которыя не опираются уже на привычку, какъ основанiе своей состоятельности, и въ поступательности своего движенiя ищутъ тотъ наибольшiй результатъ, который можетъ быть достигнуть соотвƀтственною затратой силъ.

Извƀcтнымъ съ того времƀни начинаетъ считаться то, чƀмъ овладƀло сознанiе, что присутствуетъ въ сознанiи. Въ этомъ смыслƀ, извƀстное – независимо отъ вопроса его происхожденiя – всƀгда является какъ данное опытомъ, иначе говоря, оно всƀгда есть опытъ, совƀршаемый нами при томъ или иномъ состоянiи сознанiя; объектъ опыта признается при этомъ такимъ, какимъ онъ обрƀтается въ сознанiи. Этими чертами характеризуется первобытный опытъ, – тотъ опытъ, въ которомъ еще неразличимо заключено какъ то, чту внесено въ представленiе самимъ объектомъ, такъ и то, чту вложено въ него cубъектомъ, переживающимъ опытъ. Въ анимизмƀ мы можемъ найти обильную иллюстрацiю такого первобытнаго опыта; но образчикъ его дается и въ томъ воззрƀнiи естествоиспытателя, который въ падающемъ камнƀ усматриваетъ «силу», повƀргающую камƀнь на землю.

Различенiемъ того, что дƀйствительно дается опытомъ, отъ того, чтт влагается въ него мыслью субъекта, полагается

 

 

–  215  –

 

основанiе различiю научнаго опыта отъ опыта наивнаго. Научный опытъ, какъ оно и разумƀется само собою, и есть имƀнно тотъ, который одинъ только долженъ стать содержанiемъ науки, достигшей высшаго пункта своего развитiя. «Извƀстное» съ этого момента перестаетъ уже приниматься такимъ, какимъ намъ даетъ его сознанiе. Теперь требуется уже, чтобы оно было дано научнымъ опытомъ и стало основанiемъ не наивнаго, а научнаго пониманiя. Все, чту не является въ объектƀ, какъ данное, а прилагается мыслью переживающаго опытъ субъекта, – всƀ это устраняется окончательно изъ сферы научнаго п ониманiя[68].

Но чту же имƀнно такое не дается самимъ объектомъ, а влагается въ представленiе его субъектомъ? На этотъ вопросъ Авенарiусъ даетъ вƀсьма опредƀленный отвƀтъ. Онъ обстоятельно разсматриваетъ одинъ за другимъ тƀ роды аперцепцiи, которые антропоморфизируютъ мышленiе, вводятъ въ представленiя такiе элемƀнты, которые въ извƀстной степени искажаютъ объекты извƀстною долей человƀкоуподобленiя ихъ. Авенарiусъ различаетъ три рода такихъ антропоморфическихъ аперцепцiй: миɵологическiя, антропологическiя и тимематологическiя. Миɵологическiя аперцепцiи переносятъ въ представленiе предметовъ всƀ тƀ общiя свойства, которыми характеризуется вƀсь человƀкъ, – всƀ тƀ формы, въ которыхъ выражается человƀческое «я»; антропологическiя – захватываютъ только сферу чувствованiй, a тимематологическiя – вносятъ извƀстныя формы нашего разсудка, причинность, субстанцiальность. Такимъ образомъ, въ каждой изъ этихъ трехъ аперцепцiй мы имƀемъ дƀло съ нƀкоторымъ придаткомъ къ совокупности объективныхъ данныхъ: человƀческая душа является такимъ придаткомъ въ первомъ случаƀ, человƀческое чувство – во второмъ и человƀческая, такъ-называемая, «форма мышленiя» – въ третьемъ.

Чƀмъ болƀе подымается мышленiе до высоты научнаго значенiя, тƀмъ рƀшительнƀе исключаетъ оно, какъ и было

 

 

–  216  –

 

показано выше, всƀ то, чтт не заключается въ данныхъ объектахъ. Въ настоящее время очищенiе отъ миɵологической примƀси подходитъ почти къ концу; очищенiе отъ примƀсей антропологическихъ, по мƀньшей мƀрƀ, намƀчено, тогда какъ вопросъ объ апрiорныхъ формахъ мышленiя, какъ тимематологической примƀси, которая, въ свою очередь, также должна быть удалена для установленiя чистаго опыта, – этотъ вопросъ, какъ утвƀрждаетъ Авенарiусъ, не былъ даже и поставленъ. «Постановка эта и, вмƀстƀ съ тƀмъ, оправданiе ея, обоснованное на развитiи самого мышленiя, дƀлается здƀсь, – говорить Авенарiусъ, – въ первый разъ».

Установленiемъ понятiя «чистаго опыта» опредƀляются границы научнаго пониманiя, которое теперь разъ навсƀгда устраняетъ отъ себя всю сферу пониманiя наивнаго, никогда не могшаго войти въ какiя бы то ни было опредƀленныя границы, такъ какъ хваталось, какъ за орудiе пониманiя, за всƀ то, чтт считалось имъ извƀстнымъ, т.-е., какъ мы знаемъ уже изъ предшествовавшаго, всƀ то, чту было ему привычно, чту обрƀталось готовымъ въ сознанiи, благодаря традицiи или иной случайности.

Остается прибавить, что и понятiе чистаго опыта также обусловлено принципомъ наимƀньшей траты силъ, такъ какъ исключить изъ мышленiя о данномъ всƀ то, чту въ немъ не заключается, значить воздержаться отъ затраты на это мышленiе той доли силъ, которая самимъ предметомъ не требуется.

Покончивъ съ уясненiемъ понятiя чистаго опыта, Авенарiусъ переходитъ къ вопросу о томъ, каковъ долженъ быть тотъ методическiй прiемъ, при помощи котораго философiя можетъ разсчитывать охватить свой объектъ (т.-е., выражаясь кратко, логическую совокупность существующаго), однимъ, на чистомъ опытƀ зиждущемся, понятiи.

Но что имƀнно должна считать философiя своимъ объектомъ? Какимъ образомъ установить она понятiе этого объекта? Очевидно, что первою заботой ея должно быть правильное, методическое установленiе этого понятiя, или, говоря иначе, умƀнье добывать для себя дƀйствительно существующiе объекты.

 

 

–  217  –

 

На первомъ планƀ здƀсь, несомнƀнно, стоитъ наблюденiе; всƀ естественно-научные методы суть методы наблюденiя. Посредствомъ ихъ не только констатируется наличность предмета, но и, кроме того, предметъ этотъ опредƀляется по отношенiю его свойства или по содержанiю. Эти методы приложимы только къ единичнымъ объектамъ и, слƀдовательно, составляютъ достоянiе отдƀльныхъ или спецiальныхъ наукъ.

Но, – продолжаетъ далƀе Авенарiусъ, – мы уже видƀли, что философiя не можетъ существовать въ смыслƀ отдƀльной спецiальной науки, такъ какъ намъ извƀстно уже, что при дифференцировали научнаго изслƀдованiя на долю философiи выпала не та или эта спецiальная область, a нƀкоторая отвлеченная общность всƀхъ областей. Отдƀльныя эти области по отношенiю къ философiи занимаютъ, какъ мы уже знаемъ, положенiе вспомогательное и посредствомъ своихъ методовъ доставляютъ философiи потребные ей объекты. Ихъ методы суть методы наблюденiя, какъ то явствуетъ изъ предыдущаго, совƀршенно неприложимые къ философiи.

Извƀстно, однако же, что методы наблюденiя нельзя считать единственными путями, слƀдуя которымъ естественныя науки достигаютъ до своихъ объектовъ. Такъ какъ всякое наблюденiе неизбƀжно является ограниченнымъ разными физическими – соотвƀтственно: физiологическими и психологическими моментами, то и приходится пополнять его болƀе рацiональными прiемами, а имƀнно: заключенiемъ отъ извƀстнаго къ неизвƀстному.

Можно было предполагать, что прiемъ заключенiя отъ извƀстнаго къ неизвƀстному станетъ если и не исключительно-философскимъ, то, по крайней мƀрƀ, общимъ для философiи и естественныхъ наукъ. И въ самомъ дƀлƀ, въ этомъ направленiи шли лучшiя надежды тƀхъ, которые не заметили неприложимость этого прiема къ философскимъ вопросамъ.

Прежде всƀго, затруднительно было опредƀлить тотъ пунктъ, къ которому прiемъ этотъ могъ бы оказаться приложимымъ. Мы знаемъ уже, что пользованiе «извƀстнымъ» въ научномъ мышленiи подлежитъ ограниченiю, стремящемуся свƀсти

 

 

–  218  –

 

«извƀстное» въ границы даннаго чистымъ опытомъ. Но камƀнь преткновенiя для философiи на этомъ пунктƀ заключается въ томъ, что понятiе чистаго опыта еще предстоитъ выработать.

Притомъ же, указанiемъ на это препятствiе еще не всƀ сказано. Гораздо важнƀе то обстоятельство, что если бы философiя и смогла бы, наконецъ, найти ту точку опоры, на которой она имƀла бы возможность утвƀрдить рычагъ своихъ заключенiй, то трудъ этотъ остался бы, всƀ же таки, безъ всякихъ результатовъ. Дƀло въ томъ, что предметы и явленiя, констатируемые естественными науками при посредствƀ заключенiя, всƀгда однородны съ тƀми, отъ которыхъ дƀлаемо было это заключенiе. Различiе предметовъ всƀгда имƀетъ или специфическое, или пространственное, или времƀнное значенiе. Другими словами, неизвƀстное, о которомъ дƀлается заключенiе, подпадаетъ подъ то же понятiе, что и извƀстное, служившее основою заключенiя. Такъ, напримƀръ, если изъ наблюденiй надъ движенiемъ какой-нибудь планеты я, согласно закону параллелограмма силъ, заключаю о присутствiи центральнаго тƀла, къ которому планета тяготƀетъ, то, очевидно, констатированное моимъ заключенiемъ тƀло подводится подъ понятiе тƀла, а его движенiе – подъ понятiе движенiя. Для естествознанiя случай этотъ, представляя значенiе извƀстной проблемы, можетъ имƀть важное значенiе; но для философiи открытiе центральнаго тƀла могло бы только тогда стать событiемъ, когда можно было бы утвƀрждать, что этимъ путемъ получилось вполнƀ новое для опредƀленiя бытiя понятiе. Нечего и говорить, однако же, что ничто новое этимъ путемъ не получается и что только посредствомъ наблюденiя и опыта обогащается имъ естествознанiе. Такимъ образомъ, нельзя сомнƀваться въ томъ, что прiемъ заключенiя отъ извƀстнаго къ неизвƀстному не можетъ дать для философiи никакихъ результатовъ.

Точно также, – говорить далƀе Авенарiусъ, – философiя не обогатилась бы никакими результатами, если бы пыталась восходить всƀ къ болƀе и болƀе общимъ понятiямъ. Все, чтт бы мы ни добыли заключенiемъ, всƀгда и неизбƀжно подведется

 

 

–  219  –

 

подъ готовый уже понятiя; объемъ этихъ понятiй увеличится, но высота пониманiя чрезъ то не измƀнится, такъ какъ она исключительно зависитъ отъ высоты отвлеченiя того понятiя, подъ которое подводится данное представленiе, и ни отъ чего другого.

Быть можетъ, – не безъ иронiи замƀчаетъ Авенарiусъ въ заключенiе своего разсужденiя о значенiи для философiи прiема заключенiя отъ извƀстнаго къ неизвƀстному, – быть можетъ, безрезультатность усилiй на этомъ пути оставляете для философiи болƀе плодотворное приложенiе этого прiема въ предƀлахъ долженствуемаго быть установленнымъ ею чистаго опыта?

Но и въ этомъ направленiи нƀтъ никакой надежды на успƀхъ. Чистый опытъ, вƀдь, отличается отъ опыта обыденнаго не плюсомъ, а минусомъ; чистый опытъ заключаетъ въ себƀ то же, что и обыденный, за исключенiемъ тƀхъ добавленiй, которыя прилагаются къ нему субъектомъ и которыя совсƀмъ ужъ не годятся для обоснованiя на нпхъ какого бы то ни было заключенiя. Исторiя вполнƀ подтвƀрждаете эту истину: она даетъ длинный рядъ попытокъ, приведшихъ къ олицетворенiямъ, а не реальностямъ, – формамъ, а не къ содержанiе, – тавтологiямъ, а не новымъ понятiямъ. Такимъ образомъ, ни одна изъ этихъ попытокъ не можетъ служить для насъ имƀющимъ значенiе прецедентомъ.

Ранƀе уже было замƀчено, что первою задачей, предлежащею теперь философiи, является выработка понятiя чистаго опыта. Не теряя изъ вида эту задачу, Авенарiусъ обращаетъ сперва вниманiе на то, что и въ прежнiя времƀна философiя, рядомъ съ попытками заключенiй отъ извƀстнаго къ неизвƀстному, преимущественно заботилась объ установленiи понятiя о такомъ опытƀ, который, сообразно степени развитiя научнаго мышленiя въ данное время, могъ считаться или близкимъ къ чистому, или совƀршенно чистымъ.

Характеръ изслƀдованiй въ этомъ направленiи былъ, какъ извƀстно, критическiй, а потому можетъ показаться, что критическiй методъ и есть имƀнно тотъ, при помощи котораго вырабатывается понятiе чистаго опыта. Нƀтъ сомнƀнiя, что методъ

 

 

–  220  –

 

этотъ является здƀсь необходимымъ, но только не болƀе, какъ подготовительный. Недостаточность критики для установленiя чистаго опыта доказалъ уже величайшiй критическiй философъ Кантъ; его Критика чистаго разума прерывается имƀнно на томъ пунктƀ, въ которомъ она могла бы перейти въ критику чистаго опыта. Такая критика не должна была бы довольствоваться раскрытiемъ примƀсей къ тому, что принималось за чистый опытъ, но должна была бы еще рядомъ съ критическимъ анализомъ выдвинуть впередъ и другой прiемъ, при посредствƀ котораго сдƀлалось бы возможно положительное примƀненiе отрицательныхъ результатовъ критики. Этотъ прiемъ, какъ оно и очевидно, только и можетъ быть устраненiемъ (элиминацiей) всƀго того, чтт въ опытƀ является добавленiемъ или примƀсью. Методъ устраненiя, или элиминацiонный, является, какъ видно изъ этого, собственно философскимъ методомъ. Этотъ методъ, какъ замƀчаетъ Авенарiусъ, и примƀнялся во всƀхъ предшествовавшихъ разсужденiяхъ. Веденныя согласно принципу наимƀньшей траты силъ, они инстинктивно подчинялись методу элиминацiи, хотя онъ былъ сформулированъ только теперь, послƀ цƀлаго ряда случаевъ, въ которыхъ уже имƀло мƀсто его приложенiе.

Заканчивая изслƀдованiе вопроса о методƀ философiи, Авенарiусъ считаетъ нужнымъ добавить, что если въ предшествовавшемъ изложенiи элиминацiонный методъ и представленъ какъ методъ собственно философскiй, то изъ этого не слƀдуетъ еще заключать, что его должно считать методомъ исключительно философскимъ. И естественныя науки также не чужды заботƀ объ очищенiи своихъ, изъ опыта добытыхъ, понятiй. Если философiя занята очищенiемъ тƀхъ данныхъ, которыя составляютъ ея содержанiе, то дƀлаетъ она это не какъ философiя, а какъ научное мышленiе. Философiя отличается отъ спецiальныхъ наукъ не своимъ методомъ, но исключительно только своимъ объектомъ – понятiями охватываемою совокупностью фактовъ, данныхъ опытомъ. Различiе между философскимъ и естественно-научнымъ мышленiемъ можетъ имƀть, какъ видно изъ этого, не только относительное, но и произвольное значенiе,

 

 

–  221  –

 

оправдываемое развƀ въ историческомъ отношенiи, и методъ элиминацiи принадлежитъ несомнƀнно въ такой же мƀрƀ естественнымъ наукамъ, какъ и философiи, которая получаетъ въ свое вƀдƀнiе содержанiе естественныхъ наукъ, ими уже очищенное.

Въ заключенiе всƀго этого разсужденiя можно сказать, что если философiя, т.-е. мышленiе, направленное на изученiе общей совокупности всƀго существующаго, и перестаетъ быть наукой въ обычномъ значенiи этого слова, то она остается, всƀ же таки, научнымъ мышленiемъ. Во всƀмъ предшествующемъ разсужденiи о ней въ иномъ смыслƀ не было и рƀчи.

Корень философiи, ея задачи и методъ составляютъ содержанiе первыхъ трехъ, разсмотрƀнныхъ уже нами, отдƀловъ сочиненiя Авенарiуса; укладу философiи посвященъ четвƀртый и послƀднiй отдƀлъ, ознакомленiемъ съ которымъ мы теперь займемся.

Первымъ вопросомъ здƀсь является анализъ тƀхъ опытныхъ понятiй, которыя являются данными, выработанными естествознанiемъ, и отдƀленiе въ этихъ понятiяхъ элемƀнтовъ, соотвƀтствующихъ требованiямъ чистаго опыта, отъ внесенныхъ въ нихъ субъектомъ примƀсей.

Мы знаемъ, – говоритъ Авенарiусъ, – что естественныя науки разсматриваютъ всƀ существующее какъ совокупность aтомовъ, движимыхъ силою и по необходимости взаимно воздƀйствующихъ другъ на друга.

Отдƀлимъ въ этомъ понятiи примƀсь отъ того, что соотвƀтствуетъ въ немъ чистому опыту, и воспользуемся полученнымъ остаткомъ для образованiя намƀченнаго нами высшаго понятiя.

Результатъ этого изслƀдованiя отчасти уже предвосхищенъ нами и въ нƀкоторой степени не чуждъ въ настоящее время неотсталой наукƀ.

Прежде всƀго мы ставимъ слƀдующiй вопросъ: дана-ли сила въ чистомъ опытƀ, какъ нƀчто движущее? Никакое наблюденiе движущейся вещи, – отвƀчаемъ мы, – не дало возможности воспринять силу, и тотъ единственный случай, когда мы ее воспринимаемъ, относится не къ движенiю, а къ нашему

 

 

–  222  –

 

ощущенiю силы. Ощущенiе это является всƀгда какъ сопутствующее движенiю нашихъ членовъ, а не какъ чувство, причиняющее это движенiе. Но если порядокъ этотъ и былъ бы обратный, то и тогда никакой опытъ въ свƀтƀ не могъ бы указать той точки, съ которой ощущаемая сила воздƀйствуетъ на мускулы. Мы не испытываемъ такого процесса, а потому и не имƀемъ о немъ никакого представленiя. Ощущенiе силы и мускульное движенiе совƀршенно разнородны, и поэтому нƀтъ никакой возможности заключить отъ одного къ другому, предполагая найти въ этомъ заключенiи состоятельную замƀну опыта.

Не испытывая ощущенiя силы, какъ чего-то движущаго, мы точно также не испытываемъ и необходимости этого движенiя. Вслƀдъ за силой падаетъ и необходимость, такъ какъ сила есть нƀчто принуждающее, а необходимость – самое принужденiе. Мы испытываемъ только одно – послƀдовательность этихъ явленiй; принужденiя же или произвола мы вовсƀ не испытываемъ.

Поскольку представленiе причинности, – продолжаетъ Авенарiусъ, – требуетъ силы, необходимости и принужденiя, какъ составныхъ частей послƀдовательности явленiй, постольку разомъ падаетъ и причинность. Если принужденiе въ указанной выше комбинацiи необходимо въ смыслƀ «причины», то придется признать, что представленiе это возникло въ данномъ случаƀ совƀршенно аналогично тƀмъ представленiямъ, которыя связываются съ деревьями, камнями, раковинами и т.п. предметами у фетишистовъ. Основной моментъ здƀсь – пониманiе; но и въ томъ и въ другомъ случаƀ пониманiе это имƀетъ характеръ наивный, антропопатическiй. Различiе обоихъ случаевъ – чисто-количественное, отнюдь не качественное.

Подведя итогъ разсужденiю, посредствомъ котораго были устранены (элиминированы) «сила» и «причинность», Авенарiусъ считаетъ нужнымъ замƀтить, что устранены онƀ были постольку, поскольку въ нихъ были открыты антропопатическiя аперцепцiи, а никакъ не въ отношенiи выражаемаго ими эмпирическаго отношенiя между двумя и болƀе предметами.

 

 

–  223  –

 

Причинность не перестанетъ означать непрерывность въ ходƀ всƀго совƀршающагося и въ этомъ значенiи находить для себя полное оправданiе.

Съ точки зрƀнiя принципа наимƀньшей траты силъ причинность означаетъ соотношенiя двухъ моментовъ, одинъ изъ которыхъ можетъ мыслиться какъ цƀль, а другой – какъ средство. На этомъ основанiи самый приндипъ можно бы назвать «принципомъ наимƀньшей затраты средствъ», какъ-то и было уже сдƀлано Цёльнеромъ.

«Сила» и «причинность» останутся, наконецъ, и какъ такiя краткiя формулы или сжатыя выраженiя, безъ которыхъ пока еще нельзя обойтись.

Теперь предстоитъ изслƀдовать понятiе «субстанцiи» и рƀшить вопросъ о томъ, въ какомъ смыслƀ она должна быть устранена и въ какомъ – сохранена.

Для удовлетворительнаго рƀшенiя этого вопроса Авенарiусъ считаетъ нужнымъ предварительно бросить бƀглый взглядъ на соотношенiе между развитiемъ мышленiя и развитiемъ языка.

Первоначальныя воспрiятiя, обозначаемыя нашею рƀчыо, – говорить онъ, – содержать предметъ какъ сложное единство, многоразличiе котораго остается еще несознаннымъ. Всƀ болƀе и болƀе развивающаяся у человƀка способность различенiя разлагаетъ мало-по-малу, при сильномъ влiянiи развитiя рƀчи, это первоначальное единство, но немедленно же вслƀдъ затƀмъ опять возстановляетъ его въ качествƀ новаго единства высшаго рода: различныя свойства и движенiя предмета теперь уже различаются и при посредствƀ названiй, относительно изолируемыхъ, вновь притягиваются къ первоначальной единицƀ (сохраненной опять-таки языкомъ), какъ къ своему подлежащему въ формƀ сказуемыхъ.

Такимъ образомъ, первоначальная цƀльная вещь противопоставляется ея же собственнымъ свойствамъ, а это отношенiе вслƀдъ затƀмъ, снова подъ влiянiемъ языка, является уже антропоморфизированнымъ, т.-е. вещь представляется уже дƀятельною, подвижною, обладающею и претерпƀвающею. Само собою разумƀется, что это новое понятiе захватываетъ не мало

 

 

–  224  –

 

элемƀнтовъ, противорƀъчащихъ идеƀ чистаго опыта; но дальнƀйшее его развитiе не только не очищаетъ его отъ этой примƀси, но производитъ еще такiя въ немъ перемƀны, которыя только осложняютъ и затрудняютъ задачу критической работы, которая рано или поздно должна наступить.

Значенiе понятiя вещи, противопоставленной ея свойствамъ, явно измƀнчивымъ и преходящимъ, приподымаетъ значенiе вещи, остававшейся, какъ-то подтвƀрждалось сохраненiемъ ея названiя, неизмƀнною. «Вещь» становится всƀ самостоятельнƀе и независимƀе и наступаетъ время, когда на нее начинаютъ смотрƀть какъ на существенное или дƀйствительно сущее, какъ на устой измƀнчивыхъ свойствъ и незыблемую основу этой ихъ измƀнчивости.

Отсюда до понятiя субстанцiи – одинъ шагъ. И какъ только устойчивость, неизмƀнность вещи была возведена до абсолютности, мiръ распался на два класса существованiй: на субстанции дƀйствительныя, не уничтожаемыя и въ себе существующiя, и акциденцiи, которыя разсматривались какъ измƀнчивыя и не могущiя существовать въ себе, т.-е. внƀ связи съ субстанцiями.

Но что же такое субстанцiя? Ранƀе, чƀмъ мы дадимъ окончательный отвƀтъ на этотъ вопросъ, – говорить Авенарiусъ, – должно намъ разсмотрƀть еще одинъ моментъ въ развитiи этого понятiя.

Если мы желаемъ констатировать какое-нибудь измƀненiе, то необходимымъ для того условiемъ является такое относительное постоянство измƀнившагося нƀчто, которое дало бы намъ возможность признавать его за прежнее при новомъ наблюденiи. Если условiе это не имƀетъ мƀста, то новое наблюдете, встречая полное измƀненiе прежде извƀстнаго намъ предмета, имƀетъ уже передъ собою нƀчто совƀршенное новое и не можетъ поэтому найти основанiе для констатированiя происшедшаго измƀненiя. Изъ этого видно, что воспрiятiе измƀненiя требуетъ отнесенiя измƀняющагося къ неизмƀняющемуся, точно также какъ для воспрiятiя движенiя, всƀгда равнозначущаго измƀненiю, требуется отнесенiе его къ чему-либо неподвижному.

 

 

–  225  –

 

Когда развитiе языка сдƀлало возможнымъ противопоставленiе вещи ея собственнымъ свойствамъ, тогда стало возможнымъ относить измƀняемость свойства къ неизмƀняемости самой вещи и, слƀдовательно, констатировать фактъ измƀняемости. Такимъ образомъ, въ представленiи вещи былъ созданъ устойчивый пунктъ, по которому и устанавливалось представленiе о совƀршившихся измƀненiяхъ. Вмƀстƀ съ развитiемъ воспрiимчивости къ этимъ измƀненiямъ росло пропорцiонально и сознанiе устойчивости, приписываемой неизмƀняющемуся пункту, получившему названiе субстанцiи. Когда измƀняемость стали считать абсолютною, тогда и устойчивость, неизмƀняемость субстанцiи также получила абсолютное значенiе.

Итакъ, – говоритъ Авенарiусъ, – субстанцiя есть психологически-необходимое вспомогательное понятiе, служащее установленiю представленiя объ абсолютной измƀнчивости, точно также какъ понятiе вещи служитъ выработкƀ представленiя объ измƀнчивости относительной. Изъ этого видно, что понятiе субстанцiя не подлежитъ устраненiю изъ сферы мышленiя, но оно должно быть необходимо устранено, какъ соответствующее объективно-реальному нƀчто, въ дƀйствительности совсƀмъ не существующему.

Чтобы относительно опредƀлить значенiе понятiя субстанцiи въ мышленiя, Авенарiусъ ставитъ теперь вопросъ о томъ, какова роль субстанцiи по отношенiю къ пониманiю.

Противоположность, въ которую была поставлена субстанцiя къ ея акциденцiямъ, является двоякою: субстанцiя разсматривается какъ постоянное среди измƀненiя и какъ основа всƀго отъ нея зависимаго. Въ смысле постояннаго нƀчто субстанцiя является скорее какъ вспомогательное орудiе для установки представленiя измƀняемости, нежели пособiемъ для пониманiя этой измƀняемости. Значенiе ея для пониманiя надо искать, слƀдовательно, не здƀсь.

Субстанцiя, какъ основа всƀго отъ нея зависимаго, есть продуктъ вƀсьма продолжительнаго развитiя, – развитiя, совƀршавшагося въ смысле ослабленiя первоначальной, вполне антропоморфической аперцепцiи, постепенно поддававшейся влiянiю

 

 

–  226  –

 

роста научнаго мышленiя. Согласно смыслу только-что указанной аперцепцiи, соотношенiя между субстанцiей и акциденцiями установились сперва совƀршенно по образу и подобiю отношенiй между нашимъ «я» и его дƀйствiями. Понятiя субстанцiальности и причинности являются въ этомъ пунктƀ совƀршенно слитыми.

Это, порожденное наивною аперцепцiей, наивное пониманiе еще живо и по настоящее время. Возникшее подъ влiяiемъ развитiя рƀчи и рƀчью же сохраненное, пониманiе это стало привычнымъ. И теперь еще продолжаютъ за воспринимаемымъ «нƀчто» искать скрытое, какъ основу, которая проявляетъ себя въ этомъ воспринимаемомъ. И теперь еще держатся того мнƀнiя, что, помимо скрытой отъ насъ субстанцiи, ничто внƀ насъ существующее не можетъ быть понято. Всƀ это показываетъ, до какой степени глубоко коренится въ мышленiи эта привычка и какъ легко еще и теперь принимать привычное за понятое.

Но какъ бы ни цƀнило совремƀнное мышленiе это привычкою усвоенное понятiе, всƀ же таки дальнƀйшее развитiе научнаго мышленiя должно будетъ, согласно принципу наимƀньшей траты силъ, мало-по-малу устранить его, такъ какъ понятiе субстанцiи явно приноситъ болƀе вреда, чƀмъ пользы. Для подтвƀржденiя этой мысли слƀдуетъ не упускать изъ вида главные моменты въ ходƀ новƀйшаго развитiя соотношенiе вещей къ ея свойствамъ.

Рано или поздно долженъ былъ наступить моментъ, когда пришлось уразумƀть, что предполагаемыя свойства вещей были ощущенiями воспринимающаго субъекта. Съ этого времƀни свойства вещей перестали считаться неотдƀлимою принадлежностью этихъ вещей; освободясь отъ первоначальной отъ нихъ зависимости, сами вещи были поставлены въ непосредственное отношенiе къ ощущающему субъекту. Вслƀдствiе этого образовалось различiе между вещью, какъ она представлялась субъекту, и вещью, какъ она была «въ себƀ» (an sich).

Это открытiе «вещи въ себƀ» оказало воздƀйствiе и на развитiе понятiя субстанцiи. Различенiе вещи «въ себƀ» и вещи «для насъ» основывалось на старинной аперцепцiи,

 

 

–  227  –

 

приписывавшей вещамъ энергiю, воздƀйствующую на другiе субъекты. Но тотъ же анализъ, который привелъ къ открытiю «вещи въ себƀ», показалъ, что и энергiя вещи была обусловлена аперцепцiей, точно такъ же, какъ субстанцiя. Субстанцiя и ея энергiя вслƀдствiе этого получили двойственное значенiе: во-первыхъ, какъ вещь въ себƀ и ея реальное воздƀйствiе на субъектъ и, во-вторыхъ, какъ субстанцiя и причинность въ чисто-субъективномъ смыслƀ. Когда же это двойственное существованiе породило сознанiе заключающагося въ немъ противорƀчiя, a, вмƀстƀ съ тƀмъ, и невозможность разрƀшенiя этого противорƀчiя съ той же прежней точки зрƀнiя, тогда образовалось убƀжденiе въ неразрƀшимости этого противорƀчiя, – неразрƀшимости, основывающейся на самой природƀ человƀческаго мышленiя.

Не слƀдуетъ забывать, однако же, что мышленiе наше не находится въ безусловной зависимости отъ нашей рƀчи. Съумƀвъ освободиться отъ этой пагубной зависимости, мы создадимъ возможность разрƀшенiя и указаннаго противорƀчiя. Намъ нужно только уразумƀть, что понятiе субстанцiи коренится въ условiяхъ развитiя языка, а не въ области, внƀ насъ существующей.

И въ настоящее время еще, – заканчивая свое разсужденiе, говоритъ Авенарiусъ, – томится философъ надъ задачею Данаидъ – познанiемъ объективной сущности «вещи въ себƀ», измƀряя при этомъ ея познаваемостью или, соотносительно, непознаваемостью границы своего познаванiя. Громада духовной силы и добросовƀстной работы расточается на метафизическое опредƀленiе объективированнаго понятiя, – на отысканiе арiадниной нити для выхода изъ лабиринта, существующаго только въ мысли самого ищущаго.

Предшествующiя разсужденiя показали, – говоритъ далƀе Авенарiусъ, – что понятiе субстанцiи можетъ быть устранено изъ нашего мiроразумƀнiя и что существуетъ вƀсьма большое вƀроятiе, что оно должно устраниться при нормальномъ ходƀ умственнаго развитiя. Принимая всƀ это во вниманiе, мы должны теперь считать его уже устраненнымъ. Затƀмъ остается только опредƀлить отношенiе движенiя къ ощущенiю и

 

 

–  228  –

 

разсмотрƀть нƀкоторые второстепенные, соотносящiеся сюда, вопросы и такимъ образомъ исчерпать содержанiе и этой послƀдней части резюмированнаго нами изслƀдованiя Авенарiуса. Выраженный самыми общими чертами, окончательный результата его заключается въ томъ, что всƀ существующее мыслится по содержанiю своему какъ ощущенiе, по формƀ – какъ движенiе. Авенарiусъ не говорить, что всƀ существующее сводится къ ощущенiю и движенiю или, еще менƀе, есть ощущенiе и движенiе, но только что оно мыслится такимъ образомъ. Онъ остается вƀренъ поставленному имъ въ самомъ началƀ его сочиненiя опредƀленiю философiи, какъ мышленiя о мiрƀ, согласно принципу наимƀньшей траты силъ, и охраняя себя отъ уклоненiя въ метафизическiя изысканiя, не высказывается о существующемъ (о бытiи), а говоритъ только о томъ, какъ оно нами мыслится. По этой же причинƀ и вопросъ о сведенiи обоихъ выставленныхъ имъ понятiй къ высшему единству одного всƀобъемлющаго понятiя онъ считаетъ метафизическимъ и оставляетъ открытымъ.

 

 

–  229  –

 

 

9. Iозефъ Петцольдтъ

Мы сказали уже, что какъ ни близко подошелъ Авенарiусъ къ разрƀшенiю нашего вопроса, но всƀ же не ему, а Петцольдту принадлежите честь окончательнаго его рƀшенiя. Поправка, вносимая Петцольдтомъ въ воззрƀнiя Авенарiуса, относится не къ какой-либо частности или подробности этихъ воззрƀнiй, но имƀетъ общiй, принципiальный характеръ. Намъ необходимо, поэтому, ознакомиться съ тезисомъ Петцольдта по возможности ближе.

Петцольдтъ начинаетъ съ сопоставленiя принципа «наимƀньшей траты силъ» во всякой психической дƀятельности, съ Фехнеровымъ принципомъ «стремленiя къ устойчивости» (Prinzip der Tendenz zur Stabilitдt), представляющимъ въ высшей степени плодотворное обобщенiе и углубленiе ученiя Дарвина и раскрывающимъ въ извƀетной мƀрƀ основы всякаго развитая. Сравненiе этихъ двухъ принциповъ, – говорить Петцольдтъ, – должно показать, что они тождественны, а добытая такимъ образомъ болƀе общая точка зрƀнiя должна бросить новый свƀтъ на значенiе понятiя философiи.

Петцольдтъ находитъ, что выставленный Авенарiусомъ принципъ является и недостаточно обоснованнымъ, и недостаточно общимъ. Говоря о цƀлесообразности психическихъ функцiй, Авенарiусъ только вскользь указываетъ на соотношенiе этой цƀлесообразности къ поддержанiю индивида и намƀренно не развиваетъ дальше своихъ изъясненiй. Вмƀстƀ съ тƀмъ, онъ только мимоходомъ упоминаетъ о приложимости принципа не только къ философiи, но и къ другимъ областямъ, не поддерживая эти указанiя никакими объясненiями. Совсƀмъ иначе поступаетъ Фехнеръ: онъ, установляя свой широко охватывающiй принципъ, достаточно опредƀленно выясняетъ его всƀобщую приложимость. Согласно его взгляду, передаваемому здƀсь въ самомъ сжатомъ изложенiи, всякое движенiе,

 

 

–  230  –

 

разсматриваемое отъ его возникновенiя до окончанiя, т.-е. до перехода двигавшихся элемƀнтовъ въ состоянiе (относительной) устойчивости, есть развитiе. Развитiе можно разсматривать, слƀдовательно, какъ постепенное устраненiе преградъ и всякаго состязанiя вообще, или, формулируя точнƀе, всякое развитiе есть результата состязающихся между собою стремленiй, а результата самого развитiя есть (относительная) устойчивость. Всƀ эти тезисы имƀютъ чисто-отвлеченный характеръ; высказывая ихъ, мы отвлекаемся отъ всякаго конкретнаго представленiя захватываемыхъ развитiемъ элемƀнтовъ. Мы имƀемъ въ виду только отношенiе между элемƀнтами, поэтому и говоримъ лишь о препятствiяхъ и ихъ устраненiи, о движенiи и устойчивости элемƀнтовъ. Очевидно, однако же, что тезисъ этотъ можетъ одинаково относиться и къ направленнымъ на какой бы то ни было предметъ желанiямъ, и къ устремленнымъ къ какимъ бы то ни было цƀлямъ побужденiямъ, и къ сосредоточеннымъ на какомъ бы то ни было вопросƀ научнымъ мнƀнiямъ, и къ добивающимся какого бы то ни было результата политическимъ и соцiальнымъ дƀйствiямъ, и т.д.

Если мы, – говоритъ далƀе Петцольдтъ, – замƀчаемъ во всƀхъ родахъ состязанiй постоянное приближенiе къ устойчивому состоянiю, то, само собою разумƀется, что для нашего опыта можетъ идти рƀчь только объ относительномъ постоянствƀ такой устойчивости. Не касаясь внƀшняго мiра, приложенiе къ которому указываемаго здƀсь замƀчанiя слишкомъ очевидно, и имƀя въ виду только мiръ внутреннiй, надо будетъ признать, что всƀ психическiя явленiя, которыя можно счесть устойчивыми, всƀгда существуютъ только въ связи съ относительно-устойчивыми матерiальными состоянiями. Условность устойчивости психическихъ состоянiй вытекаетъ отсюда сама собой. Послƀднiе остатки духовныхъ результатовъ дƀятельности человƀчества исчезнутъ, конечно, на нашей планетƀ вмƀстƀ съ прекращенiемъ человƀческаго рода. Если полный параллелизмъ движенiя и ощущенiя дƀйствительно существуетъ, то моменты наступленiя безусловной устойчивости какъ психической, такъ и физической должны быть связаны между собою неразрывно. Что

 

 

–  231  –

 

же касается системъ условной устойчивости, то онƀ вступаютъ, какъ элемƀнты, въ другiя системы: наша солнечная система есть только часть другой, бтльшей, составляющей, въ свою очередь, часть слƀдующей, и т.д.; организмы тоже образуютъ новыя устойчивыя состоянiя (семейства, государства); науки, взаимно устраняя противорƀчiя, имƀющiя между ними мƀсто, находятъ свое единство въ философiи и т.д.

Петцольдтъ поясняетъ далƀе, что относительныя устойчивыя состоянiя мы обыкновенно считаемъ цƀлями, а необходимыя для ихъ осуществленiя силы разсматриваемъ какъ средства. Всякая система признается нами тƀмъ болƀе цƀлесообразною по своему строю, чƀмъ менƀе встрƀчаемъ мы возможностей къ разстройству какъ ея самой, такъ и отношенiй ея къ внƀшнимъ силамъ, т.-е. чƀмъ исключительнƀе служатъ въ ней силы къ ея поддержанiю. Полной цƀлесообразности въ природƀ мы не находимъ, а видимъ только въ нашей солнечной системƀ, напримƀръ, приближенiе къ ней. Изъ этого видно, что понятiе цƀлесообразности въ такой же мƀрƀ относительно, какъ и понятiе устойчивости. Мы мƀряемъ здƀсь человƀческою мƀрой. Умы, для которыхъ миллiоны лƀтъ имƀли бы такое значенiе, какъ для насъ мгновенiе, усмотрели бы въ жизни земного шара столь же мало цƀлесообразности, сколько мы усматриваемъ ее въ мгновенномъ свƀрканiи молнiи; тогда какъ обитатели капли воды переживаютъ мгновенiя такъ, какъ мы десятилƀтiя. Они, быть можетъ, въ теченiе времƀни, которое потребно для паденiя капли съ облаковъ на землю, выполняютъ самое содержательное и цƀлесообразное существованiе. Замƀтимъ, что мы разсматриваемъ какъ цƀль не исключительно только то, чтт считается нами устойчивымъ, но можемъ усматривать цƀль и въ томъ, чтт, являясь скоропреходящимъ, служить, однако же, возникновенiю или поддержанiю чего-либо, способствующаго устойчивому состоянiю. Такимъ образомъ, въ ряду причинъ и дƀйствiй, направляющихся къ устойчивому состоянiе, каждый членъ можетъ разсматриваться какъ средство, по отношенiю къ предыдущему моменту, и какъ цƀль, по отношенiю къ моменту послƀдующему. Не совсƀмъ повƀрхностное мышленiе, всƀ

 

 

–  232  –

 

же таки, принимаетъ за главную цƀль – цƀль конечную, т.-е. такое состоянiе, которое можетъ сохранить относительно постоянную устойчивость.

Авенарiусъ указываетъ, – говорить далƀе Петцольдтъ, – на склонность людƀй къ систематизированiю, какъ на ясное доказательство безсознательнаго приложенiя принципа наимƀньшей траты силъ. Очевидно, однако же, что въ систематизированiи, также какъ и въ стремленiи къ установленiю единства, можно видƀть проявленiе побужденiя къ устойчивому состоянiю, такъ какъ пока система не организована, пока единство не добыто, до тƀхъ поръ мы не можемъ еще считать «развитiя» законченнымъ и цƀль его достигнутою. Сочтется же достигнутою цƀль эта тогда, когда наступитъ моментъ покоя, моментъ устойчивости, – тутъ и полученъ будетъ нами научный результатъ умственной работы или фактъ, вƀнчающiй нашу практическую дƀятельность.

Полное, дружное приложенiе силъ для установленiя устойчиваго состоянiя заключается въ цƀлесообразномъ пользованiи ими. «Во всƀй природƀ, – заключаетъ Петцольдтъ эту часть своего разсужденiя, – неизбƀжно царитъ стремленiе къ такому ими пользованiю, царитъ принципъ стремленiя къ устойчивости», принципъ наибольшей гармонiи. Этотъ принципъ и долженъ заключать въ себƀ то, что выражено у Авенарiуса «принципомъ наимƀньшей траты силъ». Въ немъ слƀдуетъ видƀть не только основоположенiе психической жизни, какъ думаетъ Авенарiусъ, но и основоположенiе для всƀхъ естественныхъ явленiй, поскольку эти послƀднiя являются процессами развитiя и устойчивыми состоянiями.

Продолжая изслƀдованiе принципа Авенарiуса, Петцольдтъ переходитъ къ разсмотрƀнiю того истолкованiя, которое предоставляетъ этому принципу самъ Авенарiусъ. На первыхъ же страницахъ его труда мы читаемъ, что «всякое рƀшенiе той или иной задачи придется счесть тƀмъ болƀе цƀлесообразнымъ, чƀмъ менƀе силъ будетъ при этомъ потрачено напрасно, – чƀмъ болƀе будетъ ихъ сохранено для другихъ дƀйствiй; мы всƀгда почтемъ данную силу тƀмъ цƀлесообразнƀе приложенною, чƀмъ

 

 

–  233  –

 

значительнƀе будетъ полученный чрезъ ея посредство результатъ». Вторая часть этого положенiя, по мнƀнiю Петцольдта, останется до тƀхъ поръ лишенною всякаго уловимаго смысла, пока у насъ не будетъ масштаба, которымъ мы могли бы опредƀлить размƀръ получаемыхъ нами результатовъ. На самомъ дƀлƀ, всƀ наличныя потенцiальныя или кинетическiя силы производятъ въ каждый данный моментъ всƀ то, что онƀ вообще произвƀсти могутъ. Съ точки зрƀнiя чистой механики, а, слƀдовательно, и съ точки зрƀнiя чистой психо-физики, нельзя, притомъ же, и говорить о бтльшемъ или мƀньшемъ результатƀ. Всƀ результаты показываютъ совокупность затраченныхъ силъ и, объективно, ни одинъ не имƀетъ преимущества передъ другимъ. Только субъективное, телеологическое сужденiе дƀлитъ ихъ на цƀлесообразныя и нецƀлесообразныя, на бтльшая и мƀньшiя, въ зависимости отъ того, много или мало способствуютъ онƀ установкƀ устойчиваго состоянiя. На основанiи этихъ соображенiй, намъ слƀдуетъ, въ видахъ бтльшей точности, сформулировать тезисъ Авенарiуса такимъ образомъ: данная сила будетъ считаться приложенною тƀмъ цƀлесообразнƀе, чƀмъ значительнƀе окажется ея дƀйствiе для достиженiя устойчиваго состоянiя.

Слƀдуетъ еще не упускать изъ вида и того обстоятельства, что фактическое рƀшенiе всякой задачи неизбƀжно совƀршается всƀгда при наимƀньшей затратƀ силъ. Опредƀленно-ограниченный результатъ всƀгда является эквивалентомъ опредƀленнаго количества силъ, не болƀе. Когда предъявляется требованiе рƀшить какую-нибудь задачу наивозможно-мƀньшими средствами, то при этомъ не имƀютъ въ виду, конечно, чтобы требуемый результатъ явился выраженiемъ наимƀньшей суммы силъ, а стараются только, чтобы, кромƀ желаемаго результата, не были вовсƀ тратимы силы на полученiе другихъ, побочныхъ результатовъ. Въ этомъ смыслƀ только и можемъ мы принимать указанiе на наимƀньшую трату силъ въ тезисƀ Авенарiуса и только сообразно этому толкованiю можемъ понимать и самый тезисъ.

Представивъ вслƀдъ затƀмъ короткое резюме извƀстнаго уже намъ приложенiя принципа Авенарiуса къ мышленiю

 

 

–  234  –

 

вообще и философскимъ обобщенiямъ въ особенности, Петцольдтъ приступаетъ къ изложенiю той поправки, которую, по его убƀжденiю, необходимо внести въ воззрƀнiя Авенарiуса. Поправка, эта не имƀетъ въ виду расширенiя понятiя филоcофiи, но только приданiе понятiю ея большей опредƀленности, вытекающей изъ положенiй, установленныхъ самимъ же Авенарiусомъ, частью въ его книгƀ «Philosophie als Denken der Welt gemдss dem Princip d. k. К.», частью въ статьƀ «Ueber die Stellung der Psychologie zur Philosophie», помƀщенной въ его же философскомъ журналƀ въ 1877 году.

Изъ двухъ задачъ теоретическаго мышленiя: установленiя (соотнос. усвоенiя) системы понятiй и приложенiя ея къ внƀшнему и внутреннему мiру, – интересуетъ насъ теперь только первая. И такъ какъ дƀло идетъ собственно объ опредƀленiи отношенiя между философiей и отдƀльными науками, то мы, оставляя въ сторонƀ вопросъ о происхожденiи понятiй, констатируемъ только, что всƀ науки стремятся, какъ къ идеалу, къ такому строю, который представлялъ бы замкнутую, послƀдовательную, свободную отъ противорƀчiй, полную и общепризнанную систему; иначе говоря, всƀ науки стремятся къ устойчивому состоянiю. Изъ этого видно, что, разсматривая задачу каждой науки въ отдƀльности, надо сказать, что задача эта заключается въ приложенiи принципа наимƀньшей траты силъ къ мышленiю объ отдƀльныхъ частяхъ мiра; сопоставляя же всƀхъ ихъ и предполагая ихъ законченными, намъ придется сказать, что сумма ихъ отвƀчаетъ мышленiю о мiрƀ, какъ цƀломъ, согласно нашему принципу. Авенарiуеъ, какъ извƀстно, отвƀргаетъ осуществимость этого послƀдняго результата на томъ основанiи, что отдƀльныя науки не избираютъ всƀй совокупности существующаго предметомъ своихъ изслƀдованiй и не могутъ поэтому выработать высшаго, абсолютно-всƀобщаго понятiя, охватывающаго всƀ существующее, а установляютъ только тƀ понятiя, которыя имƀютъ значенiе высшихъ по отношенiю къ спецiальнымъ областямъ изслƀдованiя. Изъ этихъ общихъ, предварительно очищенныхъ спецiальными науками, понятiй выдƀляетъ ужъ философiя всƀ то, что находить въ нихъ общаго.

 

 

–  235  –

 

Петцольдтъ возражаетъ противъ такого заключенiя, указывая на отсутствiе какихъ бы то ни было рƀзко-очерченныхъ границъ между отдƀльными науками, какiя предполагаются приведеннымъ выше взглядомъ Авенарiуса. Петцольдтъ утвƀрждаетъ, что, напротивъ того, отдƀльныя науки, по свойству своихъ объектовъ, находятся неизбƀжно между собою во взаимодƀйствiи. Относительно наукъ естественныхъ признаетъ это взаимодƀйствiе и Авенарiусъ; но онъ не доводитъ разсужденiя своего до конца. Нельзя не признать, что отдƀльныя науки принуждены, благодаря ихъ взаимодƀйствiю, исправлять одна у другой важныя основныя положенiя. Физикƀ и химiи приходится вырабатывать соглашенiе относительно понятiя атомовъ. Подобная же взаимность существуетъ между геологiей и бiологiей, физикой и физiологiей, физiологiей и психологiей, – вездƀ проявляются разнообразнƀйшiя соотношенiя, вездƀ объявляются настоятельныя требованiя обоюднаго приспособленiя посредствомъ устраненiя противорƀчiй, помƀхъ, излишествъ; вездƀ – стремленiе къ конечному устойчивому состоянiю, – къ такому состоянiю, въ которомъ могло бы найти покой теоретическое мышленiе. Если же мы предоставимъ спецiальнымъ наукамъ не только взаимно совƀршенствовать ихъ частныя понятiя, но возложимъ еще на нихъ выработку и высшихъ понятiй ихъ областей изслƀдованiя, не признавая такой работы философскою, то почему бы не потребовать отъ нихъ установки и самаго высшаго общаго понятiя, какъ увƀнчанiя ими же самими воздвигнутаго зданiя; зачƀмъ считать нужнымъ относить эту работу, качественно ничƀмъ не отличающуюся отъ предыдущей, къ какому-то особенному, не естественно-научному, а философскому мышленiю? Вƀдь, допускаетъ же самъ Авенарiусъ, что психологiя, находившаяся прежде въ полной зависимости отъ философiи, прiобрƀла въ настоящее время полную самостоятельность, отнявъ у философiи существенную часть ея задачи. Эта часть заключается, однако же, не менƀе какъ въ самомъ основномъ ея понятiи, томъ понятiи, которымъ охватывается всƀ существующее. Если, по Авенарiусу, результатомъ психологическаго изслƀдованiя слƀдуетъ считать положенiе, что мы мыслимъ

 

 

–  236  –

 

мiръ матерiально – какъ ощущенiе, формально – какъ движенiе, то, вƀдь, это положенiе и составляетъ содержанiе филоcофiи.

Петцольдтъ не находитъ нужнымъ входить въ разсмотрƀнiе вопроса о томъ, слƀдуетъ-ли признать результатъ этотъ правильнымъ, или ожидать новыхъ изслƀдованiй, могущихъ дать новый укладъ мышленiю о мiрƀ, или, наконецъ, остановиться на той мысли, что въ настоящее время не существуетъ еще возможности принять какой-либо законченный взглядъ, – онъ имƀетъ въ виду только указанiе на необходимость не только ожидать отъ спецiальныхъ наукъ, но и требовать отъ нихъ или одного абсолютно-общаго, или, если потребуется, нƀсколькихъ абсолютно-общихъ понятiй[69]. Въ выработкƀ такого имƀнно понятiя или такихъ понятiй и слƀдуетъ видƀть, какъ то всƀгда и было, задачу философiи.

Но философское мышленiе, – продолжаетъ далƀе Петцольдъ, – характеризуется не однимъ тƀмъ, что оно направлено только на общую совокупность существующаго, хотя черта эта, какъ показалъ Авенарiусъ, и существенна, но еще и въ томъ, что оно стремится отнестись, по возможности, непредубƀжденно къ даннымъ отдƀльнымъ явленiямъ и связываетъ это стремленiе съ своимъ взглядомъ на цƀлое. Эта сторона мышленiя, какъ справедливо указалъ уже Махъ, и придаетъ воззрƀнiямъ собственно философскiй характеръ; она присуща всякому великому философу. Философiя не принадлежитъ къ числу отдƀльныхъ наукъ: ни по особенности своего содержанiя, ни по особливости того общаго понятiя, которое могло бы отрознить ее отъ совокупности спецiальныхъ дисциплинъ; она заключается исключительно въ томъ всƀохватывающемъ, непредубƀжденномъ мышленiи, которое всƀ отдƀльныя части цƀлаго связываетъ живыми отношенiями и такимъ образомъ создаетъ для себя по отношенiю къ явленiямъ спокойную обезпеченность. Между истинною наукой и истинною философiей противорƀчiя не существуетъ. Для дƀйствительно

 

 

–  237  –

 

плодотворной и сознательной работы обƀ должны идти непремƀнно рука объ руку: философъ, наблюдающiй за общимъ направленiемъ подвигающейся впередъ работы человƀческой мысли, долженъ непосредственнымъ вмƀшательствомъ въ спецiальные труды исправлять ихъ; a спецiалистъ не долженъ терять изъ вида общаго направленiя, для того, чтобы всƀгда понимать свое положенiе и не намƀчать такихъ «научныхъ результатовъ», которые въ высшей степени безразличны для цƀлаго и способны только возбуждать у проницательныхъ наблюдателей сожалƀнiе о напрасно растраченныхъ силахъ. Спецiалистъ, ничего не вƀдающiи о великомъ пути всƀй вообще науки, подобенъ отдƀльному солдату въ армiи, который хотя и работаетъ для однƀхъ съ нею цƀлей, но остается въ невƀдƀнiи о нихъ, а потому легко можетъ преувеличить значенiе своихъ дƀйствiй или умалить значенiе дƀятельности другихъ; онъ идетъ безсознательно, а потому не свободно; онъ – орудiе развивающагося дƀла; если его не поведутъ другiе, онъ, всƀго вƀроятнƀе, направится скорƀе по ложному, нежели по вƀрному пути.

Подходя къ концу своего разсужденiя, Петцольдтъ ставитъ вопросъ: какъ далеко можетъ идти философское мышленiе, не теряя права на это названiе? Изъ предыдущаго видно, – говоритъ онъ, отвƀчая на этотъ вопросъ, – что предƀлы тутъ могутъ быть поставлены одними только индивидуальными дарованiями, вообще же установить предƀлы эти нельзя. По Авенарiусу, искать ихъ надо тамъ, гдƀ оканчивается пониманiе природы или вообще пониманiе. Всякая наука вынуждена остановиться на какихъ-нибудь фактахъ, не разлагающихся на болƀе простые, и пренебречь всякимъ трансцендентнымъ объясненiемъ; факты эти, образуя «чистый опытъ», указываютъ на одну границу пониманiя, тогда какъ двƀ другiя границы находятся въ сторонƀ абсолютно-простого и абсолютно-общаго понятiя (или понятiй, если сведенiе ихъ къ единству окажется несущественнымъ). Въ этихъ границахъ и совƀршается систематизированiе понятiй, привносимыхъ спецiальными науками, – понятiй, которыя ранƀе того имƀли свой собственный, вƀсьма, притомъ, высокiй интересъ, но которыя теперь получаютъ интересъ

 

 

–  238  –

 

собственно-философскiй. Ясное расчлененiе и гармоническая законченность созидаемаго цƀлаго не должны быть теряемы изъ вида тƀми, которые слƀдятъ за его устроенiемъ. Это цƀлое, эта система имƀютъ для мышленiя нашего громадное значенiе, такъ какъ завƀршенiе ихъ и есть достиженiе настоящей цƀли теоретическаго мышленiя – устойчиваго состоянiя. Философiя всƀгда много хлопотала объ упрежденiи этого устойчиваго состоянiя, хотя попытки ея удавались и рƀдко. Выработка общаго понятiя не есть дƀло специфически-философской умственной дƀятельности: это – дƀло общей совокупной работы спецiальныхъ наукъ. То, чтт Авенарiусъ называетъ «укладомъ философiи», находится въ полной зависимости отъ развитiя отдƀльныхъ наукъ. Нƀтъ такой отдƀльной науки – «философiи», которая обладала бы средствами для выработки въ основныхъ чертахъ законченнаго мiровоззрƀнiя безъ помощи наукъ о природƀ и при посредствƀ предвосхищенiя ихъ результатовъ. Мышленiе окажется запечатлƀннымъ философскимъ характеромъ только тогда, когда единичное будетъ охватываться взглядомъ, устремленнымъ, вмƀстƀ съ тƀмъ, и на цƀлое, и когда представленiе цƀлаго въ свою очередь будетъ привлечено для разсматриванiя единичнаго.

Такъ оканчиваетъ Петцольдтъ свое критико-философское изслƀдованiе, и вмƀстƀ съ нимъ оканчивается и наше изложенiе воззрƀнiй того ряда мыслителей, на которыхъ мы остановились, какъ на представителяхъ послƀдней эволюцiи научно-философской мысли. Намъ остается теперь сказать еще только нƀсколько заключительныхъ словъ.

 

 

–  239  –

 

 

Глава V. Заключенiе

Читатель, имƀвшiй терпƀнiе прослƀдить за нашими разысканiями до конца, могъ убƀдиться, конечно, что искомый отвƀтъ найденъ. Отвƀтъ этотъ представляетъ не плодъ мечтательности какого-нибудь уединеннаго философа, a послƀднее, заключительное звено умственной работы цƀлаго ряда мыслителей, – завƀршенiе сложной философской эволюцiи, въ которой желанiя, вкусы, настроенiя и тенденцiи отдƀльныхъ личностей оказываются совƀршенно поглощенными общимъ направленiемъ мысли, постепенно подвигавшейся по точно-опредƀленному руслу научнаго изслƀдованiя. Оригинальность принадлежитъ тутъ не отдƀльно взятому звену, не индивидуальному творчеству, а всƀй эволюцiи, всƀму ряду усилiй коллективной мысли добиться общаго результата научной работы нашего вƀка и выразить его съ тою ясностью и опредƀленностью, которыя разъ навсƀгда отдƀлили бы его рƀзкою чертой отъ всякаго попятнаго движенiя или безсознательной остановки, принимаемой за движенiе поступательное.

Уже Риль выяснилъ, что только поэтическiя произведенiя руководятся единствомъ какой-нибудь идеи и выполняются одною какою-нибудь личностью, тогда какъ дƀло науки – результатъ общей, связной работы многихъ. Одинъ изъ нашихъ профессоровъ, имƀнно покойный Милославскiй, хотя и

 

 

–  240  –

 

метафизикъ въ душƀ, не могъ не замƀтить, однако же, что развитiе научно-философскихъ идƀй мало связывается съ имƀнами и личностями, «такъ какъ самая наука не есть исключительное произведете и достоянiе какой-нибудь одной головы, и не одинъ открываетъ законы природы и строитъ научныя обобщенiя. Какой-нибудь абсолютный философскiй принципъ не могъ быть придуманъ или найденъ десятерыми заразъ, и прежнiя философскiя системы съ начала до конца создавалъ какой-нибудь одинъ умъ и становился центромъ, главою, учителемъ своего оригинальнаго философскаго мышленiя. Напротивъ, совремƀнныя научныя умозрƀнiя вырабатываются и развиваются цƀлыми массами ученыхъ и не замыкаются въ школƀ какого-нибудь имƀнитаго философа». «Философiя, въ смыслƀ какой-нибудь исключительной системы, отождествленной съ метафизикой, находится въ упадкƀ и, по распространенному мнƀнiю, вся безъ остатка сдается въ архивъ, а на дƀлƀ, которое отъ мнƀнiя и воли людƀй зависитъ мало, во всƀхъ просвƀщенныхъ странахъ и особенно въ Германiи выражается настойчивая потребность въ философiи»[70].

Таковы характеристическiя черты того пути, съ которымъ мы только-что ознакомились. Оглянемся назадъ и отдадимъ себƀ отчетъ въ его истинномъ значенiи.

Припомнимъ прежде всƀго, что еще ранƀе, чƀмъ мы приступили къ отчету о работахъ, давшихъ окончательный отвƀтъ на поставленный нами вопросъ, намъ пришлось распознаться среди тƀхъ продуктовъ философской мысли, которые вообще являются въ настоящее время подъ имƀнемъ позитивной или научной философiи. Устранивъ изъ сферы нашего разсмотрƀнiя Контовскiй позитивизмъ и всƀ его развƀтвленiя, а также и «научную философiю», вдохновляющуюся «синтетическою системой» Спенсера, мы рƀшили прослƀдить только за тƀмъ направленiемъ научной мысли, которое примыкаетъ къ философскому критицизму въ широкомъ значенiи этого термина. Имƀя въ виду

 

 

–  241  –

 

представителей этого направленiя въ Англiи и Германiи, мы сосредоточили, главнымъ образомъ, наше вниманiе надъ научно-философскою школой, имƀющею значительную группу представителей въ послƀдней изъ этихъ странъ, и намƀтили ихъ, какъ такихъ, которые могутъ дать намъ «самое опредƀленное, полное и ясное рƀшенiе нашего основного вопроса».

Ознакомивъ читателей съ главнƀйшими моментами развитiя научно-философской мысли, мы, вмƀстƀ съ тƀмъ, дали и ту точку зрƀнiя, съ которой всƀ отмƀченныя нами явленiя располагаются въ извƀстной перспективƀ. Намъ представляется поэтому совƀршенно излишнимъ останавливаться теперь надъ попытками смƀшенiя моментовъ, характеризующихъ эволюцiю, съ тƀми, которые соотвƀтствуютъ устойчивому состоянию. Проведенiю различiя, о которомъ идетъ рƀчь, посвящено такъ много мƀста въ нашей работƀ, что для не понимающихъ или не желающихъ понять насъ мы ничего уже прибавлять не станемъ.

Мы сказали во «введенiи», что установленiе теорiи познанiя, какъ отдƀльной самостоятельной науки, отняло у философiи стараго типа ея послƀднее достоянiе и лишило крова и прiюта всƀ пустыя безсодержательныя понятiя и что такимъ образомъ положенiе философiи, какъ отдƀльной науки, потеряло почву. Подъ влiянiемъ этого факта сталъ вырабатываться тотъ взглядъ на общее значенiе философiи, который является заключительнымъ звеномъ разсмотрƀнной нами эволюцiи: философiя стала такимъ знанiемъ дƀйствительности, при которомъ представленiе цƀлаго привлекается для изученiя единичнаго, а единичное охватывается взглядомъ, устремленнымъ на цƀлое.

Итакъ, саморазложенiе философiи стараго типа и, параллельно этому саморазложенiю, совƀршившiйся разростъ положительнаго знанiя самобытно привели къ принципiальному рƀшенiю поставленнаго нами вопроса. Рƀшенiе это со всƀми его мотивами, доводами и разъясненiями открыто предлежитъ теперь разсмотрƀнiю и изученiю всякаго, привлекаемаго къ тому такими или иными побужденiями; но это не значитъ еще, что бы метафизика перестала существовать и фактически, что бы всƀ

 

 

–  242  –

 

поклонники ея внезапно прозрƀли ея несостоятельность и оцƀнили значенiе новой истины. Ничего такого, само собою разумƀется, произойти не можетъ; метафизика осталась, какъ переживанiе, и въ силу реакцiи должна была даже проявить не стимулированный ранƀе запасъ энергiи и дать новый распространяющiй своего рода благоуханiе пустоцвƀтъ. Во всƀхъ тƀхъ случаяхъ, когда «неутолимая жажда познанiя» является предметомъ гордости, внушающей мысль о возвышенности присущихъ личности стремленiй; когда жизнь, съ ея такъ часто идущей въ разрƀзъ съ личными хотƀнiями и паренiями фантазiи суровою дƀйствительностью, представляется грубою и низмƀнною; когда просторная и податливая область творчества, въ противоположенiи съ житейскою юдолью, выставляется какъ превыспреннiй мiръ идƀй и неизреченныхъ созерцанiй и во многихъ другихъ, подобныхъ, – метафизика остается и навсƀгда останется убƀжищемъ неизмƀннаго и сладостнаго успокоенiя. Поэтическiя души,импульсивныя натуры, волнуемыя побужденiями, подвƀргать которыя анализу имъ не подъ силу, не перестаютъ и не перестанутъ возвращаться къ самымъ разнообразнымъ формамъ отжитаго, какъ къ залогу блаженства, опирающемуся на опытъ вƀковъ. Всегда найдутся усердные Лаваны, которые ради этой цƀли станутъ ревностно рыться въ хламƀ, спƀшно и страстно разыскивая тƀ кумиры, которые они привыкли считать священными; – найдутся лукавыя Рахили, которыя охотнƀе солгутъ, нежели допустятъ потерю права на обладанiе этими источниками благополучiя. Вокругъ этихъ персонажей всƀгда наберутся своего рода статисты – тщеславное и лицемƀрное ничтожество, которые постараются произвƀсти вокругъ себя побольше шуму и пойдутъ на всƀ, лишь бы получить возможность казаться чƀмъ-нибудь. Громкихъ фразъ, искусственной тьмы и напускной восторженности веегда будетъ, конечно, не менƀе, чƀмъ сколько ихъ имƀется въ обращенiи и въ настоящее время, и метафизика не одинъ еще разъ, конечно, переживетъ такую эпоху, когда «со всƀвластнымъ произволомъ и нескрываемымъ пренебреженiемъ станутъ трактовать результаты научнаго изслƀдованiя, станутъ извращать и ковƀркать ихъ до тƀхъ поръ,

 

 

–  243  –

 

пока они не подойдутъ подъ требованiя «системы», или просто на просто пренебрегутъ ими и скажутъ, что они упразднены».

Такъ живетъ и цвƀтетъ метафизика, а между тƀмъ идетъ своимъ чередомъ и жизнь положительнаго знанiя, въ средƀ представителей котораго, само собою разумƀется, растетъ и крƀпнетъ сознанiе своей силы и, соотносительно, растетъ отрицательное отношенiе къ созерцанiю. Всƀ это, съ извƀстной точки зрƀнiя, представляется «фанатизмомъ трезвомыслiя» и «метафизиконенавистничествомъ», совƀршенно не соотвƀтствующимъ пытливости духа и ничуть нежелательнымъ[71]. Намъ, однако же, трезвомыслiе это и это отвращенiе къ празднословiю особенно интересно, и мы съ большимъ удовольствiемъ теперь къ нимъ опять возвращаемся.

Здƀсь на первомъ планƀ слƀдуетъ поставить тотъ «методъ элиминацiи», который былъ охарактеризованъ ранƀе. Авенарiусъ, какъ мы уже знаемъ, былъ первымъ, заговорившимъ о немъ и выработавшемъ при его помощи понятiе «чистаго опыта». Сопоставляя съ положенiя ми Авенарiуса взгляды писателей, охарактеризованныхъ нами выше, мы можемъ констатировать, что и всƀ они, несомнƀнно, шли къ «чистому опыту» тоже путемъ «элиминацiи» и что такъ двигалось дƀло съ самаго родоначальника научнаго направленiя въ философiи – Давида Юма.

Первою характеристическою чертою эволюцiи, о которой мы теперь говоришь, является, такимъ образомъ, «поворотъ къ Юму», поглощающiй собою тотъ «поворотъ къ Канту», о которомъ говорено было выше. Логическая необходимость «поворота къ Юму», вытекающая сама собою изъ всƀго того умственнаго движенiя, которое мы старались намƀтить въ его главныхъ очертанiяхъ, была недавно констатирована и съ другой точки зрƀнiя. «Въ настоящее время, – говорилъ Максъ Рунце въ 1885 году, – въ силу послƀдовательности назрƀваетъ убƀжденiе, что для правильной оцƀнки Канта и Кантовскаго движенiя

 

 

–  244  –

 

необходимо воротиться къ Юму. Что до мƀня касается, я считаю имƀнно Юма основателемъ теорiи познанiя и, вообще говоря, исходнымъ пунктомъ научной философiи[72].

Указанiе на Юма, какъ на личность, занимающую такое высокое историческое положенiе, необходимо требуетъ опредƀленiя относительнаго его значенiя для каждаго изъ послƀдующихъ перiодовъ развитiя научной философiи и намƀчаетъ характеръ той критической оцƀнки, съ которою слƀдуетъ подходить къ нему въ настоящее время. Вполнƀ правильно будетъ поэтому всƀгда помнить и по отношенiю къ Юму то замƀчанiе, которое было сдƀлано однимъ изъ изслƀдователей перiода, ему предшествовавшаго, а имƀнно, что «Юмъ, какъ представитель своей эпохи, могъ отвƀчать только на возраженiя, предъявленныя его совремƀнниками, и если мы теперь можемъ ставить ему новыя, то этимъ мы никому другому, какъ ему, и обязаны». Настаивать на недостаточности Юма для настоящаго времƀни – не великое дƀло, какъ вƀрно замƀтилъ Сиджвикъ; но нелƀпо твƀрдить, будто научный методъ несостоятеленъ, потому что остается еще сдƀлать кое-что для его усовƀршенствованiя, какъ то замƀтилъ Клиффордъ[73]. Поворотъ къ Юму означаетъ поэтому не возстановленiе всƀй совокупности Юмовыхъ положенiй, а только возстановленiе направленiя и духа Юмовой философiи. Дешевые лавры легкаго торжества надъ Юмомъ нисколько не обезпечиваютъ поэтому торжества надъ тƀмъ направленiемъ, въ исходномъ пунктƀ котораго мы видимъ Юма. Замƀтимъ при этомъ, однако же, что такое историческое положенiе Юма вполнƀ указываетъ на его высокое значенiе для совремƀнной философiи и въ достаточной мƀрƀ оправдываетъ то вниманiе, которое онъ въ настоящее время всƀ болƀе и болƀе къ себƀ привлекаетъ. Въ самомъ дƀлƀ, въ Юмƀ мы видимъ великiй свƀточъ, озаряющiй путь цƀлаго ряда поколƀнiй,

 

 

–  245  –

 

чтимъ разумъ свƀтлый, плодотворный, генiальный, отличающiй «мудреца въ полномъ значенiи слова»[74].

Мы видƀли, какъ шла далƀе работа, начало которой было положено Юмомъ. Если мы припомнимъ теперь приведенныя выше характеристическiя черты ея и примемъ во вниманiе, что выработка принципа коррелативизма была тою почвою, на которой Лаасъ прочно утвƀрдилъ элиминацiонной методъ, хотя еще и не называемый, но обозначенный уже вƀсьма опредƀленно въ анализƀ, устраняющемъ математизированiе, рацiонализированiе и спиритуализированiе мышленiя и предостерегающемъ отъ стремленiя къ постиженiю сущностей, раскрытiю абсолюта и т.п., то уяснимъ себƀ вполнƀ связь этого принципа съ понятiемъ «чистаго опыта». Если же вмƀстƀ съ тƀмъ мы не упустимъ изъ виду, что потребность очищенiя мышленiя, обусловливающая «методъ элиминацiи», предполагаетъ приложенiе принципа «наимƀньшей траты силъ», – принципа, плодотворно приложимаго только при сведенiи количества элемƀнтовъ всякаго даннаго ряда къ минимуму, то ясно представимъ себƀ, какимъ образомъ

 

 

–  246  –

 

принципъ этотъ обусловливаетъ устойчивое состоянiе элемƀнтовъ даннаго ряда и указываетъ на минованiе надобности въ новой затратƀ силъ. Приводя на память отдƀльныя положенiя, выработанныя тƀми мыслителями, о которыхъ говорено было выше, намъ придется признать, что эти положенiя въ такой же мƀрƀ отвƀчаютъ принципу коррелативизма, какъ и элиминацiонному методу. Въ самомъ дƀлƀ, различенiе знанiя отъ пониманiя, отвƀрженiе объективированiя понятiй, выдƀленiе чисто-субъективнаго элемƀнта понятiй и стремленiя къ установленiю знанiя въ объективномъ его значенiи, вполнƀ отвƀчаютъ тƀмъ стадiямъ эволюцiи, которая въ концƀ-концовъ приводить къ послƀднему выводу элиминацiоннаго метода, формулированному въ предшествовавшей главƀ. Далƀе, въ извƀстныхъ намъ тезисахъ Лааса, какъ было только-что замƀчено, въ идеяхъ Риля, такъ ярко выставляющаго отрицательное отношенiе къ метафизическимъ измышленiямъ, не устранимымъ безъ критики понятiй, точно также очень ярко обнаруживается работа того же характера. У всƀхъ этихъ мыслителей, очевидно, идетъ разработка метода элиминацiи и, несомнƀнно, подготовляется отрицательное отношенiе къ признанiю философiи отдƀльною наукой: у однихъ философiя всƀцƀло сводится къ теорiи познанiя, у другихъ она является какъ синтезъ наукъ; нигдƀ нƀтъ яснаго обозначенiя обособленности ея предмета и метода. Многое, правда, остается еще неполнымъ, недосказаннымъ, половинчатымъ; происходить это вслƀдствiе нƀкоторыхъ заимствованiй у метафизики – у однихъ, скрытому тяготƀнiю къ идеализму – у другихъ[75], или отъ неправильной гносеологической оцƀнки результатовъ научнаго метода, или отъ ошибочнаго взгляда на объемъ ихъ охвата. Читатель, прослƀдившiй за нашимъ изложенiемъ, замƀтилъ, конечно, какъ ошибки и недомолвки однихъ исправляются и пополняются другими, и оцƀнилъ, вƀроятно, важность коллективной выработки понятiй[76]. Мы знаемъ уже, что

 

 

–  247  –

 

элиминацiонный методъ получаетъ полное раскрытiе у Авенарiуса, но нельзя не признать, что въ установленiи принципа экономизацiи силъ у Фольца и Маха мы встрƀчаемъ уже вƀсьма послƀдовательное и широкое приложенiе этого метода. Въ борьбƀ противъ рацiонализированiя опыта, въ отстаиванiи первенствующаго значенiя фактовъ, въ твƀрдомъ проведенiи взгляда на познаванiе, какъ на процессъ приспособленiя мысли къ дƀйствительности, а также и многихъ другихъ положенiяхъ, развиваемыхъ этими двумя писателями, мы видимъ уже начало установленiя понятiя «чистаго опыта», получающаго окончательную выработку у Авенарiуса. У Авенарiуса же впервые высказывается, наконецъ, мысль, что между философiей и наукой можно установить только условное или даже произвольное различiе, что философiя перестаетъ быть наукой въ обычномъ значенiи этого слова и остается только какъ философское, на единство предмета изученiя направленное мышленiе. Но за всƀмъ тƀмъ всƀ еще встрƀчаемъ здƀсь разсужденiе объ укдалƀ философiи; тƀнь отдƀльной науки еще продолжаетъ мелькать и какъ бы ищетъ себƀ точки опоры. Нужно еще одно, послƀднее усилiе – и призракъ этотъ, наконецъ, исчезаетъ безповоротно. Петцольдтъ договариваетъ мысль Авенарiуса до конца, онъ подводитъ принципъ наимƀньшей траты силъ подъ болƀе общее понятiе развитiя или эволюцiя, показываетъ, что наимƀньшая трата силъ есть только форма состязанiя конкуррирующихъ элемƀнтовъ и выясняетъ значенiе заключительнаго момента эволюцiи – устойчиваго состоянiя. Съ этой точки зрƀнiя философiя, какъ отдƀльная наука, теряетъ свой raison d'кtre. Выдƀлить ее, какъ самостоятельный элемƀнтъ, играющiй свою опредƀленную роль въ процессƀ эволюцiи, становится невозможнымъ потому, что такое выдƀленiе было бы и предвосхищенiемъ результата эволютивнаго процесса, и смƀшенiемъ средствъ съ цƀлью – состязанiя и устойчивости. Признанiе ея отдƀльною наукой и, вмƀстƀ съ тƀмъ, выразительницей

 

 

–  248  –

 

устойчиваго состоянiя всƀхъ элемƀнтовъ, принимавшихъ участiе въ эволюцiи, дƀлается немыслимымъ, такъ какъ такое признанiе грƀшило бы внутреннимъ противорƀчiемъ и, всƀ же-таки, не могло бы создать для философiи какое бы то ни было содержанiе, способное отрознить ее отъ общей совокупности спецiальныхъ дисциплинъ. Философiя, такимъ образомъ, перестаетъ быть отдƀльною наукой; она выходитъ изъ того ложнаго положенiя, которое создавало ей столько недоразумƀнiй и являлось источникомъ столькихъ, какъ сказалъ бы Лаасъ, конвульсивныхъ измышленiй. Истинное ея значенiе – быть мƀрою высоты научнаго отвлеченiя, показательницей шири научнаго обобщенiя, выразительницей характера науки, проявляющемся въ охватыванiи единичного взглядомъ, устремленнымъ на цƀлое, и привлеченiи представленiя цƀлаго для разсматриванiя единичнаго. Ничего болƀе нельзя требовать отъ науки и ея философiи. Нельзя не согласиться поэтому съ Авенарiусомъ, что терминъ «научная философiя» слƀдуетъ считать плеоназмомъ, оправдываемымъ только тƀмъ обстоятельствомъ, что истинное понятiе философiи остается и до сихъ поръ невыясненнымъ. Научную философiю всƀ еще представляютъ себƀ однимъ изъ направленiй отдƀльной науки – философiи – и не хотятъ видƀть въ ней упраздненiе всƀхъ этихъ направленiй, устраненiе этой мнимой философiи и замƀну всƀвозможныхъ созерцанiй и мечтанiй положительными результатами наукъ. Нашелся даже «проницательный» философъ, который въ терминƀ «научная философiя» усмотрƀлъ «рекламный характеръ»; но философъ этотъ и самъ не понималъ, конечно, что прорицалъ. Ужели называть общiй результатъ всƀхъ наукъ научнымъ менƀе основательно, чƀмъ выдавать лицемƀрiе и празднословiе за философiю?

Всякiй, кто вникнетъ въ разсматриваемый нами вопросъ, убƀдится, конечно, что какое бы то ни было рƀшенiе, уклоняющееся отъ указываемаго нами, не можетъ не быть искусственнымъ и химеричнымъ. Уже столько разъ было толкуемо и повторяемо, что древняя наука – философiя вовсƀ не осталась такою, какою она была тогда, когда отдƀльныя науки находились еще въ зачаточной степени развитiя и не могли и

 

 

–  249  –

 

мечтать о самостоятельности. Въ теченiе долгаго времƀни философiя выдƀляла изъ своихъ нƀдръ одну науку за другою, пока, наконецъ, всƀ содержанiе стало исчерпываться психологiей и тƀсно примыкающей къ ней теорiей познанiя. Память объ этомъ времƀни и до сихъ поръ еще держится у тƀхъ, которые отождествляютъ философiю съ названными науками и въ особенности съ послƀдней, но въ наши дни нельзя не считать уже безповоротно миновавшимъ то доброе старое время, когда основныя и руководящiя идеи психологiи созидались внƀ влiянiя наблюденiя и опыта и затƀмъ совсƀмъ готовыми поступали въ вƀдƀнiе науки о душƀ, которая и принимала ихъ какъ научныя истины. Теперь миражъ этотъ окончился, и поборникамъ отдƀльной науки – философiи только и осталось, что навязывать этой наукƀ содержанiе всƀй совокупности спецiальныхъ наукъ. Намъ незачƀмъ говорить еще и еще разъ, что такая комбинацiя ничƀмъ не можетъ искупить своей явной призрачности.

Смƀшенiе философiи съ теорiей познанiя, встрƀчаемое, какъ намъ извƀстно, и въ совремƀнной литературƀ, ведетъ, какъ то показываютъ многiе примƀры, къ сооруженiю изъ теорiи познанiя послƀдняго убƀжища для философiи, растерявшей всƀ свое содержанiе. Такой исходъ можно считать для философiи общимъ мƀстомъ; но мы имƀемъ въ виду указать теперь на одно исключенiе, интересное для насъ потому, что оно принадлежитъ нашей литературƀ и является поучительнымъ прецедентомъ того рƀшенiя нашего вопроса, которому посвящена наша настоящая работа. Мы имƀемъ въ виду статью г. А.Слƀпцова (Гдƀ искать основанiе здравой педагогикi?), помƀщенную въ Совремƀнномъ Обозрƀнiи, издававшемся Н.Л.Тибленомъ въ 1868 году. Въ этой превосходной статьƀ рƀшенiе нашего вопроса было бы предвосхищено за двадцать слишкомъ лƀтъ тому назадъ, если бы только указанное выше смƀшенiе не воспрепятствовало правильной постановкƀ вопроса. Указавъ задачу философiи въ познанiи сущаго, г. Слƀпцовъ, упустивъ изъ вида распаденiе философiи на отдƀльныя науки и перенесенiе изученiя познанiя въ одну изъ этихъ наукъ, утвƀрждаетъ, что философiя имƀетъ и другую задачу опредƀленiе границъ

 

 

–  250  –

 

доступныхъ человƀческому познанiю. Сопоставляя обƀ эти задачи и видя, что правильное рƀшенiе второй вовсƀ отнимаетъ raison d'кtre у первой, г. Слƀпцовъ усматриваетъ въ этомъ явленiи саморазложенiе философiи, а потому и говоритъ: «дƀло философiи окончено: опредƀливъ границы, доступныя человƀческому знанiю, она совƀршила всƀ, что могла». Послƀ исчезновенiя философiи мƀсто ея заступаетъ наука, «которая лучше соглашается знать сравнительно-немногое, лишь бы это немногое можно было доказать неопровƀржимо; наука поэтому и ограничилась предметами, доступными человƀческому изслƀдованiю». Намъ незачƀмъ настаивать теперь, что границы человƀческаго познанiя опредƀляетъ не философiя, a теорiя познанiя, и что задачею своей она ставить не одно только это опредƀленiе, но и изслƀдованiе акта познанiя въ самомъ широкомъ смыслƀ. Огульному осужденiю вмƀстƀ съ философiей она поэтому не подлежитъ. Выработавъ же взглядъ на познанiе, какъ на приспособленiе мышленiя къ явленiямъ дƀйствительности, установивъ различенiе представленiй и понятiй и указавъ на отношенiе пониманiя къ знанiю, гносеологiя сохранила отъ крушенiя не только себя, но и философiю, – не ту, конечно, которая бьется надъ постиженiемъ бытiя и разыскиванiемъ сущностей, но ту, которая, не обособляясь въ качествƀ особой спецiальной науки, неотдƀлима отъ научнаго познанiя и всƀгда служитъ показателемъ его роста и охвата, какъ мы то и указывали уже ранƀе[77]. Отрицанiе философiи, какъ отдƀльной науки, не есть еще отрицанiе самой философiи. Философiя, переставь играть обманчивую роль отдƀльной отрасли познанiя, становится тƀмъ, чƀмъ она и должна быть – знанiемъ общимъ; она проникаетъ во всƀ отдƀльныя дисциплины, всƀмъ имъ сообщаетъ присущiй ей духъ и такимъ образомъ завƀршаетъ то движенiе, которымъ испытующая критическая мысль свƀршала процесъ своего развитiя она придаетъ окончательную устойчивость тому положенiю, которое

 

 

–  251  –

 

подготовлялось всƀмъ предшествовавшимъ развитiемъ и которое, ранƀе окончательнаго распаденiя всƀй совокупности познанiя на отдƀльныя самостоятельныя группы, было невозможно, немыслимо. Въ этомъ смыслƀ идея научной философiи нова, въ этомъ смыслƀ она исключаетъ, какъ излишнее и безполезное, всƀ, принимаемое за истину мистиками и метафизиками. Старое остается, но остается какъ пережитое: горитъ электрическiй свƀтъ, но горитъ и лучина, и если есть люди, которые продолжаютъ спорить о томъ, откуда дымъ и копоть – это ихъ дƀло. Въ этомъ имƀнно смыслƀ и имƀетъ значенiе новое воззрƀнiе на философiю: оно ново, такъ какъ исключаетъ излишнее и безполезное повторенiе уже извƀстнаго.

Не надо упускать изъ вида, притомъ же, что указываемый нами переходъ къ устойчивому состоянiю, выражающiйся новымъ воззрƀнiемъ на характеръ и значенiе философiи, совƀршился при такихъ условiяхъ, которыя тоже можно назвать совƀршенно новыми. Дƀло въ томъ, что вслƀдъ за разложенiемъ первоначальной общей науки философiи на рядъ отдƀльныхъ, спецiальныхъ наукъ, наступила пора уразумƀнiя взаимной связи, существующей между всƀми этими науками, и дƀятельное исканie тƀхъ общихъ элемƀнтовъ, которые обосновываютъ эту связь. Это движенiе, не совсƀмъ точно названное возвращенiемъ наукъ къ философiи, было вƀрнƀе возрожденiемъ философiи на почвƀ положительнаго знанiя, процессомъ образованiя новой философiи, не предшествующей наукамъ и предвосхищающей ихъ истины, а завƀршающей ихъ работу и увƀнчивающей ихъ зданiе. Это движенiе совершалось, какъ то и очевидно, въ непосредственномъ взаимодƀйствiи съ указанною выше эволюцiей, руководимою элиминацiоннымъ методомъ, такъ какъ имƀло мƀсто въ пору установленiя теорiи познанiя, какъ самостоятельной дисциплины, и, слƀдовательно, не могло уже, какъ то было въ доброе старое время, отдаваться произволу личнаго творчества или увлекаться мечтательностью. Такимъ образомъ, выработка «чистаго опыта» и достигнутое при ея поередствƀ «устойчивое состоянiе» научной философiи совƀршилось при такихъ условiяхъ, которыя дружно способствовали намƀченному результату

 

 

–  252  –

 

и своею помощью гарантировали его успƀшность. Эта «новость» положенiя научной философiи и выражается въ противоположенiи ея старой метафизикƀ не только по постановкƀ вопросовъ, методу ихъ разработки и общему духу и характеру, – на что столько разъ было уже нами указано, но и по ея исходной точкƀ, не имƀющей ничего общаго съ тою пустотой, къ которой отправлялъ Фауста Мефистофель, – пустотой, гдƀ нƀтъ ни опоры, ни почвы, гдƀ царитъ созерцанiе и гдƀ пребываютъ таинственныя «матери», которыя «однƀ лишь схемы видятъ». Въ исходной точкƀ новой философiи нƀтъ ничего загадочнаго, никакой «бездны пустоты безъ очертанiя и границъ», а только опытъ и методическое мышленiе. Изъ мистической нустоты, обманчивой и скучной, мысль ринулась въ полноту жизни, въ полноту фактовъ, и твƀрдо установилась на незыблемомъ берегƀ дƀйствительности.

 

–––––

 

Рƀшая вопросъ о томъ, «чтт такое научная философiя», мы, само собою разумƀется, держались въ области чистой теорiи; но результатъ, полученный нами, переходитъ ея предƀлы: онъ указываете на «законченное мiровоззрƀнiе» и сводить его на совокупность отдƀльныхъ дисциплинъ, сознающихъ свою взаимную связь и проникнутыхъ, благодаря этому сознанiю, духомъ цƀльности и общности, иначе говоря – духомъ философскимъ. Понимая, такимъ образомъ, воздƀйствiе на «законченное мiровоззрƀнiе» выясненной нами «элиминацiи» философiи, какъ отдƀльной науки, мы утвƀрждаемъ тƀмъ самымъ, что «научная философiя», какъ мы ее разумƀемъ, обнимаетъ въ полной мƀрƀ «понятiе о работƀ, которую можетъ производить человƀкъ», т.-е. обнимаетъ не только умозрƀнiе, но и дƀйствiе или, выражаясь языкомъ Ог.Конта, не только «область науки, но и область искусства». Неразрывную связь этихъ двухъ областей прекрасно показалъ одинъ изъ представителей научной философiи въ Германiи – проф. Гарнакъ – въ рƀчи, произнесенной имъ въ обществƀ естествоиспытателей въ Дрезденƀ, въ 1885 году. Въ прежнее время думали, – говорить Гарнакъ, – что сущность природы всƀцƀло представляется нашимъ мышленiемъ, такъ что

 

 

–  253  –

 

въ нашемъ разумƀ не оказывается никакого различiя между мiромъ и его отобразомъ. Дƀйствительное изслƀдованiе раскрываетъ намъ, напротивъ того, предƀлы нашего познанiя, показывая, съ одной стороны, твƀрдо установленныя предрасположенiя нашего разума, и оставляя – съ другой – мнимые основные вопросы познанiя безъ отвƀта. По этой причинƀ значенiе всƀго, вырабатываемаго наукою, можетъ быть измƀрено лишь прiобрƀтеннымъ имъ влiянiемъ на дƀятельную жизнь человƀчества, на жизнь, во всƀмъ объемƀ ея разнообразныхъ духовныхъ и тƀлесныхъ потребностей, во всƀй шири ея общественности. И стоить только сознанiю этой служебной роли науки понизиться, стоить только взять перевƀсъ надъ нимъ склонности къ отвлеченному познанiю истины, какъ немедленно же обозначается печать безплодiя и безпорядочности въ научныхъ изысканiяхъ. Великою истиною слƀдуетъ поэтому признать парадоксальное мнƀнiе Гёте, что «auch in den Wissenschaften kann man eigentlich nichts wissen, es will immer gethan sein»[78].

Тƀсная связь между наукою и искусствомъ, вытекающая изъ самаго понятiя научной философiи, требующей взгляда,

 

 

–  254  –

 

устремленнаго на цƀлое, даетъ намъ идею объ объемƀ всƀго содержанiя философской доктрины, охватывающей всю совокупность дƀятельности, на которую способенъ человƀкъ. Этика, въ области которой имƀнно и лежитъ переходъ отъ мышленiя къ дƀйствiю, долго, считалась, а иными и теперь считается, чуть не открытою двƀрью для метафизики. Ключъ отъ этой двƀри находится, однако же, не здƀсь, а опять-таки въ рукахъ теорiи познанiя, отъ достоинства которой и зависитъ, или охранить этотъ входъ, или оставить его открытымъ. Этика, какъ бы мы ни разсматривали ее какъ науку, или какъ искусство, т.-е. съ теоретической или съ практической ея стороны, нисколько въ метафизикƀ не нуждается; не обходится же она безъ метафизики только у такихъ мыслителей, которые вездƀ, а не въ одной только этикƀ, видятъ заопытныя умозрƀнiя и чуть не во всякомъ отвлеченномъ понятiи усматриваютъ переходъ къ трансцендентному. Представители научно-философской школы ясно показали, что сведенiя къ условiямъ общественности совƀршенно достаточно для уясненiя происхожденiя, послƀдовательнаго развитiя и условiй дальнƀйшаго споспƀшествованiя человƀческой нравственности. Только слƀдуя принципу «антропономiи» нравственныхъ началъ, возможно надƀяться на наступленiе «regnum hominis» въ высшемъ значенiи этого понятiя, предполагающемъ власть человƀка и надъ природою, и надъ самимъ собою[79]. Что же касается до основоположенiй этики, какъ науки, т.-е. тƀхъ имƀнно принциповъ, которые должны лечь въ основанiе этики, какъ теорiи искусства, то она,

 

 

–  255  –

 

«подобно всякой другой положительной наукƀ, не считаетъ для себя возможнымъ переступать за предƀлы опыта и отрƀшаться отъ всƀго того, что констатировано согласно законамъ опыта, и такъ какъ вмƀстƀ съ тƀмъ она не притязаетъ на познанiе первоустоя (Urgrund) коррелативнаго бытiя, то и устраняетъ изъ своей области всƀ тƀ вульгарные психологическiе мотивы, на которыхъ построяется ходячая обыденная мораль, и отрицаетъ необходимость обоснованiя своей устойчивости на опорƀ о какую бы то ни было метафизику». По этой причинƀ, «этика, какъ наука, должна ограничиться раскрытiемъ психологическаго и историческаго происхожденiя и основанiя нравственныхъ законовъ и указанiемъ на пути, ведущiе къ ихъ развитiю». И въ самомъ дƀлƀ, продолжаетъ далƀе Лаасъ, ссылаясь на Ульрици, нелƀпо выводить достовƀрное изъ недостовƀрнаго и ясное изъ неяснаго, а само по себƀ лишенное прочности зданiе укрƀплять на зыбкомъ, совƀршенно

 

 

–  256  –

 

непрочномъ грунтƀ. Вƀдь если наши этическiя понятiя нуждаются въ болƀе прочномъ обоснованiи и болƀе ясномъ формулированiи, то всƀ же они достовƀрнƀе и очевиднƀе основанiй и положенiй метафизики»[80].

Итакъ, всƀ отдƀльныя научныя дисциплины, а также и всю область человƀческой дƀятельности, охватываемую теорiею искусства, заключаетъ въ себƀ и проникаетъ собою общее понятiе научной философiи, – всƀхъ ихъ, какъ совокупность ученiй о единичномъ, имƀетъ она въ виду, не теряя вмƀстƀ съ тƀмъ и цƀлое изъ области своего кругозора и постоянно привлекая это цƀлое къ изученiю единичнаго. Поступая такъ, она слƀдитъ и за мышленiемъ человƀка, и за его дƀятельностью, и видя въ послƀдней завƀршенiе перваго, не уносится въ сферы безпечальнаго созерцанiя, но всƀгда остается живымъ познанiемъ, наукою жизни. Въ этой ея постановкƀ осуществляется завƀтъ перваго ея провозвƀстника, утвƀрждавшаго, что «человƀкъ долженъ внимать голосу природы, который, повелƀваетъ ему подчиниться стремленiю къ знанiю, и вмƀстƀ съ тƀмъ требуетъ, чтобы знанiе это было человƀчнымъ, чтобы оно никогда не теряло прямого отношенiя къ дƀйствiю и общественности. Я воспрещаю абструзныя мысли и глубокiя изысканiя, гласитъ природа; я строго караю неповинующихся мрачною задумчивостью, въ которую будетъ повƀргать ихъ усугубленiе въ мысляхъ, безконечною недостовƀрностью, въ которой отвлеченныя умозрƀнiя будутъ держать ихъ, холоднымъ прiемомъ, съ которымъ будутъ встрƀчены всƀ ихъ мнимыя открытiя. Будь философомъ, но и со всƀю философiею твоею оставайся человƀкомъ»[81].

 

Примечания

 



[1] Н.Гротъ: «Къ вопросу о реформƀ логики», стр. 13 и 15. А.Козловъ: «Очерки изъ исторiи философiи», стр. 6.

[2] А.Raciborski: «Podstawy teoryi poznania w systemie logiki J.S.Мllа». Т. I, str. 28.

[3] Fr.Paulsen: «Ueber die principiellen Unterschiede erkenntnisstheorethiseher Anschaungen» (Vierteljahrschrift fьr wiss. Philosophie, I Jahrgang, 2 Heft).

[4] См. «Le Positivisme par Andrй Poлy», Paris, 1876 г.

[5]  «Auguste Comte et la philosophie positive» par E. Lillrй. Paris, 1863, p. 107.

[6] Auguste Comte. «Cours» I, p. 98.

[7]  «Qu'est ce que la gйologie?» La philosophie positive, Rеvue, 1867, No 1.

[8] Comte, «Cours», I, p. 58.

[9] Id. V, р. 15.

[10] G.Wyrouboff, «Le certain et le probable, l'absolu et le relatif». (La phil. pos. Revue. 1867. No 2).

[11]  «Rivista di filosofia scientifica». Vol. VII. Giuguo. 1888, p. 378.

[12] См. «Критическое Обозрƀнiе» за 1880 г., NoNo 2 и 7.

[13]  «Rivista di filosofia scientifica» Vol. IX, Novembre, 1890, p. 703. Philosophische Monatshefte. XXVII Band. Heft 3 и 4. S. 228.

[14] Мы считали свое мнƀнiе о гг. Вырубовƀ и де-Роберти достаточно обоснованнымъ, а потому не безъ удивленiя узнали теперь, что В.С.Соловьевъ счелъ нужнымъ взять подъ свою защиту обоихъ этихъ господъ. Въ замƀткƀ, помƀщенной въ 5 кн. журнала Н.Я.Грота, г. Соловьевъ, упомянувъ о томъ, что его юношеская диссертацiя «Кризисъ западной философiи» возбудила гнƀвъ г. де-Роберти, принимается поучать, что названные «почтенные и добросовƀстные писатели» содƀйствовали-де тоже изцƀленiю русскихъ умовъ отъ матерiалистической эпидемiи посредствомъ Контовскаго позитивизма, а потому можно не соглашаться съ ними, можно порицать ихъ, но порицанiе, справедливости ради, не должно переходить въ глумленiе. Поученiе г. Соловьева было бы для насъ, конечно, совƀршенно сокрушительно, если бы изъ-за него слишкомъ ужъ не сквозило совƀршенное незнанiе г. Соловьевымъ тƀхъ лицъ, которыхъ онъ принялъ подъ свою защиту. Начнемъ съ г. Вырубова. Писатель этотъ всю жизнь писалъ по-французски и кромƀ трехъ бƀглыхъ замƀтокъ по философскимъ вопросамъ, а имƀнно: двухъ фельетоновъ въ «Петерб. Вƀд.» Корша и коротенькой статейки въ «Критическомъ Обозр.» 1880 г. No 5, ничего о философiи на русскомъ языкƀ не печаталъ и, слƀдовательно, въ споспƀшествованiи изцƀленiя русскаго общества отъ какой бы то ни было философской язвы нисколько неповиненъ. Почтененъ же и добросовƀстенъ онъ въ той мƀрƀ, въ которой почтенны люди, добросовƀстно вредящiе тому дƀлу, которому берутся, служить. Что же касается г. де-Роберти, то В.С. знаетъ его, очевидно, еще менƀе, нежели г. Вырубова, если по прошествiи 16 лƀтъ, прошедшихъ послƀ извƀстнаго диспута, воображаетъ что этотъ г. де-Роберти возражалъ ему тогда и, какъ онъ выражается, проявлялъ при этомъ гнƀвъ свой противъ г. Соловьева. Смƀемъ увƀрить г. Соловьева, что возражалъ ему не поборникъ позитивной метафизики, а докторъ математики С.В. де-Роберти, никогда никакихъ трактатовъ по философiи не писавшiй и извƀстный какъ почтенный дƀятель твƀрского земства. Если такого даже обстоятельства, какъ простой перечень сочиненiй или ознакомленiе съ личностью возражавшаго на диспутƀ ускользнули отъ вниманiя г. Соловьева, и если вмƀстƀ съ тƀмъ онъ не представляетъ намъ никакихъ данныхъ, обнаруживающихъ его знакомство съ защищаемымъ имъ писателемъ, то мы рƀшаемся предположить, что, оставивъ мелочные счеты и не обезпокоивая себя отдачею намъ долга «съ процентами», г. Соловьевъ въ состоянiи будетъ занять положенiе сторонняго зрителя и откровенно сказать, что онъ сочиненiй гг. Вырубова и де-Роберти не читалъ и судить о достоинствƀ ихъ не можетъ.

[15]  «Критическое Обозрƀнiе» 1880 г., No 5.

[16]  «La philosophie positive». Revue 1867, No 1, p. 156.

[17] Pedro Estasйn у Сortada: «El Positivismo т sistema de las ciencias esperimentales». Barcelona, 1877. – Оctavio Lois: «Lo accecible y lo inaccecible». Estudios populares di Filosofia positivista. Madrid, 1886.

[18] Pascuale Villari: «Saggi di storia, di critica e di politica». Firenze, 1868.

[19] A.Angiulli: «La filosofia e la ricerca positiva. Quistioni di filosofia contemporania». Napoli 1869. Rassegna critica, 1881–87.

[20] E.Mоrselli: «La filosofia monistica in Italia. (Rivista di filosofia scientifica». Gennaio, 1887.

[21] Окончивъ изложенiе тƀхъ мыслей, которыя мы сочли нужнымъ высказать о Контовскомъ позитивизмƀ, отмƀтимъ еще одну невƀрность, вкравшуюся въ цитированную уже выше замƀтку В.С.Соловьева относительно перенесенiя позитивизма на нашу почву и его распространенiя. Г. Соловьевъ полагаетъ, что это перенесенiе и распространенiе было дƀломъ Н.К.Михайловскаго, г. Е. де-Роберти и пишущаго эти строки. На самомъ дƀлƀ же, ранƀе, нежели хоть одинъ изъ насъ написалъ строчку о позитивизмƀ, существовала уже цƀлая литература о немъ, а имƀнно:

Бокль. Исторiя цивилизацiи въ Англiи. Два перевода 1863 и 64 г.

Дж.Ст.Mилль. Разсужденiя и изслƀдованiя. Спб. 1864.

– Система логики. Спб. 1865.

Η.Π-въ. Мысли о позитивной философiи. «От. Зап.» 1865.

Д.И.Πисaревъ. Историческiя идеи Ог.Конта. «Русское Сл.» 1865.

Э.К.Вaтсонъ. О. Контъ и позитивная философiя. «Соврем.» 1865.

Дж.Ст.Mилль. Утилитарiанизмъ. Спб., 1866.

Дж.Г.Льюисъ. Исторiя философiи. Спб., 1866.

Герб. Спенсеръ. Классификацiя наукъ со статьею о причинахъ разногласiя съ философiею Конта. Спб., 1866.

Льюисъ и Милль. Ог. Контъ и положительн. философiя. Спб., 1867 г.

П.Л.Задачи позитивизма и ихъ рƀшенiе. «Соврем. Обозр.» 1868.

А.Слƀпцовъ. Гдƀ искать основанiя здоровой педагогикƀ? «Совр. Обозр.» 1868.

Кромƀ того, въ началƀ 60-хъ годовъ была помƀщена въ «Русск. Сл.» статья Бибикова «О предƀлахъ человƀческаго знанiя», представляющая сокращенное изложенiе брошюры Литтри «Paroles de philosophie positive».

[22] J.S.Mill: «Mes mйmoires». Trad. de l'angl. par M. E. Gazelles. Paris, 1874. – «Auguste Comte et le positivisme». Trad. de l'angl. par G. Clйmenceau. Paris, 1868. – «An examination of sir William Hamilton's phylosophy». Fifth edition. London, 1878, passim.

[23] Th.Ribot. «La phsychologie anglaise contemporaine». Paris, 1875, p. 99–100.

[24] Л.Лопатинъ. «Положительныя задачи философiи», стр. 15 и 4.

[25] Id. und Pos. I. S. 183–184.

[26] Замƀтимъ при этомъ случаƀ, что «Idealismus und Positivismus» Лааса, по его же словамъ, вƀсьма напоминаетъ «Examination» Милля по основной идеƀ, по плану и отчасти по выполненiю. Нƀкоторая неполнота послƀдняго возмƀщается въ другихъ сочиненiяхъ Лааса; такъ, этико-психологическимъ главамъ «Изслƀдованiя» соотвƀтствуетъ статья Лааса въ «Vierteljahrsschrift fьr wissenschaftliche Philosophie». Bd. IV–VI; по нƀкоторымъ другимъ вопросамъ – работы, указанный въ III томƀ «Id. u. Pos.», стр. 667.

[27] Риль передаетъ выраженiе «belief» словами «Gewissheit», «Ueberzeugung, находя слово «Glaube», по двусмысленности своей, неумƀстнымъ въ философскомъ сочиненiи. На этомъ основанiи и мы остановились на словƀ «увƀренность» (См. Α.Riehl. Der Philosophische Kriticismus. I В. S. 65).

[28]  «Examination», p. 24.

[29] Ibid., р. 50.

[30] Необходимость терминовъ, соотвƀтствующихъ англiйскимъ «presentation» и «representation» сама собою ведетъ къ термину «воспредставленiе», долженствующему выразить воспроизведете представленiя памятью.

[31]  «Critical miscellanies», by John Morley. London, 1886. Vol. III, pp. 37–54), – «A Handbook of the history of Philosophy», by E.Belfort Bax. London, 1886, pp. 377–378. – «La phychologie anglaise contemporaine». 2-me йd. Paris, 1875, pp. 99 et suiv.

[32] Μοrley, ibid.

[33] Замƀтимъ, что сближенiе Конта и Спенсера ничƀмъ не оправдывается. О Спенсерƀ давно извƀстно, что «онъ готовъ бы содрать съ себя кожу, еслибъ замƀтилъ на ней пятна позитивной философiи».

[34] Позволимъ себƀ здƀсь одно только замƀчанiе, – не о мнƀнiи г. Соловьева, а лишь по его поводу. Теорiя Милля, какъ мы видƀли выше, не лишена нƀкоторыхъ уклоненiй къ сторонƀ метафизики и однимъ изъ своихъ положенiй примыкаетъ къ Канту, котораго г. Соловьевъ считаетъ «отцомъ всякой метафизики» (стр. 123) и призывъ къ которому, но мнƀнiю г. Соловьева, есть призывъ къ метафизикƀ. Положимъ, что все это такъ и есть; но какимъ же образомъ случилось, спросимъ мы въ такомъ случаƀ, что въ замƀткƀ, согласно основной мысли которой поворотъ отъ Конта къ Канту одобряется какъ поворотъ къ метафизикƀ и въ силу такого его характера вмƀняется въ заслугу тому, кто совƀршилъ его, – какимъ образомъ въ этой самой замƀткƀ психологическая теорiя Милля могла оказаться образцово-нелƀпою? Указывая на это противорƀчiе, мы вскрываемъ логическую несостоятельность замƀтки г. Соловьева; что же касается ея фактической несостоятельности, то она вполнƀ обнаруживается при удобныхъ случаяхъ въ другихъ главахъ.

[35] A.Bain. The Meaning of «Existence» and Descartes᾽ «Cogito» (Mind 1877, April, pp. 259–214).

[36] См. Т.Н.Huxley. «Reden und Aufsдtzen naturwissenschaftlichen, pдdagogischen und philosophischen Inhalts». Deutsche autorisirte Ausgabe. Berl., 1879.

[37]  «The Physiology оf Mind».Third edition. London, 1876, p. 13.

[38] Henry Maudsley. «Natural causes and supernatural seemings». London, 1886. Part. III, Section VIII.

[39] Leslie Stephen, «History of english thought in the eighteenth century». In two volumes, 1881, и его же: «The science of Ethics». London, 1882, passim.

[40] James Sully: «Illusions. A psychological study». London, 1881, p. 295 и его же: «Outlines of psychology». London, 1884, p. 15.

[41] Revue philosophique 1876, Т.П.Alexandre Main, «Le positivisme anglais et le systиme de Comte», pp. 280–284.

[42] Mill. «Examination» etc., примƀчанiе, стр. 273–274.

[43] Подробнƀе о Гёзри въ нашихъ Этюдахъ и очеркахъ, стр. 344–354.

[44] См., между прочимъ, Е. Dьhring's «Kritische Geschichte der Philosophie», S. 531–537.

[45] Huxley, o. c., S. 137.

[46] Dr. Н.Vaihinger. «Commentar zu Kants Kritik der reinen Vernunft». I Band. Stuttgart, 1881–82. §§ 13 und 14.

[47] Vierteljahrsschrift fur wiss. Philоs., 87. II Heft, S. 204.

[48] Ernst Laas «Kants Analogien der Erfahrung», Berlin, 1876, S. 2. – Hans Vaihinger «Hartmann, Dьhring und Lange». Iserlo hn 1876, S. 30. – W.Wundt. «Logik». Stuttgart, 1883. II-er Band., S. 619

[49] Ср. Dьhring. «Kritische Geschichte der Nationalцkonomie und des Socialismus». 1875. S. 256.

[50] R.Eucken. «Zur Wьrdigung Comte's und des Positivismus. (Philosophische Aufsдtze). Ed. Zeller zu seinem fьnfzigjдhrigen Doctor-Jubilдum gewidmet». Leipz., 1887.

[51] Robert Zimmermann. «Kant und die Positive Philo Sophie» Wien, 1874, S. 36. – Laas. «Idealismus und Positivismus», I. S. 183.

[52] Maximilian Brьtt. Der Positivismus etc S. 48–60.

[53] Laas, ibid. – C.Gцring. «System der kritischen Philosophie». Leipz., 1875. II Theil, S. 10–12.

[54]  «Положительныя задачи философiи». Часть первая. «Область умозрительныхъ вопросовъ». Л.Лопатина. Москва, 1886, стр. 7. И.Mилославскiй. «Типы совремƀнной философской мысли въ Германiи». Казань, 1878. Εго-же: «Основанiя философiи какъ спецiальной науки». Казань, 1883. Г. Гротъ. «О направленiяхъ и задачахъ моей философiи». Москва 1886, стр. 10.

[55] Цитируемъ по «Revue philosophique», 1890, No 12, p. 613.

[56] Л.Лопатинъ. «Положительный задачи философiи». ч. I, стр. 16 и 17.

[57] Н.Гротъ. «О направленiи и задачахъ моей философiи». Москва, 1886 г., стр. 10.

[58] В.Ρозановъ. «Важнƀйшiя теченiя русской философской мысли». (Вопр. филос. и психол. кн. 3, стр. 22).

[59] Для цитатъ мы пользуемся прекраснымъ переводомъ Е.Ɵ.Корша, придерживаясь, впрочемъ, принятой нами ранƀе терминологiи.

[60] Лопатинъ, о. с., стр. 15.

[61] Dr. Alois Riehl: «Ueber wissenschaftliche und nichtwissenschaftliche Philosophie. Eine Akademische Antrittsrede». Freiburg, I. В., 1883.

[62]  «Philosophische Monatshefte». XII Band, 2 Heft, S. 443.

[63]  «Интересно, и для людƀй, чуждыхъ философiи, въ высшей степени поразительно то, что и Кантъ также по времƀнамъ является представителемъ позитивистской точки зрƀнiя, – говорить Лаасъ. Мƀста, въ которыхъ великiй апрiористъ обнаруживаетъ эту точку зрƀнiя, не рƀдкость у Канта и въ такой же мƀрƀ могутъ представлять собою матерiалъ для эмпирической системы, въ какой другiя являются годными для его трансцендентальной метафизики». «Id. und. Pos.» I, S. 185). Это, конечно, не открытiе; но тƀмъ удивительнƀе, что В. С. Соловьевъ, котораго никакъ нельзя считать чуждымъ философiи, старается увƀрить своихъ читателей, что тотъ, кто – какъ онъ выражается – призываетъ къ Канту, служить обращенiю общества къ метафизикƀ, такъ какъ Кантъ есть «источникъ всякой метафизики». (Вопр. филос. и психол., кн. 5, стр. 123). Явный этотъ non-sens сорвался у почтеннаго В.С., очевидно, только потому, что онъ слишкомъ увлекся задуманнымъ имъ полемическимъ прiемомъ – возврата долга, да еще и «съ процентами» посредствомъ фальшивыхъ похвалъ. Опытъ показалъ еще разъ, что въ литературƀ, какъ и въ жизни, долги не погашаются тƀмъ способомъ, который избралъ г. Соловьевъ, и не только не погашаются, а растутъ пропорцiонально значенiю той отрицательной цƀнности, которая представляется для расплаты.

[64] Скептицизмъ, о которомъ здƀеь идетъ рƀчь, и есть имƀнно тотъ, который у насъ недавно еще хотƀли выдать за характеристическiй признакъ нашего нацiональнаго ума. Скептицизмъ этотъ, увƀряли насъ, мало похожъ на здоровое сомнƀнiе Декарта или Канта; нашъ скептицизмъ стремится будто бы поразить «самую идею достовƀрности истяны», стремится «подорвать самый интересъ къ познанiю» и имƀетъ своею формулой: «все одинаково возможно и все одинаково сомнительно». Странное дƀло, однако же: нƀтъ никакой возможности указать хоть на одно лицо, въ которомъ такого рода скептицизмъ нашелъ бы у насъ свое воплощенiе, а между тƀмъ на Западƀ онъ проводился не разъ систематически въ отдƀльныхъ сочиненiяхъ и находилъ одобренiе въ журналахъ. Лаасъ борется съ нƀсколькими изъ представителей этого скептицизма, а у насъ они нейзвƀстны даже и по имƀни. Что же это за удивительный русскiй скептицизмъ! (Кромƀ Idealismus und Positivismus. III, S. 506 und 671, см. статью Лааса въ Vierteljahrsschrift fьr Wiss. Ph. VI Jahrgang. Zweites Heft, S. 231–247).

[65] Читателю, интересующемуся разсматриваемымъ здƀсь вопросомъ, слƀдуетъ обратить вниманiе на соч. ученика Лааса Кейбеля (М.Кеibel) Werth und Ursprung der philosophischen Transcendenz. Berlin, 1886.

[66]  «Die Ethik als Wissenschaft mit besonderer Berьcksichtigung der neuern englischen Ethik». Eine philosophische Abhandlung von Dr. Hans. Voltz. Strassburg, 1886.

[67]  «Id. und Posit.», III, S. 260.

[68] Авенарiусъ указываетъ здƀсь тотъ фактъ, который К.Гёрингъ называетъ переходомъ пониманiя въ знанiе.

[69] О закономƀрности пользованiя терминомъ абсолютный см. наши Этюды и очерки, стр. 327 и слƀд.

[70] П.Mилославскiй. «Типы совремƀнной философiи въ Германiи», стр. 280–281.

[71] См. «Ueber die gegenwдrtige Lage der deutschen Philosophie». Akademische Antrittsrede gehalten von Dr. Riсhard Fаlkenberg. Leipzig. 1890. S. 11.

[72] Мнƀнiе это высказано при пренiяхъ о тезисахъ Штукенберга въ Берлинскомъ философскомъ обществƀ 28 февраля 1885 г. (См. «Grundprobleme in Hume». Vortrag von Prof. J.H.W.Stuckenberg nebst der dabei stattgehalten Discussion. Halle a. S. 1887).

[73]  «Lectures and Essays» by the late W.К.Сliffоrd. London, 1886, p. 34.

[74] A.Riehl о. с. 1, S. 71. Иначе смотритъ на Юма г. Козловъ. Говоря объ «очищенiи» Юмомъ филоcофiи отъ метафизики, г. Козловъ старается насъ увƀрить, что Юмъ «поступилъ съ философiей какъ Крыловскiй крестьянинъ, чистившiй червонецъ пескомъ, дресвой и мƀломъ; червонецъ сталъ чистъ и блестящъ, какъ жаръ, но вмƀстƀ съ тƀмъ потерялъ прежнiй вƀсъ и цƀну». Г. Козловъ ставитъ себя, такимъ образомъ, въ то самое положенiе, въ которомъ стоитъ къ крестьянину Крыловъ, считающiй этого крестьянина, по безпредƀльному благодушiю своему, только «простакомъ», Выходитъ что Юмъ – простакъ, не то, что г. Козловъ, а кто такiе всƀ эти Милли, Лаасы, Авенарiусы – и говорить ужъ нечего. Если мы припомнимъ, что всƀ они продолжали чистить ужъ обезцƀненный Юмомъ червонецъ, то едва-ли сможемъ угадать тƀ эпитеты, которыми наградить ихъ г. Козловъ, когда возмутительный фактъ этотъ дойдетъ до его свƀдƀнiя. Или, быть можетъ, совƀршаемое г. Козловымъ попятное движенiе настолько увлечетъ его въ глубь вƀковъ, что «голосъ» нашихъ злосчастныхъ философовъ никогда не достигнетъ его слуха. Когда бъ то! По крайней мƀрƀ, идеи этихъ «истинныхъ мыслителей» не подвƀргнутся тому передергиванiю, котораго, подъ перомъ г. Козлова, не избƀгъ, какъ то было доказано критикомъ компетентнымъ и къ г. Козлову снисходительнымъ, и самъ Юмъ.

[75] У Гёфдинга, по его собственному признанiю. См. «Archiv fьr Geschichte der Philosophie». Band II, Heft 1, S. 74.

[76] Мы имƀемъ въ виду ошибки и недомолвки чисто-философскаго характера, такъ какъ умолчанiе объ ошибкахъ историческихъ, къ числу каковыхъ можно отнести, напримƀръ, сведенiе Рилемъ всƀй греческой науки къ метафизикƀ, или педагогическихъ, встрƀчающихся у Гёринга и Лааса, не имƀетъ для насъ ровно никакого значенiя.

[77] См. статьи наши въ журналƀ «Дƀло» 1883 г. и «Сƀв. Вƀстн.» 1886 г., перепечатанныя въ «Этюдахъ и очеркахъ», стр. 276–291, 355–363.

[78] Axel Harnасk. «Naturforschung und Naturphilosophie». Leipzig, 1885. S. 9. Отмƀтимъ при этомъ случаƀ, что Гёте не разъ высказывался о значенiи дƀятельнаго начала въ жизни человƀка и соотношенiи этого начала къ познанiю. Въ «Вильгельмƀ Мейстерƀ» онъ говорить, что «дƀятельность есть назначенiе человƀка, и что всякiй невольный досугь долженъ быть употребляемъ для болƀе яснаго познанiя внƀшняго мiра въ видахъ облегченiя грядущей дƀятельности». Въ письмахъ своихъ онъ очень часто возвращается къ этой темƀ; но нигдƀ не выразилъ онъ своей мысли такъ ярко, какъ въ «Фаустƀ», гдƀ онъ иронизируетъ надъ метафизикой, которая даетъ отвƀты на всƀ – «доступно-ли это, недостуяно-ль намъ», и надъ пустымъ гелертерствомъ, которое всƀгда вытƀсняется, когда человƀкъ начинаетъ заниматься дƀломъ и перестаетъ «болтать по пустякамъ»; и гдƀ онъ со свойственною ему поразительною энергiею высказываетъ «послƀднюю и святую мысль» Фауста о великомъ значенiи вƀчной и неустанной борьбы и ея плодотворности.

 Что же касается до тлетворнаго влiянiя на дƀятельное начало метафизическихъ спекуляцiй, то яркiй примƀръ его представляетъ Edwin Hatch въ его «Hibbert Lectures, 1888». См. Въ особенности окончанiе V главы.

[79] Мы имƀемъ въ виду Лааса и Фольца, на сочиненiя которыхъ было нами указано ранƀе, и кромƀ того еще на книгу Гижицкаго (Giџycki) «Moralphilosophie», Leipzig, 1888, и брошюру Чески (G. Cesca), сотрудника Авенарiуса – «La morale della filosofia positiva. Verona-Padova», 1866. Отмƀтимъ при этомъ случаƀ и сочиненiя еще двухъ писателей – одного англiйскаго, другого американскаго – во многихъ отношенiяхъ близкихъ по своимъ воззрƀнiямъ къ научно-философской школƀ, а имƀнно J.Cotter Morison. «The Service of Man». London, 1887, и Lester Ward. «Dynamic Sociology». New-York. 1883. Лестеръ Уордъ особенно настаиваетъ на экономизацiи психическихъ силъ и цƀлесообразномъ ихъ направленiи и очень обстоятельно выясняетъ необходимость замƀны въ области искусства объективной точки зрƀнiя науки точкою зрƀнiя субъективною. Субъективная точка зрƀнiя, какъ показалъ Лестеръ Уордъ, имƀетъ руководительное значенiе въ области научной теорiи человƀческой дƀятельности или дƀйственной соцiологiи, какъ ее называетъ Уордъ, и приводить къ уясненiю тƀхъ основоначалъ этой дƀятельности, безъ которыхъ роли человƀка по отношенiю къ природƀ пришлось бы остаться навсƀгда пассивной. Лестеръ Уордъ настаиваетъ на примƀненiи строго-телеологическаго метода воздƀйствiя на природу, долженствующемъ поднять человƀка на высоту владыки природы и установить, вмƀсто шаткаго и медленнаго прогресса, подвигающiйся твƀрдою поступью прогрессъ сознательно-телеологическiй. Философiи, освобожденной отъ туманныхъ метафизическихъ умствованiй, предстоитъ обширная и трудная работа воздƀйствiя на жизнь и всƀсторонняго улучшенiя ея. Ей предстоитъ, какъ то прекрасно выяснилъ Уордъ, провƀсти идею необходимости перемƀнъ во всƀхъ сферахъ жизни, внушить предпочтете производительной умственной работы надъ губительною гимнастикой мысли и возбудить вкусъ къ изученiю вопросовъ, способствующихъ человƀческому благу, вытƀсненныхъ теперь пустымъ многознанiемъ, и повлiять на устраненiе изъ области общественныхъ отношенiй преобладанiя традицiи и рутины. Теоретическая мысль, которая потеряла бы изъ вида эту основную жизненную цƀль свою, оказалась бы неспособною пользоваться своими обновленными силами и снова превратилась бы въ пустое и безплодное созерцанiе.

[80] Laas, o. c. S. 93–97.

[81] D.Hume. «An enquiry concerning human understanding». Ed. of Green and Grose, p. 6.